– Послушай, Моцарт, а вы домашние работы как делаете? Вас, например, попросят сделать что-нибудь? Вот как сейчас. Переставить стакан. Ведь на тебя тогда стаканов не напасёшься. А они, я тебе скажу, денег стоят.
– Тебе что, стакан жалко? – Моцарт внимательно посмотрел на Гошку.
– Знаешь, не то чтобы жалко, – Гошка искривил лицо, – но если честно, то жаль немножко, – он показал самый большой осколок Моцарту. – Смотри, какой большой. Вот если бы фокус твой получился сначала, а потом только стакан разбился, то тут, наверное, не так жалко бы было. А так, конечно жалко. Ни фокуса, ни стакана.
– Постой, Гошан. Тут ведь вот какое дело. Нас когда учат в волшебной школе, то, – он поднял указательный палец, – самое главное, чтобы двоек не получать. У нас ведь двоечников совсем нет, – похвастался Моцарт.
– Как нет? – не поверил ему Гошан. – Ученики есть, а двоек нет? Ха-ха! Ха-ха! Разве так бывает?
– Бывает! – обиделся Моцарт. – У меня двоек никогда не было, – и Моцарт так насупил свои брови, что Гоша, глядя на него, в самом деле поверил, что и двоечников у них нет, а Моцарт никогда не хватал двоек.
– А что же ты стакан тяпнул? А-а? – подковырнул Гошан Моцарта снова.
– Да в том, что я его разбил, ничего такого нет. Нас в школе учат сперва-наперво возвращать всё на своё место, если что-то не получается. Представляешь, если бы мы в учёбе делали ошибки и не могли их исправить?
Моцарт говорил, а Гошка его внимательно слушал и восхищённо чему-то дивился. В его голове бродили совершенно разные мысли. Смысл того, что ему рассказывал Моцарт, до Гоши доходил. Только Моцарт говорил с таким выражением лица, будто рассуждает о каких-то простых предметах. Гошан в задумчивости снова почесал затылок.
– Не, Моцарт. Ты правду говоришь? Ты ведь всё это серьёзно?
– Ну конечно! Вот смотри. Это я запросто. Это как детей, если уж говорить научили, то они до конца жизни могут, несмотря на то, что взрослыми становятся. А забыть слова и как их говорить – уже не могут.
– И что? – сам не зная почему, спросил Гошан.
– Что-что? Да ничего! – Моцарт сделал движение рукой, кашлянул и что-то прошептал. Затем подошёл к Гошану, взял у него осторожно разбитый осколок и бросил его на пол.
Пока осколок летел вниз, он, словно магнитом, притягивал остальные кусочки к себе. И прямо на глазах стакан по той же траектории направился снова на подоконник.
– Ничего себе! – разинул рот Гоша и поспешил к стакану, чтобы взять его в руку.
– Послушай, а ты его… – он не знал, что сказать, – можешь снова так?
– Опять ты за своё, – проговорил Моцарт. – Гош, – посмотрел он жалостливо. – Не могу я, подзабыл кое-что. Ты что, не понимаешь? – хотел было оправдаться Моцарт, – с кем не бывает.
– Нет. Так не пойдёт. Ты пробуй. Обещал же. Вот и показывай, что ты настоящий волшебник. А то смотри, Моцарт, не поверю. Разболтаю, что никакой ты не волшебник, – снова слова Гошана прозвучали серьёзно и угрожающе. – Я и Слюнтику тогда расскажу, а уж тогда не знаю, будет ли он дружить с тобой, если ты не настоящий.
– Ну ладно, – тихо проговорил Моцарт. – Буду пробовать.
Он отвернулся, взял голову в руки, словно хотел что-то вспомнить и не мог, потом повернулся с улыбкой.
– Вспомнил, – и проделал непонятное движение рукой.
Стакан на подоконнике задрожал и зазвенел, а ребята стали пристально смотреть на него. Стакан делал маленькие прыжки, но взлетать не хотел.
Зато Гоша почувствовал, что одна его нога оторвалась от пола и стала подниматься в воздух, а другая, как привинченная, стояла на полу. Гошка испугался. Нога медленно, но верно поднималась. Она была такой лёгкой, что Гоша даже не чувствовал её.
Гошан пошевелил ногой. Она легко поддалась. Но вот вторая стояла, как вкопанная.
Почему он захотел попробовать встать на ту ногу, которая была в воздухе, Гошка и сам потом не мог объяснить. Но он опёрся на неё. И у него получилось! Вторая нога оторвалась от пола.
Получалось, что нога, которая была в воздухе, словно стояла на чём-то невидимом.
Гошан это понял и в ту же минуту стал терять равновесие. Он стал крениться на бок и не знал что делать. Он лишь понимал, что сейчас он брякнется вниз.
И хоть он был недалеко от пола, всего с каких-то полметра, но состояние невесомости вскружило ему голову, а может, незнание того, как нужно держаться, когда паришь как птица. У птицы хоть крылья есть! И тут Гошка пожалел, что у него нет крыльев. Он качнулся в воздухе, хотел что-то сказать Моцарту, но снова закачался и опять чуть не упал.
Он даже замолчал, поскольку чувствовал, что если пошевелит хотя бы языком, то снова потеряет равновесие.
«Да, вот дела», – подумал Гошан. И только он это подумал, как стал заваливаться на бок.
Но тут его словно кто-то большой и невидимый взял за руки и поставил на пол. Гошану показалось, что он стал очень-очень тяжёлым. И у него не было сил даже шагнуть. Он постоял минуту. Сосредоточился. Потом попытался с огромным усилием сделать шаг, и его нога словно стрельнула! Она снова стала нормальной, вовсе не тяжелой. И движение Гошки получилось таким, будто он пнул футбольный мяч.
В итоге, наш герой попал по стене только кончиком ноги, и потому больно ему не было.
Обернувшись к Моцарту, Гоша прикрикнул:
– Слушай, Моцарт, перестань!
– Да я ничего уже и не делаю. Ты постой, не торопись. По плану я должен был сделать стакан пушинкой.
– Какой пушинкой?
– Какой, какой! Первый раз я попытался сделать стакан мячиком. Но у меня не получилось. А сейчас попробовал сделать пушинкой. Но пушинкой сделал тебя. Что-то опять перепутал. Зато ты теперь знаешь, каково быть пушинкой!
– Ты это брось! – выдохнул Гошан.
Сомнений не было, Моцарт, пусть и не совсем точный волшебник, но волшебные штучки вытворять может.
У Гошана даже дух захватило, какие приключения можно придумывать при таких обстоятельствах! Теперь-то он Моцарту даст задание посложнее.
– Послушай, Моцарт, – схитрил Гошка, – а ты можешь меня из окна приподнять. Я погляжу, где пацаны. А потом ты меня обратно, того…
– Забирайся на подоконник! – Моцарт обрадовался, что Гошка вовсе не обратил внимания на его неудавшееся волшебство.
Обрадованный, Гошан распахнул окно, залез на подоконник и только после этого нахмурился.
– Ты чего, Гош? – протянул Моцарт, который сразу не догадался, отчего Гоша не очень-то обрадовался своей затее.
И хоть он и придумал её сам, теперь уже думал отказаться.
– Послушай, Моцарт, – глядя из окна на улицу, обратился Гошка к волшебнику. – Тут ведь высоко. А если я, как стакан? – он замолчал.
Гоша провёл глазами от своего окна и до земли.
– Если я того? Бахнусь. И не на ноги, а, например, на голову или на спину. Мне ведь, если честно, не хочется падать. А с тобой, хоть ты и не двоечник, всякое случается! Я с такого расстояния сам никогда не прыгал. Я, конечно, прыгал с высоты, особенно зимой, – и Гошка с гордостью поведал, как он прыгал зимой в сугроб с крыши детского садика. – И с веранды прыгали, но там больше не высота имела значение, а как разбежишься, оттолкнешься и как далеко пролетишь.
Но теперь Гошка почему-то струсил. Внизу сугробов не было. И хоть казалось, что земля близко, но Гошка был уверен, что этого вполне достаточно, чтобы переломать ноги.
Он сразу представил, что Моцарт вернёт его на место. И даже сломанные ноги прирастит, но всё-таки испытывать это на себе Гошке расхотелось. А вдруг, например, Моцарт забудет заклинание или не успеет вернуть всё на свои места.
– Я передумал, Моцарт!
– Ну, как хочешь. Мне же лучше. Вспоминать не надо. Давай лучше расскажи мне истории про себя и своих друзей. Про Саблиса и Бублика, – ошибся в именах Моцарт.
– Кого, кого? – Гошка расхохотался. – Про Слюнтика и Балбеса. Они узнают, что ты так их назвал, тоже тебе имя новое дадут. Например, Бах!
– Что за Бах? – у Моцарта сделался озадаченный вид.
– Ты же стакан уронил. И меня тоже чуть не уронил. Так что тебе теперь можно придумать новое имя. Бах или Бумс. На выбор. Какое тебе больше понравится.
– А мне никакое не нравится! – заявил недовольно Моцарт.
– Э, брат! Теперь это не от тебя зависит. И даже не от меня. Вот уж мы соберёмся все вместе и тогда решим. Хорошее тебе имя придумали или не очень.
– Гош, а если я не хочу для себя новое имя? Мне может со старым хорошо.
– Нет, так нельзя. Мне вот, например, всегда хотелось маленьким быть, а я взял и вырос. Никто же меня не спросил, хочу ли я быть большим. Так что, Бах, придётся смириться и тебе. Вспомни, у всех индейцев были красивые имена. Ты любишь книжки или кино про индейцев?
– Постой, постой, – возмутился Моцарт, а теперь уже Бах. – А у тебя какое вот есть, ну… ещё одно имя?
– О, о! У меня оно не одно, – похвастался Гоша.
– И какое? – захлопал глазами Моцарт-Бах.
– Гоша, Гошка, Гошарик, Гошан, – он замолчал и добавил, – Геродот. Но это, – лицо у Гоши стало суровым, – когда мы серьёзными делами занимаемся, когда взрослые не знают. Для серьёзных дел серьёзным ребятам мы придумываем серьёзные имена! Но тебе, – Гошка подумал, – тебе надо сначала доказать, что ты тоже можешь быть серьёзным. Ведь пока ты этого не доказал.
