— Ты преувеличиваешь, — сказал я, млея.
— Сам дурак! — сказал Серёга. — Ты его все-таки здорово двинул. Мы с Мишкой потом даже жалели, что ты с нами поссорился.
— Это вы со мной, — возразил я счастливо.
— Ты заметил, — спросил Серёга, — что я к тебе все время мириться набивался?
— Заметил, — ответил я, хотя ничего подобного мне и в голову не приходило. Гордый Серёга, видимо, делал такие попытки примириться, которые можно было разглядеть только в микроскоп. — Я заметил, но не понял.
— Я думал, ты не замечаешь, — тоже счастливо сказал Серёга.
Снизу на весь пустой, гулкий дом раздался голос Гуреева:
— Верезин! Гарька! Верезин!
— Чего ты орешь? — сердито крикнул я, перегнувшись через перила. Мы стояли на площадке второго этажа.
— Григорий Александрович приехал! — прокричал Сашка. — Тебя зовет!
— Григорий Александрович? — радостно удивился я. — Зачем?
— Со мной и с тобой поговорить хочет! Давай быстрее!
— Сейчас! — сказал я. — Передай, что я сейчас!
— Ладно! — отозвался Гуреев. — Только быстрее!
Внизу хлопнула парадная дверь.
В другое время меня, может быть, смутило бы, что Званцев хочет разговаривать со мной на виду у всего класса. Но сейчас у меня было такое настроение, что приезд Григория Александровича показался мне просто дополнительной радостью. Было очень приятно, что в такую минуту все мои друзья собираются возле меня.
(То, что Званцев — настоящий друг, я понял в тот вечер, когда он приехал к нам домой по моему вызову. Чтобы успокоить меня, он сразу позвонил в милицию и соврал, что это говорят из газеты. Ему ответили, что Марасана будут судить за хулиганство. Он получит пятнадцать суток. Ни о какой клевете на невинного школьника там и понятия не имели. Что же касается моих преступлений, о которых я рассказал вскользь и очень осторожно, то Григорий Александрович весело посмеялся над ними. Почти каждый мальчишка — а уж он-то их знает достаточно — вытворяет что-нибудь в этом роде. Я успокоился и дал себе клятву когда-нибудь оказать Званцеву равноценную услугу.)
Доставая из кармана ключи от кладовки, я попросил:
— Серёга, найди пока времянку. Я мигом.
— Ты пойдешь? — спросил Сергей изменившимся голосом.
— А что такого? — удивился я.
— Комсомольское собрание забыл? — угрюмо спросил Серёга.
На лестнице быстро темнело. Может быть, от этого лицо Серёги выглядело особенно сердитым.
— При чем тут комсомольское собрание? — беспечно сказал я. — Я же не тренироваться иду, а только поговорить.
— Я не дам тебе разговаривать с этим пижоном.
— Почему? Он чудный человек.
— Все равно ты к нему не пойдешь!
— Почему? Скажи членораздельно.
— Сам должен понять.
— Не понимаю! — сказал я, начиная сердиться.
— Когда ты с Марасаном подрался, я тебя полюбил, гада!
— Очень мило! — сказал я, злясь на Сергея и в то же время радуясь, что у меня есть друг, который так сильно обо мне беспокоится. — Но при чем это сейчас?
— Я не хочу, чтобы ты был на Синицына похож!
— Знаешь что, — смеясь, сказал я, — пропусти-ка!
Сергей, который загораживал мне дорогу, и не подумал отойти.
— Гарька, — сказал он умоляюще, — не ходи!
— Чепуха какая! Серёга, не будем ссориться!
Я ловко проскользнул мимо него и побежал вниз.
Серёга кубарем скатился с лестницы, обогнал меня и снова загородил мне дорогу:
— Гарька!
— Не будь ребенком, — сухо сказал я.
— Ладно! — крикнул вдруг Серёга. — Не буду!
Неожиданно он схватил тонкий железный прут, стоявший у стены, и начал быстро махать им перед моим носом. Я попятился.
— Иди наверх! — со злостью крикнул Сергей.
— Не валяй дурака! — сказал я, отстраняясь. Прут, со свистом рассекавший воздух, чуть не задел мне нос.
— Иди наверх, говорю!
Сергей немного продвинулся вперед. Мне пришлось подняться на ступеньку.
— Ты с ума сошел! — закричал я.
— Иди наверх! — с яростью крикнул Серёга.
Я переступил еще на одну ступеньку, споткнулся и чуть не упал.
— Ты меня изуродуешь! — в отчаянии закричал я.
— Я тебя лучше убью, а не пущу!
— Вот это дружба! — Я еще пытался шутить.
— Иди наверх!
— Я же иду!
Это было похоже на то, как гонят в хлев скотину. Я еще надеялся, что Серёга просто меня пугает. Он не осмелится ударить, если я пойду ему навстречу.
На всякий случай повернувшись спиной, я сделал шаг вниз. В тот же момент прут свистнул особенно пронзительно, и меня обожгло чуть пониже спины.
Я моментально оказался на площадке.
— Сволочь, что ты делаешь! — закричал я, оборачиваясь к Серёге и потирая обожженное место.
Серёга взбирался за мной, с прежней скоростью размахивая прутом.
Я беспомощно оглянулся. Заметив, что в одной из квартир уже навесили дверь, я юркнул туда. Серёга попытался ворваться вслед за мной, но я всем телом навалился на дверь.
Потом я услышал какой-то шорох.
— Вот и сиди там! — весело крикнул Серёга.
Я понял, что он запер дверь своим железным прутом.
Когда шаги Серёги затихли на лестнице, я покрутился по еще не отделанным комнатам и выглянул в окно. Та квартира, в которой мы работали, выходила на пустырь. Из этого окна была видна обычная улица.
Прямо подо мной стояло такси, похожее на большого плоского жука. Дверца его приоткрылась, и выглянул Званцев.
— Григорий Александрович! — обрадованно позвал я. Званцев торопливо вышел из машины и, подняв голову, увидел меня.
— Что же ты? — недовольно спросил он.
— Меня заперли.
— Что за цирк! — поморщился Григорий Александрович.
— Ненадолго, — успокоил я. — Подождите!
— Вот еще! — рассердился Званцев. — Меня самого ждут.
— Скажите, зачем я вам нужен?
— Так я тебе и буду орать? Нашел мальчика! Давай выбирайся — и поехали!
— Пока не кончим, не могу. А куда ехать?
— Не бойся! В плохое место не повезу. В ресторан поедем.
— Не могу я никуда ехать, — упрямо повторил я. — Во-первых, меня заперли…
— Сашка тебя освободит, — успокоил Званцев. — Ну-ка, старик, — обратился он внутрь такси.
— Сашка не сумеет: ключи унесли, — торопливо соврал я.
— Цирк! — с досадой сказал Званцев. — Ладно, мы тебя подождем.
— Все равно я не могу уйти, пока мы не кончим.
Званцев потерял терпение.
— Слушай! — сказал он брезгливо. — Шея заболела на тебя смотреть. У меня неприятности. Можешь ты оказать мне услугу?
Я давно ждал этой возможности. Сама судьба посылала мне ее. Но в какой момент! Если бы я сейчас ушел, я подвел бы весь класс. Кроме того, я не увидел бы, как зажжется первая лампочка.
На минуту Званцев представился мне человеком, который хочет меня ограбить.
Но, с другой стороны, если бы я сейчас сказал ему «нет», это было бы подло, и я бы никогда себе этого не простил.
Как я злился на Серёгу, который не сумел загнать меня наверх! Тогда Званцев немного подождал бы, плюнул и уехал. Серёга почувствовал, что меня надо защищать, но у него не хватило терпения довести дело до конца.
— Григорий Александрович, — жалобно позвал я, — ребята же меня презирать будут.
— Это серьезный разговор, — с облегчением сказал Званцев. — А то дуришь мне голову всякими лампочками! Сашка сейчас слетает к твоей муттер и скажет, что вас тут задерживают на всю ночь. А я подожду в ресторане.
— Не надо, — беспомощно сказал я.
Шутка сказать, привезти сюда мою маму! Она немедленно уведет меня домой (детям нельзя работать так поздно!). А потом еще пожалуется директору на Геннадия Николаевича.
— Слушай-ка, — сказал Званцев. — Может, ты не хочешь оказать мне услугу?
— Хочу, — буркнул я.
Машина зафырчала и стала разворачиваться.
Только минут через пять меня окликнул Сергей.
— Едва нашел эту времянку, — сказал он мне через дверь. — Ты здесь?
— Нет! — ответил я со злостью. — Улетел!
— Открыть?
— Как ты думаешь?
— Наверх пойдешь?
— Пойду!
За эти пять минут я придумал единственный в моем положении выход. Пока не приедет мама, я буду работать так, чтобы к ее появлению совсем лишиться сил. Этим я хоть немного накажу себя и отчасти успокою свою совесть, которая никак не хочет учитывать, что я бросаю ребят только ради друга.
— Правда, пойдешь?
— Пошел ты к черту! Открывай!
— Дай честное комсомольское!
— Честное комсомольское! — закричал я в бешенстве.
Серёга открыл. В полутьме я едва различил, что он улыбается и протягивает мне железную хворостинку (времянку он прижимал к боку другой рукой).
— На, — сказал Серёга.
— Отстань! — сухо ответил я, проходя мимо.
