— С чего бы нашему новому рыцарю бояться? Что в этом такого особенного… Он этих обнаженных тыщу раз снимал… Верно, Рейнеке?
— Ты почем знаешь? — Толстый явно разочарован, тем что Рийна проявила интерес не к нему.
Ни Бизнес, ни Лори не обратили ни малейшего внимания на разыгравшуюся сценку. Они стоят чуть в стороне от остальных и разговаривают. Лори шепчет что-то Бизнесу, а тот тает от удовольствия, что девушка кокетничает с ним, и лишь изредка кивает ей головой.
Длинный со скучающим видом наблюдает за Рийной. Но вдруг он настораживается, и на лице его появляется гадкая злорадная улыбка. Что-то он задумал, наблюдая за Рейном и Рийной. И этот план явно доставляет ему удовлетворение. Возможно, дело даже не в этом, может быть, это только первый ход только что сымпровизированной игры… Ведь Бизнес и Толстый не раз были свидетелями того, как Длинный проворачивал весьма и весьма денежные мероприятия, сопоставив абсолютно незначительные, на первый взгляд, наблюдения. Как совершенно вроде бы случайно знакомство с каким-нибудь иностранцем кончалось довольно-таки выгодной сделкой. Длинный заставляет разговориться легковерного кладовщика и выуживает из его болтовни все необходимое, а в результате кража обходится без особого риска. Как обходительны манеры Ильмара и его лукавые слова толкают наивную девчонку на мошенничество… Чего только не бывало. Длинный даже своих ребят заставлял иногда плясать вроде марионеток. Ах, ты сопротивляешься! Ну что ж, милиция запросто может получить письмецо, в котором описаны все твои подвиги… Ну, ты, видно, и не боишься схлопотать! А ведь найдутся ребятки, которые из одного только спортивного интереса да за рубль-другой накостыляют тебе как следует…
Длинный резко и властно произносит:
— Осмелится ли Рейн, мы проверим! Это он нам сейчас и докажет!
То, с каким значением Длинный произносит каждое слово, подсказывает остальным, что их ожидает захватывающее зрелище. Режиссер своей репликой, ее тоном, уже положил начало спектаклю.
— Ой, — Рийна шарахается в сторону от Рейна. — Не здесь же… Да у него и аппарата нет при себе.
— Кончай кривляться! — обрывает ее Длинный. Он уверен, что Рейн не сможет, не захочет, не посмеет не выполнить того, что он сейчас прикажет ему. Ильмар ощущает в себе силу, которая заставляет и ребят и девушек подчиняться ему. Ведь он не только умеет комбинировать, угождать, но и играть на самолюбии людей. Он убежден, что этот школяр Рейн не устоит перед его уже не раз испытанным умением навязывать свою волю. Особенно, если и девчонки придут на помощь. А в том, что они помогут, нет никаких сомнений! Такие игры им тоже нравятся.
Бизнес и Лори подходят поближе, они теперь само внимание. Они предвкушают захватывающее зрелище, на которое Длинный уже намекнул.
— Ты докажешь свою смелость! Верно?! — Рийна заглядывает в глаза Рейну. Она догадалась, чего ждет от нее Ильмар.
Рейну невдомек, в чем дело, что от него требуется. Но настойчивое, волнующее внимание Рийны, ее недавние смелые объятия, любопытство окружающих — от всего этого в Рейне просыпается какая-то удаль. Пусть всего на минуту-другую, но просыпается. Сама ситуация, вся атмосфера на редкость способствует этой вспышке.
И вот уже Рейн, вздернув подбородок, произносит слова, в которых звучит: пожалуйста, в любую минуту могу продемонстрировать, доказать, что смелости мне не занимать. И с нарочито пренебрежительной интонацией спрашивает:
— Ну, как это у вас доказывают?
При этом Рейн обводит взглядом всех, за исключением Рийны, — явное подтверждение тому, что фактическое согласие предназначено именно ей.
— Я был уверен, что ты готов доказать свою смелость! — оживленно, забыв о напускной суровости, восклицает Длинный. Ясно, что радуется он не за Рейна, просто его, Ильмара, план удался, его воля взяла верх. Догадаться об этом нетрудно — несмотря на радостное восклицание, лицо его по-прежнему выражает самодовольство, а во взгляде светится расчетливость. Но Рейн, взволнованный тем, что стал объектом внимания всей компании, не замечает этого.
— Смотри! — Длинный указывает в сторону домов, выстроившихся вдоль бульвара. — Минуты две назад один мужик оставил у входа желтый мотоцикл. Вон там, под фонарем! Вроде «Ява». Отведи его за угол и оставь там, вот тебе и все испытание!
Рейн смотрит на Ильмара с таким видом, словно не верит собственным ушам. В нем просыпается чувство протеста, как и тогда, при виде пятирублевки у своих ног.
— Но это же…
— Нет, Рейн, это не кража и не угон чужого мотоцикла, — поучительно объясняет Длинный. — В каждом конкретном случае определяющим является смысл поступка. Не так ли? Смысл данного поступка — испытание на смелость, и ничего больше. А это, как ты сам понимаешь, вполне благородный повод!
— Ого! — подначивает Толстый. — Вот наш смельчак Рейнеке и сдрейфил! А еще говорил — лучший в мире фотограф!
Рейн стоит столбом, противоречивые чувства борются в нем.
У всякого поступка свой смысл… Звучит неплохо. Есть в этом доля правды. Но когда ты, ведя чужой мотоцикл, будешь спешить по улице, то окружающие увидят в этом один-единственный и вполне определенный смысл. С ходу придет на ум уголовный кодекс! А иначе какое же испытание на смелость! Интересно все же, какое бывает чувство, если возьмешь чужой мотоцикл? Вообще-то в жизни надо все испытать… Об этом говорит и плакат в комнате у дяди Яна… Откуда же взяться опыту, если сам ты его не набираешься… Ах, опыта тебе надо набраться, как чужие мотоциклы угонять! Нет, не так… Это надо просто пережить… Брось дурака валять! Сию минуту раздадутся крики, послышится трель милицейского свистка, замелькает синяя мигалка…
Рейн встречается взглядом с Рийной. Куда только девалось ее кокетство, в ней нет больше ни заразительной веселости, ни вызова. На лице ее написано только напряженное, прямо-таки алчное ожидание. Она даже чуть подалась вперед, словно боится не расслышать ответ Рейна. Чего она ждет? Испытания? Испытания на смелость?
Ну, конечно, чего же еще?
И вот уже бледное лицо Рийны затмили огромные блестящие глаза Лори. Они все ближе и ближе. В них мерцают холодные отблески голубоватого света фонарей… Нет! Рейн ясно видит, что в них горит ожидание захватывающего зрелища. Да, Лори, позабыв про Бизнеса, стоит совсем рядом с Рейном, касается его своим телом, шепчет:
— Рейн, миленький, неужели ты и вправду боишься…
— Факт, боится! — подначивает Толстый.
Длинный обменивается с ним взглядом. Словно одобряет приятеля за своевременную реплику.
— Заткнись! — обрывает он его тут же и добавляет с наигранной гордостью и одобрением:
— Да что я, своего одноклассника не знаю! Кремень-парень! Искры так и сыплются!
Лори трогает Рейна за рукав куртки, заворачивает его, обнажая крепкую, все еще коричневую от загара руку. Девушка тихонько проводит пальцами по руке Рейна. Сейчас все ее кошачьи ласки предназначаются только ему. И это волнует его необыкновенно.
Лори мурлычет:
— Я знаю только одного парня, который решился на такое… Ты, значит, второй…
Рейну кажется, что даже воздух под вековой липой дрожит в напряженном ожидании. И все из-за него! Им восхищаются. Его упрашивают, его голубят… он в центре всеобщего внимания. Стоило только ему появиться, как все языки поприкусывали! Вся эта рафинированная компания, все эти завзятые прожигатели жизни!
Рийна тоже подходит к Рейну и тоже протягивает руку к его задранному рукаву. Она что — хочет опустить ему рукав? Или тоже собирается нежным прикосновением обласкать его? Рейна?
Рейн, во всяком случае, склоняется к последнему. Более того — он уверен в этом.
Длинный повторяет:
— Да он у нас кремень! Стукнешь — искры саданут!
Эти слова и близость девушек решают все.
Рейн готов. Небрежно отведя руки Рийны и Лори, он перепрыгивает через живую изгородь, бежит через газон, только полы куртки развеваются, пересекает улицу. И вот руль в его руках. Он выравнивает мотоцикл. Раздается скрежет: что-то задело за бровку тротуара. Но он уже катит «Яву».
