…И Митя стал чаще заходить в пионерскую комнату.
Раньше из школы Митя шёл с Лёшкой, и у них всегда было о чём поговорить. Лёша был совсем другой. Он был увалень. В нём не было подтянутости и чёткости, которую Митя любил и развивал в себе. Но Митя прощал ему и несобранность, и излишнюю мягкость: Лёша был настоящий друг — это Митя знал твёрдо. Было проверено, и не один раз.
Митя любил бывать у Лёшки дома. Ему нравилась спокойная сердечность Лёшиной мамы и весёлая насмешливость Катюши. Катюша была на год моложе брата, но Митя почему-то перед ней немножко робел. В душе Митя завидовал Лёшке: взрослая сестра, настоящий друг! А у Мити сестрёнка-первоклашка, ни о какой дружбе с ней не могло быть и речи…
Да, Лёша был лучший друг Мити. Но в последнее время всё чаще Митя говорил после уроков:
— Ты иди, Лёшка, я задержусь.
— Опять Валентина?
— Брось этот тон! Просто надо посоветоваться.
— Что ж, советуйся, раз на свои мозги надежды нет. Может, со мной посоветуешься?
И почему это Лёшка невзлюбил новую пионервожатую? Впрочем, её многие не любят. Не понимают.
План комсомольской работы сочиняли вдвоём. Тут только Митя понял, что не ошибся, придя всё-таки именно сюда, в пионерскую комнату, за помощью. Получилось великолепно! Перечитывая план, Митя сказал со вздохом:
— Хоть половину выполнить!
— Всё! Всё надо выполнить! — сказала Валентина Степановна сурово. — Всё! И главное — контроль. Ни на кого не полагайся. Кстати, на твоём месте я бы пионерскую работу Грачёву не доверила. Он размазня. Ничего у него не выйдет!
— Что вы, Валентина Степановна! — удивился Митя. — Вы просто Лёшку мало знаете. Он у нас лучший вожатый. И никакой он не размазня! Он просто такой… задумчивый. Но положиться на него можно. Не подведёт!
— Я лучше знаю людей, Бусырин, — сказала Валентина Степановна авторитетным тоном. — У меня немалый опыт. Я сразу поняла — ты парень решительный, дельный, у тебя дело пойдёт. А он — он другой человек. По-дружески советую: не опирайся на него!
Мите неловко было это слушать. Но, в конце концов, она не обязана знать, что Лёшка — Митин лучший друг! Конечно, она неправа. Никто не знает Лёшку, как он, Митя. Лёшка — кремень. Во всяком случае — во всём, что касается их дружбы. Правда, тут речь шла о другом — о его организаторских способностях, о твёрдости. Может быть, она и вправду видит то, чего Митя не разглядел или принимает за другое? Лёшка, например, любит всегда и за всех заступаться. Может быть, это и есть мягкотелость? Ему не мешало бы тоже волю потренировать, как тренирует Митя — упорно и методично. И это даёт свои плоды — вот Валентина новый человек, а уже заметила: «Ты парень решительный!»
Через неделю Валентина Степановна собрала отрядных вожатых, попросила Митю присутствовать. «Я не всех хорошо знаю, — сказала она, — хотя кое о чём уже наслышана», — и усмехнулась чуть-чуть, одними уголками губ. Мите нравилась её манера — и в голосе, и в усмешке, и в жестах была та спокойная уверенность, которую Митя жаждал выработать и в себе. Он бессознательно копировал некоторые ужимки Валентины Степановны. Ему казалось, что после разговоров с нею он становится как будто выше ростом. Во всяком случае, характер его безусловно становился твёрже!
Митя сел у окна и, заглядевшись на ребят, игравших на дворе в лапту, не слышал первой половины её речи. Потом он встрепенулся и пытался сосредоточиться, но как-то не получалось.
То и дело он поглядывал в окно и вдруг поймал себя на том, что, несмотря на свой солидный возраст, с удовольствием бы повозился там сейчас с этими пятиклашками. Как он любил когда-то лапту! А Лёшка и сейчас со своими пионерами играет, и с полным удовольствием. Правда, он не только играет — как-то у него здорово получается, вроде игра — и не игра, игра незаметно переходит в серьёзные дела. Он это умеет!
Тут Митя почувствовал, что Валентина Степановна на него смотрит.
— Вот у Бусырина в этом линия правильная! — сказала она. — Так и всем надо.
Что это? В чём это у него правильная линия? Митя пропустил самое главное! Вот жалость! Он тряхнул головой, изобразил на своём лице серьёзность и конец речи Валентины Степановны слушал не отвлекаясь.
— Одним словом, надо не только делать, но и приучить пионеров к тому, чтобы всегда оставались следы их работы. Дело сделанное, но нигде не отмеченное, вроде бы и не сделано. Наболтать может всякий. Надо доказать! Каждое звено должно иметь свой план работы, свой дневник, альбом с рисунками и фотографиями, протоколы, вообще надо наладить учёт всех проводимых мероприятий. Так работа виднее. И отчитываться легче. Понятно?
— Нет, непонятно.
Голос Лёши. Злой голос.
Валентина Степановна метнула взгляд в сторону Мити: «Вот полюбуйся. Я же говорила!»
— Что именно тебе непонятно, Грачёв?
— Получается, будто мы работаем, чтобы кому-то видно было нашу работу. А по-моему, главное не бумажки, а сами ребята! А если главное — вся эта писанина, о которой вы сейчас говорили то пионеры будут от вожатых прыгать в окно!
— Так. Кое-что я знаю о твоих методах. Могу рассказать!
Глаза Валентины Степановны сузились.
— Вот, например, такой факт: решили в отряде Грачёва помогать старым большевикам — вроде тимуровской работы. Похвальное намерение? Похвальное. А что из этого вышло? Разыскали какую-то неизвестную старушку — и давай ей помогать: и дрова пилят, и по лавкам бегают — дежурство, видите ли, установили! А уроки пусть за них дядя делает. Так, Грачёв? Само собой, двоек нахватали. А старушка — никакой не старый большевик, так себе старушка, божий одуванчик; она и рада, конечно…
— Эта старушка единственного сына потеряла на войне, — вскочил Лёша. — Никого у неё нет, ревматизм, лежит без помощи; паспорт у неё спрашивать, что ли? Да, дежурят ребята. Вторую неделю. И будут дежурить. А двойки тут ни при чём; дежурят они понемногу, двоек не прибавилось из-за дежурства!
— Но были двойки? Были! Отнимало время дежурство? Отнимало! Если хочешь знать, есть сигналы от родителей. Жалуются, что ты детей заставляешь дрова пилить, вместо того, чтобы заставлять их уроки готовить. Вот!
— Это от родителей Валерки Павлова, да? Кто его заставлял? Сам просил! Увидел — все работают, реветь стал, чтоб и его взяли. И пилил-то всего полчаса. Вот и Митя знает, я ему рассказывал!
— Путаешь, Грачёв; родители говорили другое, — сказала Валентина Степановна.
У Лёши от обиды захватило дыхание. Не верит!
— Митя! Помнишь, я тебе про Валерку рассказывал?
Митя молчал.
Он помнил. И ему нравилось то, что Лёша рассказывал о своих ребятах. Даже собирался поставить его всем в пример. Но вот, оказывается, родители недовольны… А главное — Валентина Степановна сердится. Вот они — вечные Лёшкины выдумки! И ведь предупреждала Валентина Степановна: «Ни на кого не полагайся!» Ну, что теперь делать? Заступиться? Неудобно, скажут: «Дружка защищаешь!» Митя покосился на сердитое лицо Валентины Степановны.
— Я проверю! — пробормотал он. — Проверю, всё выясним… — Он не поднимал глаз. Его вдруг бросило в жар.
Так он сидел, весь красный; ребята смотрели на него, и в этот момент сзади раздался вдруг тихий протяжный свист — свист изумления, в переводе на человеческий язык означавший: «Вот так штука!»
Валентина Степановна вздрогнула.
— Грачёв, выйди! — сказала она отрывисто.
— Это не я!
— Тебе сказано — выйди! Врать ещё будет!
— Я никогда не вру! — сказал побледневший Лёша, поднимаясь.
— Это я свистел, Валентина Степановна! — крикнул маленький, толстенький Владик Груздев, сидевший на одной парте с Лёшей. — Честное слово, я! У меня нечаянно вырвалось… Могу извиниться!
— Извинения никому не нужны, а покрывать товарища тебе, может быть, представляется благородным делом, а по-моему — нечестно и глупо! — сказала Валентина Степановна. Лицо её пылало, шея покрылась красными пятнами.
Ребята зашумели. Почему-то все оглядывались на Митю.
— Выходи, Грачёв! — властно сказала Валентина Степановна.
Лёша встал, взял свою полевую сумку и вышел, не взглянув на Митю.
— Если так, — выкрикнул Владик, — если тут никому не верят — ни мне, ни Лёшке, я тоже уйду! — и бросился за Лёшей. Слышно было, как он кубарем скатился с лестницы.
Шум усилился. Некоторые повскакали с мест.
— За что их выгнали?
— Грачёв не врёт!
— Владька же извинился!
Валентина Степановна постучала карандашом по столу — она даже как будто выросла в эту минуту — и сказала повелительно:
— Комсомольцы вы или нет? Сейчас же прекратить галдёж! Мы пришли делом заниматься, а не склоки разводить! Позор!
Вожатые присмирели и сели на свои места.
…После собрания Валентина Степановна задержала Митю.
— Распустил ты своих комсомольцев! Их надо в руках держать, — тогда будет порядок, — сказала она с укором.
