Но и этого было достаточно, чтобы Саша заметил ее.
— А-а. Лена! — обрадовался он. — А мы тут площадку решили делать во дворе. Заметку в газету написали. Может, и ты подпишешься? Больше подписей — лучше…
— Леночка! — позвала из кухни Валентина Григорьевна. — Вымой руки. Сейчас будем обедать.
— Ну, — снова спросил Саша, — подпишешь?
Не ответив, Лена спряталась за косяк. На другом балконе засмеялись.
— Нашел кого просить! Она и во двор-то боится выйти. Тихоня! Монашка!
Лена стояла за дверью не дыша. Лишь мелко вздрагивали губы. Неужели и Саша смеется над ней?..
Плутону и Меркурию не везло. Четыре дня они крутятся возле дома № 11 по Кропоткинской улице, а толку никакого. Все изучили — когда и сколько раз сухонькая старушка выводит собаку на прогулку, на какой скамейке сидит, с кем водит дружбу.
Все знали, а собачку до сих пор взять не могли. Они уже начали ненавидеть эту тонконогую и до того маленькую собачонку, что ее можно было бы чуть ли не в карман запихнуть.
Но что толку злиться! Это не поможет. Надо было терпеливо ждать. Ведь позволит же когда-нибудь старушка побегать собачке на свободе. Не будет же вечно держать на поводке. Однако все их надежды были напрасны: старушка ни на шаг не отпускала от себя собаку. Ну, хоть бы разочек отпустила! Рядом — кусты. Песик наверняка побежал бы туда. А уж они-то не пропустили бы этой минуты!
Но хозяйка словно знала, какая беда подстерегает ее любимца.
Меркурий, глядя злыми глазами на старушку, сказал:
— Подойду сейчас, выхвачу поводок и — драла!
— Но-но! — прошипел Плутон. — Без анархии. Инструкцию забыл?
Ему, как начальнику разведки, на этот счет Марсом были даны точные указания — никакого хамства. Все делать тихо и деликатно: собаку никто не крал, пропала, и все. Может, сама убежала. Бывает…
Да, легко сказать — тихо и деликатно! А попробуй возьми ее тихо! Так еще неделю проторчишь здесь без толку!
А сам торопит: давайте, действуйте. Деньги до зарезу нужны.
И Коська до сих пор ничего не принес. Обещал, а не принес. И вообще перестал во дворе показываться. Вчера ходил к нему — мать сказала, что больной, будто горло болит. Выдумал, конечно. А тут за него отдувайся! И зачем было принимать его в общество? В транзисторах все равно ни черта не смыслит. Даже не увлекается по-настоящему. А уж ему-то можно бы разбираться — дед у него сам приемники собирает. А Коська — нет, все книжечки читает. Про путешествия… Видно, плевать ему и на транзисторы, и на их общее дело. Да, напрасно принимали его в общество. А все потому, что думали — деньгами поможет, а он…
Попрощавшись с приятельницами, старушка с собачкой на поводке пошла к дому. Да, операция «Х-7» определенно срывалась.
— Еще день потеряли, — проворчал Меркурий. — Инструкция, инструкция! Что вот сейчас будешь докладывать?..
Марс лежал на диване и чистил ножичком ногти. Услышав три коротких стука в дверь, он поднялся, раскрыл на столе толстую книгу с какими-то сложными формулами и пошел открывать.
Кислый вид ребят ему не понравился.
— Вы что, с похорон? А ну, веселей гляди! Докладывайте!
Плутон вскинул голову, но тут же опустил ее.
— Операция «Х-7» не выполнена… Эта старуха совсем измучила нас. Поводка не выпускает.
— Без шуму не взять, — подтвердил Меркурий и безнадежно помотал головой.
Марс понял, что ребята устали, страшно расстроены неудачей и действительно ничего, не могут сделать. Он сел к столу, склонился над раскрытой книгой с мудреными формулами и задумался.
— Утомился я, ребята, — сказал он тихо и провел рукой по глазам. — До четырех ночи работал… Да-а… Что ж, видно, от операции «Х-7» надо отказаться. Ищите другой объект. Времени терять нам нельзя. Беспокоят меня короткие волны. Для этого нужны германиевые триоды высшего качества. Мне тут один предлагает пару триодов, но цену заломил страшную. Да что поделаешь — надо. Позавчера костюм отнес в скупочный. Ничего, ради нашего дела на любые жертвы стоит идти.
Глаза Марса загорелись.
— Представляете, какой это будет приемник! Совершенно уникальный! Исключительная портативность в нем будет сочетаться с необыкновенной избирательностью. Едешь в поезде или идешь по лесу, а он — в кармане. И весь мир можно слушать. Хочешь — Лондон, хочешь — Рим, Токио, Сан-Франциско или сигналы спутников и космических кораблей! Целая революция в радиотехнике!
Марс взглянул на ребят и засмеялся.
— Что телескопы вытаращили? Вот она, принципиальная схема… Сейчас покажу. — Он стал рыться в бумагах, грудой наваленных на столе. Найдя какой-то листок, вдруг улыбнулся, сказал: — Мое авторское свидетельство. Слышали о таком?
Меркурий отрицательно покачал головой.
— И я не слышал, — почтительно произнес Плутон.
— Всесоюзный комитет по рационализации и изобретательству выдал. За конструкцию автоматического тормозного устройства. Прислали нам тогда на завод станки. Хорошие станки, быстроходные. Но кое-какие недостатки были в них. Посидел я пару вечеров, сконструировал новое тормозное устройство к станку и послал в комитет по изобретательству. Одобрили, конечно. Вот прислали свидетельство. Видите, напечатано — В. В. Жомину. Виктору Васильевичу, значит. То есть мне… Но это все мелочь.
Марс небрежно засунул авторское свидетельство в груду бумаг и, посидев с минуту, словно что-то вспоминая, продолжал:
— То все пустяки… Я и с завода потому ушел, что хотел за какое-нибудь крупное изобретение засесть, чтобы не мешали, не дергали. А что диплома у меня нет — не беда. Иной специалист без диплома стоит больше, чем десяток с дипломами. Если у человека талант. Если он — самородок, Ньютон, Ломоносов! А диплом-то я десять раз получу! Вот соберем приемник, представим в Академию наук — тогда все увидят, на что мы способны!
Марс засмеялся, подмигнул Плутону и Меркурию, слушавших его с разинутыми ртами, и опять сел к столу. Задумался. Застучал пальцами по футляру логарифмической линейки.
— Мечты, мечты… Н-нда… А пока простой транзистор не за что купить. Плохо. Очень плохо. Начальник разведки, почему Кости не вижу?
Оробев от такой быстрой перемены в настроении руководителя, Плутон поспешно ответил:
— Мать его сказала: болен.
Встав из-за стола, Марс строго взглянул на Плутона.
— Когда выздоровеет, приведи его ко мне. А сами ищите новый объект.
Лешка и Василек смотрели кинокомедию «Полосатый рейс». Задрав головы, сидели во втором ряду. От смеха у Василька болели скулы. Чего только не проделывали громадные рыжие тигры и проказница обезьяна! А когда буфетчик, выдававший себя за укротителя, прыгнул, спасаясь от тигров, в пустую клетку и заперся там, дрожа, как мышь, Василек едва не свалился со стула. Громко хохоча, он толкал локтем сидевшего рядом приятеля.
Лешка тоже смеялся. Картина ему нравилась.
По дороге домой Василек до того размахивал руками, вспоминая забавные места в картине, что на него оборачивались прохожие. «А помнишь, как обезьяна из шланга?.. А помнишь…»
Лешка шагал молча, засунув руки в карманы потертых штанов. Он взглянул на часы, висевшие возле троллейбусной остановки. Без десяти шесть. Скоро отец придет с работы…
— А помнишь, как буфетчик в клетку влетел? — все не мог успокоиться Василек. — Ну и рожа была потешная…
— Заткнись! — оборвал Лешка. — Потешная, потешная! Тебе-то смешно, а меня, может, отец уже поджидает…
Василек заморгал и взглянул на Лешку.
— Боишься?
Не обернувшись, Лешка долго молчал.
— Сбежать бы, что ли… — вздохнул он. — Надоело.
Василек испугался: а вдруг и в самом деле сбежит? Кому не надоедят побои и ругань! Но утешить Лешку Василек ничем не мог и потому нарочно заговорил о другом:
— Вот обожди, как примемся площадку строить! Ого! По плану будем строить. Я чертежную бумагу уже достал. Ватманская! Только бы в газете скорей напечатали.
Лешка ничего на это не сказал. Безразлично смотрел на людей, шагавших навстречу по тротуару, на проносившиеся машины и автобусы.
— Думаешь, не напечатают? — упрямо продолжал Василек. — Напечатают. Вот увидишь. И Саша уверен. Ведь коллективное письмо. Значит, должны помочь. Саша рассказывал…
— Что ты заладил — Саша, Саша! — рассердился Лешка. — Подумаешь, командир!
Обижаться на Лешку Василек не стал: он ведь понимал, почему Лешка сегодня сердитый.
— Леш, — тронув приятеля за руку, снова заговорил Василек, — а вдруг Марфа вовсе и не о стеклах говорила с твоим отцом.
Доброе сердце у Василька. Не мог видеть, когда рядом кто-то страдает. А тем более, когда страдает его лучший друг, с которым шесть лет просидел за одной партой. Василек совсем забыл, что утром доказывал другое. Утром он прибежал к Лешке домой и, закрыв дверь, чтобы не слышали ни его мать, ни сестренка, испуганно зашептал:
