— Мы организовали тайное общество, — наконец говорит Дина.
Сперва мне кажется, что я ослышалась, — даже для меня, с моей богатой фантазией, это прозвучало как-то странно.
— Тайное общество? — повторяю я с сомнением.
Габриэль кивает.
— «Зеленый круг», — объявляет он торжественно.
— Если хочешь, можешь к нам присоединиться, — говорит Дина.
— Вот как? Ну спасибо. И чем же занимаются в этом обществе?
— Мы читаем.
— Книги?
Дина и Габриэль кивают:
— В том числе.
Я на секунду задумываюсь, а затем говорю:
— Сейчас у меня нет времени много читать.
— Не страшно, — отвечает Дина. — Это скорее дискуссионный клуб. Мы беседуем.
— А Дэвиду можно?
— Конечно же, нет! Мы обсуждаем не то, о чем он любит поболтать.
— А что же вы обсуждаете?
— Другие вещи, Юдит. Важные вещи.
Я ничего не понимаю, но все же киваю.
— О'кей, Дэвида Бекхэма не приводить, — соглашаюсь я скорее из опасения, что Габриэль окончательно отнимет у меня Дину. Ведь она — моя лучшая подруга.
Следующий день недели, кажется, среда. Ведь должен же быть какой-нибудь день! «Прошу прощения за месиво», — так я обычно говорю, когда мы едим чили. (Я знаю, что это блюдо называется «чили кон карне» или «чили с мясом», но я привыкла говорить просто «чили».) Однако это не важно. Важно то, что происходит потом. А потом наши дела становятся все хуже. Хаотичнее. Но самое плохое еще впереди. Я пишу все это, просто чтобы себе помочь. Кому-то обязательно нужно запомнить, как мы жили: разные незначительные детали, людей, настроение, свет, животных. Кто-то должен все это запомнить. Если не я, то кто сможет об этом рассказать?
Несмотря на то, что случилось, Дэвид Бекхэм вернулся. Раскаявшийся и пристыженный, как поджавший хвост сенбернар.
— Послушай, ну я же не имел в виду ничего такого. Ты ведь знаешь! — вот какие слова он рассыпает передо мной. Но я отказываюсь принимать его оправдания — вижу ядовитые шипы и не хочу наступать на них снова.
— Катись к черту, придурок! — отвечаю я. — Можешь обо мне забыть.
В этот раз я решила быть твердой как кремень. Пусть попотеет. Когда он подошел и попытался меня обнять, я лишь прошипела: «Отвали!» Затем вошла в комнату и захлопнула за собой дверь. Конечно же, он остался под ней стоять. Ничего, пускай постоит. Да, я люблю его. В противном случае я бы так не нервничала.
И вот я сижу за письменным столом и, чтобы потянуть время, читаю одну из книжек Дины. Мне попалась какая-то мудреная книга о том, как формировалась Земля. Оказывается, горы образовались из останков живых существ, затонувших в море. Эпоха за эпохой они накладывались друг на друга и сохранились в горах вокруг нас. Слои угасшей жизни. Прах, спрессованный в однородную субстанцию, в вечном покое. Мы тоже станем одним из таких слоев, когда сгнием и полностью разложимся. Все: и собаки, и люди, и черепахи. Пригоршня земли, чайная ложка извести. Я ясно себе представила, как все мы спрессовываемся и хранимся в виде тонкого слоя в какой-нибудь горе. Тонкая полоска в памяти мироздания…
Многое для меня осталось непонятным. Но о таком нечасто задумываешься. О том, чем на самом деле является Земля. Все, что есть на этой планете, — лишь строительный материал, останки звезд, взорвавшихся многие миллиарды лет назад. А Земля — это единственное место во Вселенной, которое мы знаем и на которой есть сирень и пятницы. И такие люди, как Дэвид Бекхэм.
— Прекрати сейчас же! — кричу я, слыша его сопение за дверью. Но скорее всего я кричу на саму себя. Чтобы остановить карусель мыслей в голове.
«Я звезда! Нужно обязательно об этом рассказать», — думаю я.
Я откладываю книгу в сторону и смотрю в окно. Сегодня солнечный день. Похоже, все кусты сирени зацвели одновременно, и их аромат заполнил город, словно слезоточивый газ. На газонах лежат полуодетые люди и ноют, что, видите ли, плохо, когда сирень распускается так быстро, и что они уже так устали от барбекю, что их стошнит, если они еще хоть раз увидят проклятые стейки по телевизору… Но, по-моему, это лучше, чем бесконечный унылый дождь.
Далее мог бы идти любой день недели, но у нас состоялся праздник в честь открытия нового крыла. Здание и терраса готовы, приглашено много народу, в школе-интернате Фогельбу праздник. Стук каблуков Гун-Хелен, словно перекличка дятлов, все утро эхом разносится по коридорам, а мы разряжены как цирковые зверюшки. Даже Дэвид Бекхэм переоделся — натянул чистую футболку. Он в прекрасной форме, собранный, но не тихий. Может устроить все что угодно. Так и должно быть на празднике!
На дороге показывается маленький белый автофургон, нагруженный бутербродными тортами, — мне становится интересно, не ограбил ли кто-нибудь фирму по доставке еды. Он несется по склону холма на всех парах, чтобы порадовать гостей изобилием бутербродов с креветками, яйцами, лососем и укропным майонезом. После надоевшего всем барбекю они пойдут на ура.
На высоком алюминиевом флагштоке, вмонтированном в центр террасы, Бендибол поднял шведский флаг.
Гусь только что получил посылку с новой видеокамерой на солнечной батарее заказанной для нашего видеопроекта. Вместе с Габриэлем они распаковывают ее и передают с рук на руки, как новорожденного. Когда мы с Диной подходим, Гусь направляет на нас объектив, снимает, а затем на дисплее показывает Габриэлю, что получилось.
— Девчонки, какие вы красивые! — кричит тот, довольный, что камера отлично работает. Дина показывает ему язык.
Тут во двор задом въезжает усердный автофургончик. Он едва не задевает террасу.
— А вот и еда! — кричит Гусь.
— Наконец-то! — восклицает Гун-Хелен и цокает к водителю. Видно, собирается сказать ему что-то уже заготовленное, иначе послала бы Дэвида Бекхэма.
Я не в духе. Сама не знаю почему. Со мной уже такое бывало. Дина пыталась меня успокоить, но ничего не помогло. Грусть засела где-то глубоко внутри. Я не могу ее достать. Возможно, это связано с Дэвидом. С тем, что я люблю его, хотя он настоящий идиот.
Мы помогаем накрыть длинный стол на террасе: складываем высокую башню из тарелок и расставляем в ряд одноразовые бокалы для шампанского, в которых отражается солнце. Бендибол с хлопком открывает бутылки.
Народу все прибывает. По школьному двору идут люди с синими лентами на правой руке. Они устремляются в учебные здания. Это родители, вид у них почти скорбный; представители муниципального округа, взявшие на себя львиную долю всех расходов на ремонт; местная пресса, деятели культуры и многие другие, кого я не знаю.
Картина на центральной стене холла готова, и почти каждый перед ней останавливается. На картине изображен космический челнок «Аниара»[4], только что приземлившийся на незнакомой планете. Несколько космонавтов покинули корабль и изучают окрестности. Планета выглядит неприступной, суровой и пустынной. Над подернутым рябью водоемом висят грозовые тучи. Тут и там раскиданы острые куски скал. Картина нарисована так правдоподобно, что, проходя мимо нее, я вздрагиваю.
Гун-Хелен хлопает в ладоши, чтобы привлечь всеобщее внимание.
— Дорогие гости, прошу сюда! — наигранно кричит она.
Гости устремляются на террасу. Две девочки-трубачки из музыкального класса нервно теребят инструменты. Я знаю, они должны сыграть туш. После них будет петь Дэвид. Сегодня знаменательный день в истории школы, но я неважно себя чувствую и выношу все это с трудом. Ковыляя с миской орехов в руках, я спотыкаюсь о торчащую доску и чуть всё не рассыпаю.
— Чертова веранда, — бормочу я, имея в виду нашу новую террасу, и со злостью пинаю доску.
— Сейчас все подправим, — говорит Гусь и откладывает свою драгоценную видеокамеру.
— Это терраса, а не веранда, — приговаривает он, вправляя непослушную доску.
— Какая разница? — фыркаю я.
— Разница есть, — возражает Гусь. — Веранда была раньше. А теперь терраса. Причем самая большая в городе и единственная с флагштоком внутри.
Гусь раздувается от гордости. Терраса — это его задумка. А по поводу размера он, пожалуй, прав. Она тянется вдоль всего школьного здания — метров двадцать пять в длину и десять в ширину — и вмещает целую толпу. Замечательное место. К тому же со встроенными обогревателями, так что здесь можно будет сидеть, даже когда похолодает. Сейчас же все собрались под крышей, спасаясь от беспощадного солнца.
Я сажусь рядом с Диной и Габриэлем.
— Ну как ты? — спрашивает Дина.
— Не очень, — отвечаю я.
Тогда она отсаживается от Габриэля, устраивается рядом и обнимает меня за плечи.
— Я знаю. Ничего, все будет в порядке, подружка.
Я начинаю реветь. Прямо посреди праздника. Гун-Хелен листает свои бумаги и бросает в мою сторону острый, словно осиное жало, взгляд. На ней черно-белый полосатый костюм и красный шарфик, элегантно обернутый вокруг шеи. Я пытаюсь взять себя в руки и перестать плакать. Вроде бы получается.
