Элмерик не дал себя одурачить — вспомнил, что как-никак является учеником чародея. Выхватил у Эрни из рук свою флейту и заиграл тягучую, как патока, мелодию.
— Что за шутки? — только и успела пропищать фея, прежде чем её крылышки слиплись и она шлёпнулась на кочку, выставив вперёд босые пятки.
— С помощью этих чар мой отец избавлялся от мух, — не без злорадства пояснил Элмерик.
И тут фея неожиданно зарыдала в голос.
Элмерик сперва опешил, потом, опомнившись, принялся успокаивать крошку:
— Ну-ну, хватит. Это не навсегда. Через пару часов ты снова сможешь летать.
— Правда? — она всхлипнула. — А «пара часов» — это сколько?
— Два часа. В общем, не очень долго.
Фея сложила руки на коленках и принялась считать:
— Раз и два, раз и два, раз и два… всё, пара часов прошла?
— Не настолько быстро, — Элмерик схватился за голову. Ну как, скажите, объяснить бессмертной фее, что такое время?
— И как же мы теперь долетим? Состязание вот-вот начнётся! — малышка была близка к тому, чтобы снова впасть в отчаяние.
— «Вот-вот» — это когда именно? — Элмерик сперва спросил, и лишь потом понял, что вряд ли получит внятный ответ. Так и вышло.
— Вот-вот — это вот-вот. Не больше и не меньше, — пожала плечами фея. — Давай сюда палец.
— 3-зачем? — Элмерик припомнил старинные истории, в которых дети совали пальчики в клетку с феями, а потом от них оставались только косточки. От пальцев, в смысле. Но иногда и от детей тоже.
— Понесёшь меня, вот зачем! — фея поднялась в полный рост, поправила локоны, отряхнула листья, из которых состояла её юбочка. — Или предлагаешь мне идти пешком?
— Тогда мы до утра не дойдём, — Элмерик протянул палец всё ещё с некоторой опаской, и малышка запрыгнула на него верхом. Ощущения были странными — как будто жук перебирает лапками.
— Н-но, поехали! — фея пришпорила его пятками.
— Куда?
— Прямо. Потом налево, потом направо, потом опять направо, дальше немного прямо и снова налево — смотри, не перепутай. Увидишь большой терновый куст — обойди его противосолонь трижды и топни ногой.
— Я уже запутался, — простонал Элмерик, но тут Эрни хлопнул его по плечу.
— Не дрейфь, Желторотик. Я всё запомнил. Пошли! — и первым зашагал вперёд.
Под его ногами хрустели ветки. Из-под корней на путников таращились чьи-то зелёные глаза, а какая-то птица, голоса которой Элмерик не знал, то ли плакала, то ли насмехалась из ветвей:
— Фьють-плох-путь! Фьють-плох-путь!
Доверять фее было так же глупо, как и пьяному волынщику. Одна заведёт потому, что такова её природа, другой — просто сдуру. Элмерик, ускорив шаг, обогнал Эрни:
— Нет уж, я сам поведу. Тут, значит, налево, да? Смотри, златовласка, в твоих интересах, чтобы мы дошли в целости и сохранности.
— Это ещё почему? — фея дёрнула плечом.
— Летать ты пока не можешь, забыла? Утопнем в болоте мы, утопнешь и ты.
— Ой-ой, что-то я об этом не подумала! — маленькая негодница замахала руками. — Направо! Направо поворачивай!
Слева послышался разочарованный вздох. Похоже, кто-то из болотных бесов уже всерьёз настроился попировать и теперь расстроился, видя, как ужин резво убегает в другую сторону.
А незнакомая птица продолжала рюмить в такт их шагам.
— Фьють-жуть, фьють-жуть, фьють-жуть…
Прошло от силы четверть часа, когда фея снова заговорила.
— Ну вот мы и пришли. Ах, как же долог был путь! — она указала пальчиком на непролазные заросли терновника с острыми, как пики, колючками и обындевевшими синими ягодами.
— А вход где? — не понял Элмерик.
— Да вот же! — фея раздражённо вспорхнула с его руки и взвизгнула от восторга. — Я лечу! Проклятие спало!
Значит, минули уже часы? А так и не скажешь. Правду говорят: время идёт быстрее у эльфов и у влюблённых… небось, у влюблённых эльфов оно и вовсе несётся вскачь? Элмерик хлопнул себя по лбу: когда он нервничал, вечно в голову лезла всякая ерунда. А кустах действительно обнаружился проход, но чтобы пролезть туда, ему пришлось встать на четвереньки.
Надоедливый золотистый огонёк мельтешил перед носом.
— Направо. Налево. Береги штаны! Быстрей ползите, смертные слизни! Мы с друзьями порой устраиваем гонки на улитках. Так вот даже они резвее.
Элмерик хотел ответить фее что-нибудь едкое, но ничего не придумал, потому что терновый лабиринт вдруг закончился, он выкатился на поляну, разогнулся — и вскрикнул, встретившись нос к носу с пустыми глазницами черепа.
Позади сдавленно охнул Эрни. Видать, тоже заметил нанизанные на шипы кости, белевшие там и тут.
Фея, сполна насладившись их замешательством, пояснила:
— Это чужаки. Или побеждённые в состязании. А иногда и то, и другое. Добро пожаловать во владения барда Сорокопута, дылды!
Да, пожалуй, после такого приёма угроза выпить вина из черепа поверженного противника казалась ещё весомей. Элмерик сглотнул, но в следующий миг уже расправил плечи. Нельзя было показывать фейри свой страх.
— А где же все? — он попытался сказать это как можно более беззаботно. Вроде, даже получилось.
— За столом, конечно. Мы же опоздали, вот они и сели трапезничать без нас.
Стоило фее это молвить, как посреди поляны возник и стол с яствами, и гости, больше похожие на диковинных птиц, чем на людей.
Например, у одного юноши вместо рта и носа был клюв, что совершенно не мешало ему пить из кубка, смешно запрокидывая голову. У сидящей справа дамы платье было сшито из чешуек еловых шишек, она ловко отщипывала кусочки рыбы тонкими пальчиками, каждый из которых был увенчан ястребиным когтем. Её товарка в алом берете и чёрном платье, скучая, подпирала кулаком подбородок, а её длинный язык юлил, собирая муравьёв с замшелого стола. Смешливые девицы в белых передниках с чёрной каймой разносили блюда с дичью и подливали вино. У каждой из-под платья виднелся длинный сорочий хвост.
Три жабы в лиловых сюртуках услаждали публику музыкой. Признаться, Элмерика больше удивило, что их дудочки и колокольцы строили между собой, выдавая приятную слуху мелодию, чем то, что эти жабы были ростом ему по плечо.
Ещё один кавалер с кошачьими усами над верхней губой кормил с ладони свою даму: у той вместо рук были коричневые в крапинку крылья, поэтому бедняжка не могла сама взять ни хлеб, ни кубок.
Пока Элмерик таращился по сторонам, фея улетела на дальний конец поляны — туда, где сияли другие огоньки.
И тут во главе стола раздвинулись занавеси из плюща, испуганно взметнулись сидевшие на них золотые феечки, и послышался ласковый звучный голос.
— Наконец-то! Мастер Волынщик! А мы уж заждались, — из лесной темноты, радушно раскинув руки, вышел бард Сорокопут: невысокий, седой, словно припорошенный пеплом, и в загадочной
