Не найдя матери дома, Персей отправился во дворец и был немедленно принят царем. Полидект не особенно обрадовался юноше: злой царь был почти уверен, что Горгоны давно уже разорвали его на клочки и съели. Однако, увидев Персея целым и невредимым, он вынужден был скрыть недовольство и приступил к расспросам:
– Исполнил ли ты свое обещание? – обратился Полидект к юноше. – Если нет, это дорого тебе обойдется. Мне нужен свадебный подарок для прекрасной царевны Гипподамии, а голове Медузы она бы чрезвычайно обрадовалась.
– Да, исполнил, – спокойно отвечал Персей, как будто для юноши не было ничего удивительного в его подвиге. – Я принес тебе голову Горгоны.
– В самом деле?! В таком случае я должен видеть ее! – воскликнул царь Полидект. – Вероятно, это прелюбопытное зрелище, если только рассказы путешественников о Горгонах правдивы!
– Ты прав, царь, – согласился Персей. – Голова Медузы способна произвести впечатление на кого угодно. Если ты ничего не имеешь против, объяви, чтобы в ближайший праздник все твои подданные собрались посмотреть на эту диковинку. Я полагаю, лишь немногие из них когда-либо видели голову Горгоны и вряд ли увидят ее впредь.
Царь хорошо знал, что большинство его подданных никуда не годные бездельники, которые любят ротозейничать, как и все праздные люди. Поэтому он последовал совету юноши и разослал во все концы гонцов и вестников, чтобы они трубили в трубы по улицам, площадям и перекресткам, созывая жителей во дворец. Вскоре у стен дворца собрался всяческий сброд, причем в силу своей природной озлобленности большинство из них были недовольны возвращением Персея – их куда больше обрадовало бы известие о том, что он погиб в схватке с Горгонами.
Если на острове и были хорошие люди (а я надеюсь, что таковые были, хотя история об этом умалчивает), они, вероятно, сидели по домам, занимаясь собственными делами и заботясь о детях. Так или иначе во дворец пришла большая часть жителей острова и каждый шумел, толкался и бранился, стараясь подойти поближе к Персею, державшему в руках сумку с головой Медузы.
Рядом с Персеем на особом возвышении сидел царь Полидект, окруженный своими советниками и приспешниками. Царь, советники, царедворцы и народ – словом, все присутствующие с нетерпением смотрели на Персея.
– Покажи нам голову, покажи нам голову! – ревела толпа, словно собиралась разорвать юношу на части, если он не удовлетворит ее любопытство. – Покажи нам голову Медузы со змеиными волосами!
Внезапно сердце Персея наполнилось жалостью к этим людям и он воскликнул:
– О, царь Полидект, и все вы, пришедшие сюда! Мне очень не хочется показывать вам голову Горгоны!
– Ах ты, негодный плут! – разбушевалась толпа еще неистовее. – Он просто смеется над нами! У него нет никакой головы Горгоны! Покажи нам голову, если она действительно у тебя, не то твоя собственная голова заменит нам мяч!
Приближенные уже нашептывали царю разные дурные советы, многие придворные во всеуслышание заявляли, что Персей выказал неуважение к их царственному повелителю. Наконец царь Полидект махнул рукой и приказал Персею показать собравшимся голову Горгоны.
– Покажи голову Медузы или я прикажу отрубить твою собственную!
Персей тяжело вздохнул, но все еще медлил.
– Сию минуту, или ты умрешь! – повторил Полидект.
– Ну, так смотрите же! – воскликнул юноша.
Он высоко поднял голову Медузы, и в мгновение ока злой царь Полидект и все собравшиеся у стен дворца превратились в каменные изваяния, которые навсегда застыли в том положении, в котором их застала смерть.
Достаточно было одного взгляда на ужасную голову Медузы, чтоб превратиться в белоснежный мрамор!
А Персей сунул голову в сумку и отправился к своей дорогой матери Данае. Теперь она могла более не бояться злого царя Полидекта.
Терраса Тэнглвуда. Послесловие
– Не правда ли, я рассказал вам прелестную историю? – спросил Юстес.
– О, да, да! – воскликнула Маргаритка, хлопая в ладоши. – Как смешны эти старухи с одним глазом на троих. Я никогда ничего интереснее не слыхала!
– Ну а в том, что у них был один зуб на троих и они им обменивались, ничего удивительного нет, – заметила Мальва. – Должно быть, зуб был просто-напросто вставной… Но зачем ты переименовал Меркурия в Ртуть и придумал ему какую-то сестру? Это, право, смешно!
– А разве у него не было сестры? – спросил Юстес Брайт. – Гордой девушки с совой на плече? Если не было, я могу ее придумать.
– Ну, хорошо… – вздохнула Мальва. – Так или иначе, ваш рассказ разогнал туман.
И в самом деле, пока Юстес рассказывал, туман рассеялся. Окрестности теперь были как на ладони, и детям на миг показалось, что они видят их первый раз в жизни. В полумиле от них на дне долины блестело озеро, над спокойной зеркальной гладью которого, отражавшей лесистые берега и вершины холмов, не проносилось ни малейшего ветерка. За озером поперек долины тянулся величественный Моньюмент Маунтин. Юстес Брайт сравнил его с огромным обезглавленным сфинксом, закутанным в персидскую шаль. И действительно, осенний наряд обрамлявших его склоны лесов был так богат и ярок, что сравнение с шалью отнюдь не было преувеличением. Кроны деревьев, что росли внизу между Тэнглвудом и озером, были окрашены в золотистый и темно-коричневый цвета, так как они больше пострадали от холода, нежели деревья на холмах.
Всю эту картину озарял живительный солнечный свет, который, смешиваясь с остатками тумана, становился необыкновенно мягким и нежным.
О, какой славный день обещало это утро! Дети подхватили свои корзиночки и кто вприпрыжку, кто пританцовывая, кто бегом устремились навстречу этому дню. А кузен Юстес, словно в доказательство своего неоспоримого права руководить детворой, старался превзойти всех шалостями и дурачествами и выделывал такие замысловатые коленца, которых не мог повторить никто.
Позади всех степенно выступала старая собака по имени Бен, один из самых умных и почтенных обитателей дома. Казалось, доброе животное считало своим долгом не доверять детей такому ветреному опекуну, как Юстес Брайт.
Тенистый ручей. Предисловие к «Золотому прикосновению»
А к полудню наша юная компания обосновалась в долине, посреди которой бежал небольшой ручей. Крутые берега этого узенького ручейка густо поросли орешником и каштанами, среди которых высились несколько дубов и кленов. Летом ветви деревьев переплетались над водой, доставляя такую густую тень, что даже в полдень под ними было темно, как в сумерки. Недаром ручей назывался Тенистым. Но с тех пор, как в этот уединенный уголок прокралась осень, зелень листьев мало-помалу сменилась золотом, которое ярко горело на солнце и уже не давало тени. Казалось, даже в этот пасмурной день ярко-желтые листья залиты солнечным светом. Несметное множество пронизанных солнцем золотых листьев усыпало русло и оба берега ручья. Тенистый уголок, где летом было прохладно, стал теперь самым солнечным местом, какое только можно было найти. А крошечный ручей все бежал по золотому руслу, то останавливаясь, чтобы образовать пруд, в котором весело резвились пескари, то быстро катясь дальше, будто спешил добраться до озер. Порой он забывал посмотреть, куда течет, и натыкался на стволы деревьев, преграждавших ему дорогу. Вы, наверное, рассмеялись бы, услыхав, как он роптал и сердился в таких случаях, а вновь пустившись в путь, продолжал разговаривать сам с собой, словно от смущения.
Воображаю, как он удивился, найдя свою тенистую лощину ярко освещенной и услыхав веселый детский смех и болтовню. Должно быть, именно поэтому он так торопился спрятаться в озеро.
В этот день Юстес Брайт и его маленькие друзья пообедали в долине Тенистого ручья. Они прихватили из Тэнглвуда массу вкусных вещей, расположились кто на пнях, кто на траве и устроили настоящее пиршество, после которого никому ничего не хотелось делать.
– Мы будем отдыхать, а Юстес расскажет нам одну из своих чудесных сказок, – заявили дети.
Но в это утро кузен Юстес превзошел сам себя и устал не меньше детей. Одуванчик, Клевер, Маргаритка и Лютик почти не сомневались, что у него есть крылатые сандалии вроде тех, что нимфы дали Персею: иначе как бы ему удалось оказаться на макушке орешника, если всего минуту назад он был на земле?
Юстес устраивал настоящий ореховый дождь, и дети едва успевали собирать орехи в корзинки. В это утро Брайт неоднократно выказывал проворство белки или обезьяны, но теперь, растянувшись на куче желтых листьев, он явно намеревался отдохнуть.
Однако дети безжалостны и не обращают внимания на чужую усталость. Лишь только вам удается улучить свободную минуту, как они уже требуют, чтобы вы посвятили ее рассказыванию сказок!
