Федина мама снимает варежку и делает пальчиком «тс». Обе к чему-то прислушиваются. Федя, притаившись за забором, тоже прислушивается.
Скрипка в классе перестала смеяться и запела. Сперва тихо-тихо. Потом все слышней, слышней, и, когда казалось, что скрипке не взять выше, вдруг ударил молодой гром, и стекла в окне отчаянно зазвенели. Это запел хор.
Мама улыбнулась. Тетя Рита посмотрела на маму и тоже улыбнулась. А хор пел. Долго и весело. Пока не спел всего. Тогда мама с тетей обнялись и ушли тихо-тихо, чтобы не мешать уроку и новой песне, которую заводила скрипка. Мама то и дело оборачивалась и смотрела на школу. «Он там», — говорил ее взгляд. Тетя Рита тоже оборачивалась, и ее взгляд соглашался с маминым: «Он там».
Но его там не было. Он был здесь. Висел, как мешок, на заборе и ужасно хотел плакать.
Мама! Как он мог подумать, что она не любит его. Любит! Да еще как!.. А двойки прощает, потому что верит: он их сам исправит. Как ему стыдно перед мамой! Как ему хочется догнать ее и... Нет, нельзя. Пусть лучше думает, что он там, в классе. Всегда там. Только раз и ошибется, сегодня. А больше она в нем никогда не ошибется. Честное слово!
У Вовки день рождения, но он не ждет подарков. Папа в отъезде, мама в больнице, а бабушка никогда не помнит его дней рождения. Но лучше бы помнила. А то раз схватила за уши и давай тянуть. Вовке что, раз такой обычай в день рождения — пусть тянет, он потерпит, хоть и больно. А если дня рождения нет? Зачем зря терпеть? Вовка и не стал. Как взвоет!.. Бабушка с испугу перекрестилась, хоть и неверующая.
Пес Тузик тоже, наверное, не помнит Вовкиных дней рождения. Помнит не помнит, а увидел Вовку, стал на задние лапы и полез целоваться. Почуял, значит, именинника. Вовка сперва так и подумал. А потом догадался. Не именинника он почуял, а бабушкины пироги с творогом. Бабушка Вовке пирогов напекла. Он один съел, а два про запас в карман сунул. «На, ешь, Тузик...»
На улице хорошо, весна. Ручьи мурлычат. На заборе два воробышка кричат. Жаль, не понять что. Может, спорят? Очень похоже. «Чик», — кричит один. «Чирик», — отвечает другой.
«Чик...»
«Чирик...»
«Чик...»
«Чирик...»
Все громче и громче. Как будто один на чем-то настаивает, а другой ему возражает: да, нет, да, нет...
Интересно Вовке, чем дело кончится. А тем и кончилось, чем всегда воробьиные споры кончаются, — потасовкой. Схватились забияки, и полетело воробьиное пух-перо. Наколошматили друг друга и разлетелись, довольные. Опустел забор. Ну и пусть. Вовке и без воробьев не скучно.
Он на канаву пойдет. Может, выудит что-либо. Весной по канаве чего не несет!
Вчера мышонка выудил. Мышонок в пенале плыл и пищал. Может, от удовольствия, может, со страху — не разобрать.
Мышонка домой принес. Дома у бабушки тетя Оля гостила. Увидела мышонка, как подпрыгнет! Толстая, а под самый потолок подпрыгнула. А бабушка, наоборот, под стол сползла. Большие, а маленького мышонка испугались. Пришлось выпустить.
Вот и канава. Интересно, что он сегодня выудит? Смотрел, смотрел — ничего! Вдруг мальчишку увидел. Мальчишка, длинный, как Гулливер, вдоль канавы шагал и флот за собой на веревочке волок: целых три корабля. Он этого мальчишку сразу узнал. С его улицы пионер-тимуровец. Еще зимой с ним познакомился. Он и другие с ним по домам ходили и выспрашивали, как октябрят зовут, у кого когда день рождения.
— Эй, — крикнул Гулливер, — это ты — Вовка?
— Я, — сказал Вовка.
— Это у тебя день рождения?
— У меня, — сказал Вовка.
— Принимай флот в подарок.
Сунул веревку в руки и ушел, довольный, насвистывая. А Вовка как обалдел. Стоит и глазам не верит. И рукам тоже. Неужели это его счастье? Его, его! На его голову свалилось.
Майка прибежала. Увидела флот, в ладоши захлопала. И чего чужому счастью радуется? И Валерка-друг тоже тут. К веревочке тянется. Флот поводить просит. Тоже мне, флотоводец нашелся! Турнул Валерку-друга.
— Не тронь, не твой день рождения.
И Майку турнул. Один остался. Странно, раньше никого не гнал. Скучно без Майки стало. А без Валерки-друга того скучней. И на флот смотреть не хочется. Из-за него всё. Утопить, что ли? Нельзя, подарок, да и корабликов жаль. А Майку с Валеркой-другом не жаль? Еще как жаль! Он вот что сделает. Майку и Валерку-друга капитанами назначит. А сам адмиралом станет. Поплывет флот в дальнюю даль.
Эй, где вы, капитаны? Адмирал зовет.
В общем, Даньке в деревне понравилось. На рыбалку захочешь — не проспишь: петух Архип как заорет — мертвый из гроба вскочит.
Правда, от коровы по имени Дарья приходилось держаться подальше. И с чего она себя парикмахером вообразила? Подошла раз, когда Данька на корточки присел, и прилизала своим коровьим языком Данькины волосы. Даньке показалось, будто у него по голове теркой проехали. И чего она сунулась? Мало, что Данькины волосы, как солома из худого мешка, торчат. Не ее, коровье, дело.
Был еще козел по кличке Беда. Кому беда, а Даньке — первый друг.
Рожища будь здоров. Захочет кто Даньке «салазки» загнуть, посмотрит на рога и пойдет от греха подальше другим рукоделием заниматься.
Вернулся Данька домой.
Про петуха Архипа рассказал — поверили.
Про корову Дарью — поверили.
Про козла по кличке Беда — поверили.
Про то, где рожь растет, не поверили. Да и как было поверить? Рожь, сказал Данька, на стене растет.
Надо же такое выдумать!
Пошла про Даньку плохая слава — врун.
Вызвали Даньку на совет отряда. Отрекись, велят.
А Данька не отрекается. Как Архимед, на своем стоит: рожь на стене растет.
Что с ним делать будешь...
Решили ребята Даньку проучить. Собрались — и в поход. И Данька с ними. Идет и не подумает, куда ребята путь держат.
Вот и деревня, где Данька гостил.
— Показывай, где рожь на стене растет.
— Тут.
Вошли в дом и ахнули: две стены у дома белые, третья рыжая, а четвертая зеленая.
Рыжая от глины рыжая. Побелить не успели. А зеленая от чего? От травы. Надо же, трава на стене растет!
— Рожь, — сказал Данька.
Пусть рожь. Разве ей в поле места мало?
С хозяином потолковали — дознались, рожь в глине нарочно проращивают. Для крепости. Чтобы глина на стене крепче держалась.
— А мы думали — выдумка...
— Не всякая выдумка ложь, — сказал хозяин.
Пришлось Даньку из врунов разжаловать.
Игрушечных солдатиков у кого нет. А у Пети недавно настоящий появился. С автоматом. Правда, своего солдата Петя еще в глаза не видел, но знает точно, автомат у него есть. Разве бывают настоящие солдаты без автоматов?
Петя — это мальчик с нашей улицы, третьеклассник, его все знают.
Сейчас у него другая профессия. Он помощник каменщика, хотя не так давно был помощником маляра, а совсем недавно — помощником почтальона.
Обе эти профессии оставили заметный след в Петиной жизни, вернее, не столько в жизни, сколько на его школьных брюках. Брюки у него без карманов. Один, правда, есть, но это только одно название, что карман. С тех пор как Петя носил в нем замазку, он запечатался, как конверт, и теперь не расклеивается. Ко всему этому правая штанина у брюк короче левой. Ее откусил Трезор, когда Петя принес соседям письмо. Трезора забыли предупредить, что Петя помощник почтальона, и он набросился на него, как на рядового прохожего...
Сейчас у Пети другая профессия. Он помощник каменщика. Но не потому, что испугался Трезора. Станет он пугаться всякой собаки! А потому, что был такой случай.
Петя понес телеграмму и не нашел дома. Дом был, Петя помнил точно, деревянный, на подпорке. Стоял в конце улицы, как дед с палкой. И вдруг исчез. Петя даже глаза протер, до того удивился. Был и нет. А телеграмма вот она: «Екатерине Степановой, дом 107». Но дома нет, и нет Екатерины Степановой. Где же они? Может, в милиции знают?
В милиции знали все. Дом снесли, а Екатерина Степанова в больнице. Не успела переехать.
Что же делать с телеграммой? Это в милиции тоже знали: сдать на почту. Петя так и хотел. Сдаст — и дело с концом. Никаких забот. Тем более, что заботы не свои, а чужие. Потом подумал, а вдруг в телеграмме что-нибудь важное. Распечатал, и так оно и есть — важнее важного: «Жди солдата. Еду. Евгений». А ждать некому. И негде. Был дом — и нет его.
Ладно, он сам будет ждать. Возле дома, которого нет. А письма разносить не будет. Некогда. Лучше на время переменить профессию. Станет помощником каменщика. Днем будет помощником каменщика, а вечером будет ждать солдата. Солдат приедет вечером: других поездов нет.
И вот Петя второй вечер подряд ждет солдата. А мама удивляется, где он пропадает по вечерам? Вчера пропадал, сегодня. Хватит с нее! Пусть папа пойдет и найдет Петю.
