Господи, и как же мне надоели эти разговоры: «Был бы он мальчишкой — тогда другой разговор…» Как я хотел поскорей положить паспорт на место, в восьмой том Малой советской энциклопедии, и поскорей вернуться в свои милые и симпатичные тринадцать лет! Как я хотел!.. Но сделать это было не так-то легко.
— Хорошо. Допустим, что он взрослый человек, — продолжал заступаться за меня добрый дядя. — Но он все же не мог совершить ничего дурного. Я видел недавно, с каким подлинным упоением читал он книгу. А человек, любящий литературу, не способен на дурные поступки. Не спо-со-бен! Литература поднимает, возвышает, очищает… Тут какая-то ошибка. Он не мог сделать плохого.
— Ошибка? Не мог сделать?! — Администратор с жалостью взглянул на лысого дядю: как, мол, плохо вы разбираетесь в людях. — Да он, если хотите знать, передал этот паспорт какому-то своему дружку, не достигшему положенных шестнадцати лет, чтобы тот незаконным путем купил билет в кассе!
Добрый дядя взглянул на меня, как бы спрашивая: «Неужели вы это сделали?» Я опустил голову. Видя мое смущение, администратор совсем уж разошелся:
— Не получит он свой паспорт. Не получит! Учить их надо!
— Совершенно справедливо, — подхватил добрый дядя. — Надо учить! Вот и давайте лучше побеседуем с молодым человеком. Может быть, нам удастся убедить его, перевоспитать.
— Здесь не детский сад! И не исправительная колония! — хмуро возразил администратор.
А я стоял и упрямо повторял:
— Отдайте мой паспорт. Отдайте!..
— С юридической точки зрения, вы не имеете права отбирать у него паспорт. Вот побеседовать, объяснить, даже в крайнем случае сообщить в школу…
За этот «крайний случай» и ухватился администратор. Перебив доброго дядю, он сказал:
— Ладно. Хорошо. Паспорт я ему отдам. Но в школу позвоню обязательно!
— А вот мы побеседуем с молодым человеком, обратимся к его совести, — не отступался добрый дядя. — И тогда, быть может, отпадет необходимость в вашем звонке.
— У этих сорванцов нет никакой совести! — выходил из себя администратор. — И не к чему нам с вами обращаться. Просто не к чему! Вы — культурный человек, газеты читаете, наверно. А что там пишут? «Не проходите мимо! Не проходите мимо!» А вы проходите и даже, можно сказать, пробегаете. Наверно, еще прикуривать детям на улице даете и билеты у них покупаете по двойной цене. Знаем мы таких! Читали! Хватит!
— Вот именно: хватит! — поднялся добрый дядя. — Довольно. Вы — сторонник карательных мер, а я — воспитательных. И мы с вами никогда не договоримся. Я вот уж второй раз сегодня наблюдаю, как этого молодого человека ругают, но даже не пытаются побеседовать с ним по-человечески, объяснить…
— Мне некогда тут болтать со всякими сорванцами, — ответил администратор.
— А чем вы так уж заняты, интересно знать? — с ехидством, которого я уж никак не ожидал от него, спросил добрый дядя. — Билеты Льву Петровичу организуете?
— Уж не вам по крайней мере!..
Я понял, что ни добрый дядя, ни его зять из Актюбинска сегодня в кино не попадут. И все из-за меня!
Администратор достал мой паспорт из ящика и, держа его в руке, спросил:
— Так какой номер вашей школы?
Я мог бы, конечно, назвать любой номер. Любой!.. Но я так много хитрил и обманывал в этот день, что мне вдруг очень захотелось сказать правду. Да и перед добрым дядей было неудобно: ведь он так верил в возможность моего исправления! И я назвал номер своей школы, как-то даже не подумав в ту минуту, что опасность грозит вовсе не мне, а Диме. Ни в чем не повинному Диме!
Администратор с недоверчивой улыбочкой зашелестел страничками Диминого паспорта. Добрался до прописки и стал изучать ее, чуть не разглядывая на свет.
— Да… По району совпадает. Странно!.. — сказал он. — Завтра же позвоню директору школы. Учить таких надо!
Добрый дядя смотрел на администратора с жалостью, как на какого-нибудь конченого человека.
— Эх, не верите вы людям! А ведь столько, наверно, разных фильмов видели. Могли бы уж научиться!..
Не дожидаясь ответа, он вышел из маленькой комнаты, зло постукивая своей палкой. И совсем даже забыл о билетах на девятичасовой сеанс — вот до чего рассердился!
А я, спрятав Димин паспорт в боковой карман курточки, тоже поплелся вслед за ним.
Добрый дядя нарочно шел очень медленно, чтобы я мог догнать его. А когда я догнал, он остановился и сказал:
— Вот вы, молодой человек, читали сегодня книгу двух блестящих сатириков. Читали? И вполне законно восторгались ею. А не подумали вы о том, что, будь эти сатирики сейчас живы и узнай они о вашем сегодняшнем поступке, вы бы вполне могли стать мишенью для их беспощадного пера. И очень даже удобной мишенью!
Добрый дядя не знал, что я уж давно сделался такой мишенью: ведь не зря же, оказывается, Дима сравнивал меня с «великим комбинатором»!
Я ничего не ответил лысому дяде, а только низко опустил голову и поплелся дальше. А он, видно, пожалел меня и постучал своей палкой, требуя, чтобы я вернулся.
— А вообще-то, молодой человек, запишите телефон одного моего друга по гимназии и коллеги — специалиста в области желез внутренней секреции. Он поможет вам… Как бы это сказать?.. Ну, подрасти немного… Окрепнуть! И в плечах стать пошире. А то вы несколько хилы для своего возраста. Да-да… несколько жидковаты…
«Хватит с нашего Димы, хватит!..»
Витька ждал меня на улице. Он бродил вдоль кинотеатра, волоча портфель чуть не по тротуару и печально постукивая им то по одной, то по другой ноге. Вид у него был самый виноватый.
— Все из-за меня-я? Да-а?..
Я махнул рукой.
— Пошли домой. Там разберемся.
— Домо-ой? А как же билет?
И тут только я вспомнил, что в кармане у меня лежит билет на очередной сеанс.
— В кино я не пойду. Иди сам, если хочешь.
Я протянул Витьке билет. Он осторожно взял его, потом вернул мне. Потом снова взял и стал разглядывать все печати и штампы, которыми, словно какой-нибудь лиловой татуировкой, был разукрашен весь билет.
— Не-ет, один я не пойду. Давай продадим лучше. За двадцать копеек сразу купят.
— Продавать?! — набросился я на Витьку. — Как ты сказал: продавать? Нет уж, хватит! Хватит с нашего Димы на сегодня!
— А при чем тут ваш Дима?
— Очень даже «при чем»! Подумают, что мы спекулируем, задержат, а влетит снова нашему Диме. Хватит!
Я со злостью разорвал билет на мелкие синие клочочки и, как говорится, развеял их по ветру.
* * *
«Бедный Дима! — думал я ночью, ворочаясь с боку на бок, и вздыхал. — Бедный!..»
Дима уже дважды интересовался, почему я не сплю и не получил ли я случайно двойку. Потом он спросил, не выдал ли я себя где-нибудь за участника экспедиции в Антарктиду. Дима был уверен, что я способен решительно на всякую выдумку. Не дождавшись моего ответа, он еле слышно и безмятежно, как младенец, засопел носом.
Если бы он знал, что его ждет завтра! Пришлют домой штраф — это раз. Не пустят в читальню — это два. Пожалуются директору школы — это три. Ну, штраф — еще полбеды. Несколько дней не буду завтракать — мне ведь не привыкать! — и все уплачу. А как быть с читальней и с директором школы?
Надо завтра все же рассказать Диме. Нет, не завтра, а сейчас же, сию минуту! Я вскочил с кровати, прошлепал по полу и тихо дотронулся до Диминого плеча.
— Ты не спишь?
Идиотский вопрос! Как будто я не видел, что он спит как убитый. Еще два-три энергичных толчка — и Дима ожил. Он открыл глаза. И, как всегда бывает со сна, не сразу понял, где он и что с ним происходит. А потом во всем разобрался и преспокойно спросил:
— Что? Опять какая-нибудь идея?
Мне и по ночам иногда приходили в голову идеи, наедине с которыми я никогда не мог оставаться до утра. Я будил Диму и рассказывал ему о своих планах. Но он их никогда не мог оценить по достоинству, а всегда называл «бредом» или еще более странно и грубо — «собачьей чушью».
Но сейчас дело было весьма серьезным.
— Димочка, я должен рассказать тебе…
— Завтра, завтра!
Если бы он знал, что будет завтра!..
Шлепая обратно в постель, я думал о том, что носить паспорт в кармане и считаться совершеннолетним человеком — это в общем не такое уж простое дело. Да, совсем не простое!
* * *
Директор нашей школы Елена Кирилловна сидела в маленькой комнате за маленьким столом. С одной стороны был телефон, а с другой — развернутый, словно книжка на деревянной подставке, календарь. Мне даже показалось странным, что все это, вместе взятое, называлось не просто скромной комнатушкой, а очень солидно — кабинетом директора.
Елена Кирилловна была такая же невысокая и полная, как вчерашняя библиотекарша, такая же седая и такая же полудобрая-полустрогая.
Еще в канцелярии школы, которая была как бы приемной перед кабинетом директора, я поклялся себе быть твердым, смелым и сознаться во всем до конца. Но как только Елена Кирилловна подняла на меня свои строгие и немного удивленные глаза, я сразу понял, что сказать всю правду не смогу ни за что на свете. Я переступал с ноги на ногу, как журавль в зоопарке, оглядел подоконник, который был весь уставлен работами наших кружков «Умелые руки», и, наконец, тихо-тихо спросил: