— Какой плот? Мы тут базу убираем, уже заканчиваем. Тебя что, к нам прислали?
— Я сам пришёл.
— Не понимаю! Кто ж этот Тропиночкин?
— Мой товарищ.
— Ах, вот что! Тот самый?
— Тот самый, — сказал Дуся. — Он там один сейчас. Он, может, думает, что я просто ушёл, и всё.
— Да где он? — всё ещё недоумевал Раутский.
— Я же говорю — у него плот унесло, теперь он один на острове.
— На острове? — Раутский ещё более удивился. — Кто же его туда послал теперь?
— Никто, — еле слышно признался Дуся. — Мы сами. Только у него плот унесло, а я на этом берегу сидел.
Старший нахимовец, раздумывая, покачал головой и присвистнул.
— Ну, заварили кашу! — сказал он. — Теперь, пожалуй, не порадуетесь. — И, помолчав, спросил: — Кто-нибудь видел вас?
— Нет, никто ещё не видел. Если бы плот не унесло…
— Подожди! — вдруг остановил Дусю Раутский и, приоткрыв дверь будки, крикнул: — Метелицын, на минутку!
На крыльце появился плечистый, немного нескладный нахимовец, и Дуся при свете фонаря тотчас узнал в нём нарушителя дисциплины, что ходил без погон позади строя.
— Что ты хочешь? — обратился он к Раутскому.
Он был по-прежнему без погон, и его тёмные большие глаза светились мягко на грубом, большом лице.
— Видишь ли, — сказал деловито и доверительно Раутский, — надо выручить вот этих малышей.
— Но тут только один малыш, — простодушно заметил Метелицын, — а где остальные?
— Их всего двое, но в том-то и дело, что один сидит теперь на острове. Заплыл туда на плоту, а плот унесло волнами.
— Придётся сходить на шлюпке, — просто сказал Метелицын. — Им же, наверное, отбой был?
— Кажется, был, но, может быть, обойдётся. Ты возьми четвёрку и не шуми вёслами. Лучше, если бы не заметили, — добавил он. — Я бы сам пошёл, да меня каждую минуту спросить могут.
— Понятно, — сказал Метелицын и шагнул в темноту к причалу.
— Ты бы шёл к себе, — сказал Раутский Дусе. — Там же, может быть, вас ищут.
— Нет, — сказал Дуся, — я один не могу, мы лучше вместе с Тропиночкиным.
В это время в темноте со стороны лагеря мелькнул свет и раздались голоса.
— Начальник училища идёт! — тревожно прошептал Раутский. — Давайте-ка в сторонку.
Стоя за будкой в темноте, Дуся слышал, как Раутский громко скомандовал:
— Смирно-о!
Потом по деревянному настилу отчётливо прозвучали его шаги, затем послышался рапорт:
— Товарищ капитан первого ранга, группа воспитанников третьей роты заканчивает праздничную уборку. Дежурный по пирсу, воспитанник первой роты Раутский.
— Вольно, — сказал начальник и в сопровождении нескольких офицеров (о чём Дуся мог судить по шуму шагов на крыльце) прошёл к будке.
«Только бы поскорее они ушли, только бы поскорее!» — думал Дуся. Но, как нарочно, начальник задержался на крыльце. Он спрашивал, готовы ли машины к встрече гостей и не отсырела ли площадка, на которой будет происходить перетягивание каната. Ему отвечали незнакомые Дусе голоса офицеров. Потом Стрижников сказал, что заплывы на большие дистанции врач советует отменить, так как вода в озере стала холодной.
— Посмотрим! — сказал начальник.
И все медленно пошли от будки.
Дуся вздохнул с облегчением.
Вдруг явственно послышался всплеск у самого пирса.
— Кто это там? — сердито спросил начальник.
Один из его спутников подошёл к берегу и зажужжал ручным фонариком.
«Попались!» — пронеслось в голове у Дуси.
— Никого нет, это волна! — раздалось в темноте.
И Дуся узнал голос мичмана Гаврюшина.
Офицеры двинулись дальше. А через минуту на деревянных мостках пирса появился Метелицын.
— Всё из-за цепи, — хмурясь, сообщил он, — пока я с ней возился, они и услышали.
— Ничего, всё обошлось! — успокоил Раутский. — Только давайте поживее!
Он озабоченно посмотрел на фонарь, который качнуло порывом ветра так, что проволока заскрипела.
А Дуся уже шагал вслед за Метелицыным, с уважением поглядывая на его широкую спину.
Спустившись на пирс, они отвязали четвёрку. Волны, казавшиеся чёрными, как смола, плескались о широкое днище.
— Держись! — шепнул Метелицын и сильными взмахами вёсел вывел шлюпку на озеро.
Дуся сидел на корме, вцепившись руками в борта. Озеро грозно колыхалось вокруг. Туча — та самая, что походила на ватное пальто, — медленно наплывала сбоку, всё больше закрывая небо над озером. Тёмные плотные полы пальто как бы растрепались; седые, почти белёсые лохмотья расползлись по сторонам. И вдруг тонкий огненный вьюн вильнул и исчез в туче, осветив на мгновение противоположный берег и синий, далёкий лес.
Ударил гром, и порывы ветра погнали по озеру мелкую быструю рябь.
— Даёт! — сказал Метелицын и ещё энергичнее заработал вёслами.
Дуся теперь не видел вокруг себя ничего, кроме волн, упругих и гладких, в оловянных отблесках побелевшего неба. Садясь в лодку, он думал, что легко найдёт место, куда надо причалить, а теперь, пожалуй, не мог бы даже сказать, где находится и самый остров.
Метелицын грёб, казалось, на самую середину озера. Но вот он уверенно повернул шлюпку так, что ветер стал дуть Дусе в спину. При свете новой зарницы Дуся увидел впереди согнутые ветром кусты тальника. «Где-то там Тропиночкин», — подумал он. Шлюпка стала огибать остров с подветренной стороны. Теперь ветер чувствовался меньше.
— Ну, где он тут? — спросил Метелицын, опустив вёсла.
Дуся молчал, не зная, что сказать, и с удивлением и невольной робостью разглядывал незнакомый тёмный берег.
— Тропиночкин! — позвал он еле слышно.
Никто не откликался.
— Ты громче зови, — посоветовал Метелицын.
Дуся стал кричать громко, как только мог. Он уже решил, что Тропиночкин ушёл зачем-нибудь на другую сторону острова. Вдруг около них, в кустах, что-то зашевелилось, и из зарослей возникла маленькая взъерошенная фигура Тропиночкина.
— Ты чего же не откликаешься? — обиделся Дуся. — Мы за тобой пришли, а тебя нет.
— Я грозы испугался, — сказал Тропиночкин, — в блиндаж залез — тут в песке настоящий блиндаж вырыт.
— «Блиндаж, блиндаж»! — заворчал Метелицын. — Ты прыгай скорей в шлюпку: нам спешить надо.
Тропиночкин покорно забрался в шлюпку — её Метелицын подвёл к самому берегу — и пристроился вместе с Дусей на корме.
— Ровнее сидите, — сказал им Метелицын, — а то опрокинемся.
Он развернул шлюпку и повёл её обратно. Опять несколько раз ударил и прокатился по воде громовой раскат.
Как только они отошли от острова, ветер подул навстречу с такой силой, что шлюпка почти не двигалась вперёд. Несмотря на все усилия Метелицына, её начало сносить. Порывы ветра срывали с вёсел струи воды и обдавали Дусю и Тропиночкина холодными брызгами.
В белёсой мгле над озером то и дело вспыхивали зигзаги молний. Хлынул дождь, поверхность воды сделалась пятнистой. Ветер налетал теперь вихрями и гнал шлюпку боком. С трудом удалось Метелицыну поставить её по ветру. Ветер поволок её по воде наискосок к берегу, в сторону от пирса. Теперь все усилия Метелицына сводились к тому, чтобы шлюпку не опрокинуло. Он яростно работал вёслами. При вспышках молнии лицо его казалось бледным, напряжённым, решительная складка выступила на лбу.
Он приказал им сесть на дно лодки и держаться за банку.
Хорошо, что Дуся уже знал, что банка — это скамья. Он уцепился за неё обеими руками и прижался к Тропиночкину, тоже мокрому до нитки. Были минуты, когда Дусе казалось, что Метелицын вот-вот выбьется из сил и тогда их шлюпку опрокинет.
Но Метелицын был неутомим. Только раз ему не удалось вовремя поставить шлюпку поперёк волны, и вода хлестнула через борт и залила днище. Дуся привстал было, но Метелицын грозно крикнул: «Сесть!» И им снова пришлось покориться.
Наконец шлюпка прошуршала днищем по песку и остановилась, ткнувшись носом в край берега.
— Ну, ваше счастье, что не опрокинуло, — сказал Метелицын. — Выбирайтесь поскорее да идите к себе.
Дуся и Тропиночкин, порядком промёрзшие, мокрые, напуганные бурей, мгновенно выбрались на сушу.
— Спасибо вам, — еле выговорил Тропиночкин, вздрагивая от холода.
— А как же шлюпка? — спросил Дуся.
— Это уж моя забота, — сказал Метелицын. — Вот утихнет немного, отведу к пирсу. А вы, в случае чего, держите язык за зубами. Понятно?
— Понятно, — пролепетали Дуся и Тропиночкин и побежали по скользкому берегу.
Дождь ещё шёл, но ветер стихал, и небо стало светлее, так что вечер уже не казался ночью.
Пробежав метров полтораста по берегу, мальчики очутились на дорожке, ведущей к пирсу.
— Ого, куда нас отнесло! — изумился Тропиночкин.
— Тише, — остановил его Дуся, — кто-то идёт.
Они замерли под деревом. По тропинке спускались к пирсу два офицера в дождевых плащах.
