Просидев несколько дней в добровольном заточении, Синицына поняла, что погорячилась. Любовь любовью, а каникулы проходили скучно. Ближайшая подружка Майка как конь носилась с младшим братишкой по детским утренникам. А идти на попятную и обзванивать мальчишек Ленке не хотелось. Вообразят невесть что!
Её одиночество скрашивала только «Вампирская сага». Вот это любовь! Укусить и выпить кровь до капельки! Ленка представляла, как Эдик впивается зубами ей в шею, и она без чувств падает в его объятия. Жалко, что он не вампир, но должен же у него быть хотя бы один недостаток.
Неделя страданий подходила к концу, когда позвонила Майка. Услышав голос подруги, Ленка укоризненно сказала:
— Наконец-то! Я уж думала, ты мой номер забыла.
— Так Ванечка с утра до ночи на мне, — оправдывалась Майка. — Каждый день ёлки. Столько подарков, а у него диатез. Я уже объелась этим шоколадом.
У Ленки от возмущения пропал дар речи. Пока она терзается от любви, лучшая подруга радуется жизни и уплетает шоколад.
— Ты знаешь, какой сегодня день? — заговорщицки продолжала Майка.
— Среда.
— При чём тут среда! Сегодня Сочельник. Нужно гадать.
— А ты умеешь? — загорелась Ленка.
— Спрашиваешь! Приходи.
— А как же Ванечка?
— Его бабушка забрала. Так что я дома одна.
Ленка не заставила себя ждать, благо, Майка жила в том же доме, через два подъезда. Не прошло и пяти минут, как подружки уютно устроились на диване.
— Кто у нас суженый-ряженый? Груздев? — спросила Майка с видом человека, посвящённого в сердечные тайны.
Ленка состроила недовольную гримасу.
— Почему обязательно Груздев? Как будто других мальчишек нет.
— А кто ж тогда? Женька Москвичёв, что ли?
— Нашла суженого! А то я без гадания не знаю, что он за мной бегает!
— Ну, не на Петухова же гадать, — развела руками Майка.
— Что ты привязалась к нашему классу? Разве нельзя погадать просто так?
Судя по тому, как Ленка разозлилась, Майка почуяла, что тут скрыта сердечная тайна, и, как хорошая гончая, взяла след.
— А в каком он классе? В параллельном?
— Может, у меня суженый вообще не из нашей школы, — сказала Ленка, чтобы помурыжить докучливую подругу.
— Иди ты! А откуда?
— Ниоткуда. На то и гадают, чтобы узнать. А то получается не гадание, а заказ.
— Ладно, — согласилась Майка. — На чём будем гадать? На книжке или на кофейной гуще?
Выбор был очевиден:
— На кофейной гуще.
Кофе был запрещённым напитком. Как примерная девочка, Лена всегда слушалась маму. Но если нужно для дела, то запретом можно пренебречь.
Хозяйственная Майка со знанием дела засыпала кофе в турку и поставила ее на плиту. Как только пенистый напиток полез через край, она разлила его по чашкам и стала наставлять подружку:
— Пока пьёшь, думай: «Суженый-ряженый, покажись мне».
— Как же он покажется? — заинтересовалась Ленка.
— Там увидим, — загадочно произнесла Майка.
Кофе оказался той ещё гадостью. Мама могла бы его и не запрещать. Если б не гадание, Ленка ни за что не осилила бы чашку. Как только Майка пьёт, не давится? Наконец они перевернули чашки на блюдца.
Выждав минуту, Майка подняла свою. Остаток кофе растёкся по стенке широкой полосой. Видно, время любви для неё ещё не пришло. Зато в Ленкиной чашке гуща размазалась затейливым узором, в котором чётко угадывались очертания голенастой птицы.
— Петухов, — уверенно заявила Майка.
— Почему Петухов? — возмутилась Ленка.
— Видишь, тут петух.
— Нет тут никакого петуха!
— Как же нет, когда есть. Вот гребешок, крылья и ноги, — не уступала Майка.
— Даже если тут петух, это ещё ничего не значит. Мало ли фамилий с петухом.
— Какие?
— Например, Петушинский.
— Ага, скажи ещё Петушидзе, Петушкявичус или Петухье, — съязвила Майка.
— Всё равно это неправильное гадание. По-моему, на петуха совсем непохоже. И потом, зачем мне этот дуболом? Сила есть — ума не надо.
Синицына представила себе Эдика: с бледным лицом, весь в чёрном, с развевающимся за спиной плащом, он смотрелся очень эффектно. Что-то вампирское в нём всё же было. А красномордого Петухова к склепу подпускать — только покойников пугать. С ним ничего возвышенного рядом не стояло.
— Погадай лучше на книжке, — попросила Ленка.
— Назови страницу, строчку сверху и номер слова.
Цифры слетели с Ленкиных губ сами собой:
— Семнадцать, один, четыре.
Номер квартиры, подъезд и этаж, где жил Эдик. Он снова нарисовался в её воображении. Чёрный плащ вздымался на ветру, точно крылья. Голос Майки вернул Синицыну с небес на землю.
— Потапыч.
— Чего? — не поняла Ленка.
— Потапыч, — повторила Майка. — Вот, смотри.
Майка протянула яркую книжку про трёх медведей.
— Ты бы ещё «Репку» взяла! — рассердилась Ленка.
— Но ведь прикольно получилось. Лёшка Потапов — твоя любовь, — засмеялась Майка.
— Это не считается! Тоже мне, нагадала какого-то троечника. Бери нормальную книгу и гадай.
Книжек в доме у Майки было не густо. Все они, за исключением учебников, принадлежали Майкиному младшему братишке. Единственным печатным изданием была стопка журналов «ТВ-парк».
— Гадай по журналу, — приказала Ленка.
— Тебе не угодишь. Называй цифры, — проворчала Майка.
На этот раз Синицына назвала три цифры наобум. Майка пошелестела страницами, отсчитала нужную строчку и зашлась в смехе.
— Что там такое? — с подозрением спросила Ленка.
Майка давилась от хохота не в силах вымолвить ни слова. Синицына вырвала журнал из рук подруги и стала считать строчки.
— Москвич!.. — умудрилась выдавить из себя Майка.
— Ты что, издеваешься? — не на шутку разозлилась Ленка.
— А что? Москвичёв отличник. Ты же не хотела троечника, — никак не могла отсмеяться Майка.
— Ты всё нарочно подстраиваешь! — обиделась Ленка.
Она обиженно отвернулась от подружки, подошла к окну и сделала вид, что её захватило зрелище пустой улицы. И тут она увидела Эдика. Он шёл мимо. Ей на ум пришли строки стихотворения:
Раз в крещенский вечерок
Девушки гадали:
За ворота башмачок,
Сняв с ноги, бросали…
Недолго думая, она побежала в прихожую. Конечно, замызганные, растоптанные угги — это не хрустальные туфельки и не атласные черевички, но выбирать не приходилось.
Ленка вернулась в гостиную и бросилась к балкону.
— Ты чего? — недоумевала Майка, наблюдая за манёврами подруги.
— Под Сочельник башмачок бросают, — пояснила Синицына.
— С ума сошла! А если он кому-нибудь на голову свалится?
— В том и суть! Кто поднимет, тот и суженый.
— Стой! Мне от родителей попадёт! Майка рванула наперерез, но не успела. Балконная дверь распахнулась, и войлочный сапог птицей вылетел на улицу. Девчонки замерли: Майка — от ужаса, Ленка — от любопытства: поднимет его Эдик или нет? Выглянуть наружу они не решились. Через пару минут в дверь позвонили.
— Он! — воскликнула Ленка и на крыльях счастья полетела открывать.
На пороге стоял Вадик Груздев. В руках он держал стоптанный войлочный сапог.
— Лен, кажется, это твой? — спросил он.
— Не мой! — в сердцах выпалила Ленка.
— Ладно, — покорно согласился Вадик и повернулся уходить.
— Ты куда?! — властно остановила его Ленка.
Вадик пожал плечами.
— Пойду в мусоропровод выброшу.
— Стой! Дай посмотреть.
Синицына вырвала сапог из рук Груздева, оглядела его, как эксперт, оценивающий подлинность произведения искусства, и вынесла вердикт:
— Похож.
Майка прыснула со смеху и спросила:
— А как ты узнал, что сапог надо нести сюда?
— Один парень видел, откуда он выпал. Хотел сам прийти, но я сказал, что тут живёт моя одноклассница.
Сердце у Ленки забилось часто-часто.
— А зачем вы сапог-то выбросили? — спросил наивный Вадик.
Майка открыла было рот, но Синицына её опередила.
— Не задавай глупых вопросов, — сказала она и захлопнула дверь.
Майка с завистью смотрела на подружку.
— Счастливая ты, Ленка! За тобой столько мальчишек бегают.
— Малолетки, — презрительно скривилась Синицына.
Теперь она точно знала, кто её суженый. И зачем только этот Груздев вмешался!
На другой день Ленка, спускаясь по лестнице, услышала голоса. Эдик с другом беседовал на площадке. Ленка остановилась и прислушалась.
— Прикинь, вчера меня чуть валенком не пришибли, — жаловался Эдик. — Какая-то дура из окна выбросила. Не двор, а помойка. Хотел пойти, нахлобучить ей этот валенок по самые уши.
— Ну и?
— Парнишка мимо шёл, сказал, что знает, чей это шкрёбальник. Я велел ему передать этой идиотке всё, что я о ней думаю. Её счастье, что я на свиданку с Ксюшей опаздывал, не то заставил бы её босиком в Африку бежать.
