— Что ж тебе написать?
— Не знаю.
— Напишу, что ты озорник и дерешься.
— Не надо… Напишите, не плакал ли Осек, что я у него взял помочи.
— А ты взял у Осека помочи?
— Мама велела, потому что мои штаны рваные, а у него с помочами.
— Так, может быть, лучше спросить, не плакал ли Осек, что ты у него штаны взял?
— Ладно, спросите…
Херш написал по-еврейски:
«Моим дорогим родителям. Во-первых, пишу, что я здоров, и мне хотелось бы знать, что слышно дома, и я вешу 54 фунта, и ем 5 раз в день, и все вам потом расскажу, и мы строим крепость и копаем землю, и мне очень хотелось бы знать, что слышно дома».
Есть в письмах ребят и полные забот вопросы:
«Нашел ли отец место, есть ли у Хаима работа и зарабатывает ли он хоть что-нибудь?»
Когда мальчик уезжал в колонию, отец был без работы.
Некоторые ребята не доверяют воспитателю и предпочитают, чтобы за них писал товарищ. Товарищ напишет, что ему скажут, а воспитатель еще, чего доброго, пожалуется родителям, что он вчера зашел на середину реки, где глубоко, или полез за белкой и нос себе расцарапал. С начальством лучше поосторожнее.
И товарищ, расспросив о родственниках, строчит:
«Во-первых, я здоров и кланяюсь дедушке, и кланяюсь брату, и кланяюсь сестре, и кланяюсь братишке Мотке, и кланяюсь всей семье. Будьте здоровы, и я ем пять раз в день, и кланяюсь Абрамку, и кланяюсь тете, и кланяюсь одному дяде и другому».
Товарищ читает письмо вслух; оказывается, что все в порядке.
— Я уже написал, господин воспитатель.
И рад: первый раз в жизни посылает письмо.
На четвертой неделе воспитатель пишет на открытках:
«Прошу встретить сына на вокзале в четверг, 20 июля, в 12 часов дня».
И в конце добавляет:
«Ваш сын — веселый и ласковый мальчик. Мы его очень полюбили».
Родителям будет приятно узнать, что их сын снискал симпатии чужих людей.
— Господин воспитатель, что вы обо мне написали?
— Что ты не хотел есть кашу и плохо стелил постель, пусть отец тебя отшлепает.
— Не бойся, господин воспитатель шутит, — поучает более опытный товарищ.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. Хаим и Мордка. Кукушка, белка и история про бабочку. Мордку называют Мацеком
Почему Хаим, который не может пройти мимо, чтобы кого-нибудь не задеть, так дружит с Мордкой Чарнецким и никогда его не обижает?
— Хаим — твой друг?
— Да, — кивает Чарнецкий.
— И он никогда тебя не бьет?
— Нет, — живо возражает Мордка.
У Мордки Чарнецкого большие черные глаза, всегда немного грустные и удивленные.
Как-то раз, когда ребята играли на полянке, в ольховой роще закуковала кукушка.
«Ку-ку», — кричит из чащи кукушка.
— Ку-ку, — повторяет Чарнецкий и прислушивается: ждет, когда птица ответит.
Долго так разговаривали — кукушка и мальчик. Но вот птицу спугнули, и удивляется Мордка, что ему никто не отвечает, и не верится ему, что он говорил с кукушкой.
Когда ребята увидят белку, они ведут себя по-разному: одни норовят подкрасться и схватить, потому что, как гласит молва, три года назад одному мальчику удалось поймать живую белку, — он принес ее на кухню; другие смеются от радости, глядя, как маленькая рыжая зверушка проворно прыгает с ветки на ветку: человек, наверное, упал бы и расшиб голову. Чарнецкий не смеется, он только широко раскрывает глаза и удивляется, что белка умеет то, чего и человек не может…
Ребята играют в чижа. Чарнецкий стоит в стороне и удивляется, что можно так ловко, так высоко палочку палочкой подбрасывать. Но сам играть в чижа не пробует… Так же смотрит он и на закат: словно его важные мысли занимают. И тогда только очнется Мордка, когда снова увидит что-нибудь очень красивое…
Бабочка перелетает с цветка на цветок. Чарнецкий идет за ней следом, нет, не ловит, удивляется только, что снежные эти хлопья улетают от него, словно живые. А может быть, они и вправду живые?
— Бабочки всегда белые? — спрашивает Мордка у Хаима и рассказывает ему такую историю.
Один мальчик в школе разорвал лист бумаги на мелкие кусочки и выбросил в окно. Когда бумажки падали, все высунулись из окна: одни кричали, что это снег, а другие, что бабочки порхают.
Пришла сторожиха и пожаловалась, что мальчишки во дворе насорили; учитель узнал, кто бросал в окно бумажки, и побил мальчика чубуком своей трубки.
Мальчик плакал, а Чарнецкий узнал тогда, что есть на свете бабочки. А здесь, в колонии, он видит их собственными глазами.
Ребята смеются над Мордкой: он не умеет прыгать через веревку, в горелки бегает хуже всех, мячик никогда не поймает. И прозвали Мордку «Мацеком».
Воспитатель объяснил ребятам, что люди бывают хорошие и плохие, умные и глупые; «Мацек» же — польское крестьянское имя, значит, имя людей бедных и совсем не смешное. Дразнить кого-нибудь Мацеком — это все равно, что смеяться над еврейским именем «Мордка». Но только те, кто постарше и поумнее, поняли, что сказал воспитатель.
А вот когда Хаим заявил: «Кто тронет Чарнецкого, в морду дам», — всем стало ясно, что приятелей лучше не задирать…
Почему Хаим, один из отчаяннейших сорванцов, взял под свою защиту самого тихого мальчика в колонии?
ГЛАВА
ДВЕНАДЦАТАЯ. Газета «Михалувка». Почему ребята плохо говорят по-польски?
Эльвинг сразу догадался, что газета «Михалувка» не приходит из Варшавы, а воспитатели сами ее пишут и нарочно вкладывают в конверт. Будто бы ее из Варшавы прислали. Но и он слушает, когда читают газету: нельзя не признать, что известия в ней самые свежие и всегда интересные. Разные бывают новости в газете: — «Ребята играли в лапту и выбили стекло. Госпожа экономка очень сердится».
«Гринбаум Борух подрался со своим братом Мордкой».
«Младший Мамелок влез на окно и заглядывал в кухню».
«Хевельке и Шекелевский не хотят есть кашу».
«Ейман ударил по носу Бутермана. Бутерман простил Еймана».
«Новая собака сорвалась с цепи и убежала. Но Франек ее поймал».
«Вайнберг провертел дыру в шапке. Он так и будет ходить в дырявой шапке, потому что новую не получит».
«Штабхольц пил сырую воду, от этого у него заболит живот, и, может быть, ему даже придется проглотить целую ложку касторки».
Одна статья в газете «Михалувка» была о башмаках, — как неудобно ходить в деревне в башмаках и как приятно и полезно ходить босиком; в другой говорилось о том, как проводят время в колонии Молодец и Мямля. А одна статья была посвящена летним колониям.
«Общество летних колоний» уже двадцать пять лет посылает детей в деревню.
Сначала в деревню посылали очень мало детей, потом стали больше, а теперь каждый год отправляют три тысячи; половина из них, тысяча пятьсот, мальчики, половина — девочки.
На то, чтобы посылать детей в деревню, Общество тратит сорок тысяч рублей в год. Одежду, простыни, мыло, мясо, молоко — все надо покупать. Тот, кто теряет носовые платки и мячики, рвет одежду, бьет стекла и ломает вилки, поступает плохо, потому что у колонии останется меньше денег на молоко и хлеб и на будущий год сюда уже не сможет поехать столько детей, а те, кто останется в городе, будут очень огорчены.
У Общества много таких колоний, как Михалувка. Дети ездят в Цехоцинек, и в Зофьювку, и в Вильгельмувку. На колонию Михалувку отпускается много денег, целых пять тысяч рублей в год. За лето сюда приезжают две смены мальчиков и две смены девочек.
Кто дает эти деньги? Дают разные люди. Один умирает, и деньги ему не нужны; другой хочет откупить грехи у господа бога; третий хочет, чтобы все говорили, что он добрый; а четвертый на самом деле добрый: он хочет, чтобы дети жили весело и были здоровы.
Кто собирает эти деньги? Собирает их председатель «Общества летних колоний» и еще другие мужчины и женщины.
Почему они собирают деньги?
Потому что люди верят им и выбрали их точно так же, как вы здесь, в Михалувке, выбрали в судьи Пресмана, Плоцкого и Фриденсона.
О летних колониях можно было бы написать в газете и получше, но еврейские дети плохо понимают по-польски, и надо писать для них простыми словами.
Некоторые ребята совсем не говорят по-польски, но, несмотря на это, великолепно выходят из положения. Они говорят:
— Господин воспитатель, о-о!
Это значит: мне длинны штаны, у меня оторвалась пуговица, меня укусил комар, какой красивый цветок, у меня нет ножа или вилки.
Завтрак, полдник, ужин — все называется «обед». И, когда раздается звонок, ребята весело кричат:
— Обедать!
Откуда им знать, что еда в разное время дня называется по-разному, если дома всякий раз, когда они голодны, они получают кусок хлеба с чуть подслащенным чаем?
Другое дело те, кто живет на одной улице с польскими ребятами.
Гринбаум из Старого Мяста хорошо говорит по-польски, у братьев Фурткевичей даже имена польские, их зовут Генек и Гуцек. А Мосек Топчо вместе с Франеками и Янеками голубей гоняет и научился от них свистеть в два пальца и кричать петухом, потому что живет он на Пшиокоповой улице…
