Я предупредила Каролину, что с Леони дела совсем плохи. Что она вбила себе в голову, будто должна умереть – «в стране своего возлюбленного», как она высокопарно выразилась.
– Она очень ослабла и, наверное, не вынесет сильных переживаний.
Но Каролина свято верила в свою способность все уладить, никому не причинив вреда. Она заявила, что возьмет всех штурмом. А что касается Леони, то она, безусловно, сначала расстроится. Но потом, когда поймет, что нет – и никогда не было – никакого Карла, а стало быть, и горевать не о ком, то быстро выздоровеет.
Она помолчала и задумчиво добавила:
– Еще, конечно, Амалия… Она будет меня осуждать, это я понимаю.
Арильда и Розильду ждали домой к трем часам. Ужинали мы в шесть. В этом промежутке Каролина собиралась сделать свое признание. Она хотела побывать у всех по очереди. Я же обещала ей не выходить из комнаты, пока она не вернется.
Уходя, она была уверена в успехе, чувствовала себя сильной и всемогущей. Все пройдет как по маслу! Мне, сказала она, не о чем волноваться.
Но – не всегда получается так, как хочешь.
Она ушла в начале четвертого, а вернулась в половине шестого, за полчаса до того, как все должны были собраться за ужином. Щеки у нее были бледными, и она протягивала ко мне руки, точно прося о помощи.
– Ох, Берта… Все оказалось гораздо хуже, чем я думала. Сказать по-честному, теперь я совсем не чувствую себя «примадонной».
Ее глаза наполнились слезами. Она раздраженно вытерла их и принялась ходить из угла в угол. Судя по всему, штурм ей не удался.
– Может, расскажешь?
– Конечно. Мне только нужно немного прийти в себя.
Она подошла к окну, минуту постояла, повернувшись ко мне спиной, потом глубоко вздохнула и начала свой рассказ.
Она надеялась, что Розильда отнесется ко всему, как к маленькой комедии, поэтому направилась к ней первой. Но Розильда уставилась на нее, как на незнакомку, меряя ее взглядом с головы до ног. Тогда Каролина взяла ее блокнот, протянула ей и попросила написать хотя бы одно слово – о том, что она поняла и простила. Однако Розильда отложила блокнот в сторону. Вид у нее был ошарашенный, а взгляд такой, что Каролине оставалось лишь повернуться и закрыть за собой дверь. Но не успела она отойти от двери, как Розильда выбежала из комнаты. Она схватила Каролину за руку, и ее губы тронула скупая, неуверенная улыбка. Каролина поняла это так, что Розильда, несмотря ни на что, все-таки простила ее. Даже если по-прежнему ничего не понимала. Так что, хоть встреча с Розильдой прошла не так гладко, как ожидала Каролина, у нее не осталось чувства, что теперь их дружбе пришел конец.
А вот с Арильдом у нее совсем ничего не вышло, хотя и скандала никакого не было. Он старался выглядеть безразличным, но Каролина видела, что в глубине души он смертельно разочарован. Как она ни пыталась обратить на себя его взгляд, чтобы он увидел ее в новом облике, он не желал смотреть. Довольно странно, но это превращение его не особенно удивило. Его не волновало, кем она была: парнем или девушкой. Возможно, он вообще утратил интерес к ее персоне.
Все время, пока она была у него, он стоял, демонстративно повернувшись к ней спиной. Она обошла его кругом, пытаясь поймать его взгляд, но все напрасно. Он упрямо смотрел мимо.
– Я убеждала его, что все, чего я хочу, – это дружить с ним, как и прежде. Но, похоже, для него это исключено. У него был такой затравленный вид, что я думала, он сейчас сбежит. В общем, он принял меня так, будто мы с ним совершенно незнакомы.
Она смахнула слезинку.
– Никогда не думала, что Арильд может быть таким холодным и жестоким. Раньше мы могли говорить обо всем на свете, а теперь от него веяло такой враждебностью…
Из рассказа Каролины я поняла, что Арильд промолчал о том, что видел ее на озере, когда она купалась. И я не стала ничего спрашивать.
– Да, вот так получилось с Арильдом, – вздохнула Каролина. – А потом была очередь Леони.
Когда Каролина пришла к ней, она лежала в постели. Сначала она испугалась. Сев рядом, Каролина неторопливо, подбирая слова, рассказала, почему она выдавала себя за юношу. Чтобы убедить Леони в том, что она и Карл – один и тот же человек, она напомнила ей о жизни в Париже, об уроках французского, об их маленьких тайнах и шутках.
Но Леони только смотрела на нее по-детски удивленными глазами. Она лежала, перебирая пальцами по одеялу, и ничего не хотела понимать. Как маленький ребенок, она упрямо спрашивала о Карле. Где он сейчас? Куда уехал? Когда приедет?
Она сказала, что написала Карлу письмо. Но когда Каролина попросила отдать его – поскольку она и Карл один и тот же человек, – Леони начала кричать. Ага, вот, значит, зачем она явилась – чтобы выкрасть письмо! В конце концов она отвернулась от Каролины и лежала молча, упершись взглядом в стену.
– Она в каком-то другом мире, – сказала Каролина. – Она серьезно больна, и если так будет продолжаться и дальше, она действительно умрет. Я должна была раньше это понять…
Каролина опустилась на стул и задумалась. Вдруг на ее лице отразилось страдание, она застонала, и я услышала имя: Амалия.
Она не сразу смогла начать.
Как ни странно, Амалия не стала ее осуждать. Напротив, она приняла Каролину так, словно давно ее ждала. Да, будто давно ждала.
– А ведь мы с Амалией никогда не были близки… Ты, Берта, всегда нравилась ей гораздо больше.
Когда Каролина постучалась к Амалии, ждать пришлось довольно долго. Наконец Амалия подошла, открыла дверь и, увидев ее, побелела, как мел. Отступила в сторону и пригласила Каролину войти. Но потом держалась на расстоянии – точно боялась ее коснуться. Каролина хотела с ней поздороваться, но Амалия отпрянула и сделала вид, что не заметила протянутой руки.
В комнате было совсем темно, шторы были задернуты, и Каролина спросила, не нужно ли их раздвинуть, но Амалия сказала – не надо. Она выглядела до смерти испуганной и принялась ходить кругом, как слепой в незнакомой комнате, время от времени боязливо поглядывая на Каролину.
– Но мне показалось, она видела не меня, а кого-то другого, – сказала Каролина.
Когда Амалия начала называть ее Лидией, Каролина поняла: она приняла ее за Лидию Стеншерна. Другими словами, за привидение.
– Она постоянно просила у меня прощения за то, что, когда я была здесь в прошлый раз, она захлопнула передо мной дверь. Она очень сожалела об этом и была рада, что я пришла снова. Она спросила, что она может сделать, чтобы я обрела покой в своей могиле.
Каролина замолчала и пошла налить себе воды.
– В горле пересохло, – сказала она и продолжила: – Самое ужасное, что я так и не сказала ей, что я не Лидия. Как я могла признаться, что все это время ходила переодетой! Сказать, что я не Карл, а Каролина, если она была уверена, что я – ее маленькая Лидия!
– И чем же все кончилось?
– Она спросила, чего я от нее хочу. Она помогла бы мне, если бы я объяснила, почему являюсь и брожу по замку. Мне следует понять, что я – беспокойный дух, сказала она. В конце концов я ответила, что пришла просто потому, что хотела ее увидеть. После этого я ушла. Что я могла сделать? Она проводила меня до двери, а потом стояла на пороге и беспомощно смотрела мне вслед, протягивая свои старые дрожащие руки…
Каролина умолкла. По ее щекам покатились слезы.
– Ты была права, Берта, – всхлипнула она. – Жизнь – это не театр.
Итак, Карл превратился в Каролину. Но в сущности, это не слишком многое изменило: Каролина изо всех сил старалась быть деликатной и не подчеркивать различия. Она хотела показать, что сам человек важнее, чем его пол. Это ей удалось, и скоро к ней стали относиться с той же симпатией, что и прежде.
Заметней всего это было в их отношениях с Розильдой. В точности как она и предполагала, их дружба снова была полна истинного понимания.
С Арильдом такого непринужденного общения не получалось. Он больше не был с ней резок, но по-прежнему держал на нее обиду и никак не мог примириться с тем, что Карл и Каролина – один и тот же человек. Умом, конечно, он это понимал, но не сердцем.
Арильд всегда был немного угрюмым, и даже если дружба с Карлом была чересчур надуманной, все-таки она делала его более жизнерадостным. Теперь же он снова погрузился в свое уныние, стал замкнутым и нелюдимым. А когда в комнату входила Каролина, он сразу начинал нервничать и вести себя натянуто и неестественно.
К тому же многое говорило о том, что он в нее сильно влюблен. Когда он думал, что этого никто не замечает, он смотрел на нее как на небесное видение. А потом закрывал глаза, словно был ослеплен неземной красотой. Но он был слишком робок для того, чтобы сблизиться с Каролиной. Вместо этого он приходил ко мне, «верной Берте», всегда такой доброй и совсем не опасной.
Конечно, с его стороны это было доверие, но мне было непросто выдерживать такое напряжение. Я начинала уставать от роли ангела-хранителя. В душе я была совсем не уверена, что я такая уж замечательная. Но он смотрел на меня с такой надеждой, что мне поневоле приходилось быть отзывчивой и сказочно великодушной. Это стало почти что моей обязанностью.
