– Ха-ррашо идет, – сказал Сережка.
Викинги замедлили шаг. Едва ли они испугались. Скорее, просто удивились. А потом, разглядев, что мчится на них не носорог, не дикий бык и не баллистическая ракета, со смехом опустили щиты и склонили копья.
Ох, как это опасно – недооценивать врага! Что были тонкие копья для разъяренной Липы! Остановить ее удалось бы, пожалуй, только прямым попаданием из пушки.
Раздался сухой треск фанеры и нестройный крик растерявшихся викингов. Строй дрогнул и развалился. Липа исчезла в гуще копий, шлемов и щитов. Она бесновалась в середине толпы рогатых воинов.
В армии викингов стремительно нарастала паника.
– Бешеная! – раздался крик, и это было как сигнал.
Бойцы кинулись в калитки, на заборы и в подворотни, устилая поле брани рогатыми кастрюлями и огненными прямоугольниками щитов. Правда, четыре человека сомкнули ряд и хотели встретить грудью дикого врага, но пустились в бегство, едва Липа обратила на них горящий взгляд.
Не бросил оружие только ярл. Грозный вождь викингов не мог покинуть место битвы, оставив на нем меч и щит. Копье он тоже не хотел оставлять. Закинув щит за плечи и взяв копье под мышку, Самохин крупной рысью помчался к своей калитке. Блестящий шлем слетел с него на дорогу и несколько метров, бренча и прыгая, катился за хозяином. Потом застрял о травянистом кювете.
Если бы Толька догадался повернуть щит крашеной стороной к себе, он легко спасся бы от погони. Но фанерный квадрат прыгал у него на спине, сверкая оранжевой краской, и Липа расценила это как издевательство. Набирая скорость, она пустилась за последним викингом, настигла и атаковала с тыла. Шит рогами она не достала и ударила несколько ниже, но Тольке от этого было не легче.
Получив еще два удара. Толька понял, что не уйдет. Он бросил снаряжение у кривого тополя и с цирковой ловкостью взлетел на толстый сук.
Липа остановилась. Ее клочкастые бока взлетали и на дали от яростного дыхания. Она ударила копытом брошенный щит и с отвращением сказала:
– М-мэ!
Очевидно, она хотела сказать: "М-мэрзость!"
Толька смотрел на нее с тоскливой безнадежностью.
Победители окружили тополь.
– Сидишь? – почти ласково спросила Вика. – Ну и как там? Удобно?
– Да ничего, – уклончиво ответил Толька.
Он немного пришел в себя. Все-таки сейчас он был не один на один с бешеным зверем.
– Слезай, джаба с рогами, – потребовал Джонни.
– Фиг, – сказал Толька.
– Хуже будет, – предупредил Борька.
– За штаны стянем, – пообещал Стасик.
– Попробуй. Как врежу каблуком по носу.
Сережка молчал. Он считал, что побежденный враг не стоит разговоров. Он гладил Липу и чесал у нее за ухом. Липа хрипела и косилась на щит. Сережка повернул его краской вниз. Потом взглянул на Тольку и спросил у ребят:
– Что с ним делать?
– Дать ему джару, чтоб запомнил, – мрачно сказал Джонни.
– Десять раз по шее, – предложил Стасик.
– Точно, – откликнулся Борька.
– Нельзя, – с сожалением сказал Сережка. – Пленных лупить не полагается.
– А хоть два разика по шее можно пленному? – с надеждой спросил Стасик.
– Я еще не пленный, – подал голос Толька. – Вы меня еще сперва достаньте.
– Очень надо, – сказала Виктория. – Сиди. А мы здесь посидим. Спешить некуда. Кто кого пересидит?
Толька вдруг почувствовал, что сук очень твердый и не такой уж толстый. Он при каждом движении скрипел и потрескивал.
– Драться будете, если спущусь?
– Не будем, – сказал Сережка. – Нужен ты нам такой…
– Хватит с тебя козы, – усмехнулась Вика.
– Уберите ее, – хмуро сказал Толька. – И где нашли такую сатану…
Вика отвела Липу. Толька уцепился за сук, повис и прыгнул в траву.
Несколько секунд все молчали.
– Забирай барахло и топай, – сказал, наконец Сережка.
Толька поднял копье, меч и щит. Вика закрыла Липины глаза ладонями.
– Сколько рогатых не могли с одной козой справиться, – хмыкнул Джонни.
– Еще полезете – четырех боевых козлов выставим, – пообещал Сережка.
Конечно, сгоряча он прихвастнул. Четырех козлов не нашлось бы на всех окрестных улицах. Но Толька ничего не сказал. Волоча снаряжение, он уходил к своему дому.
История викингов кончилась.
Когда Джонни Воробьев перешел во второй класс и достиг солидного восьмилетнего возраста, в его жизни случилась важная перемена. Джонни научился выговаривать букву "Ж". Теперь он уже не говорил "джаба" вместо "жаба" и не жаловался на "джуткую джизнь", когда его заставляли причесываться или смазывать зеленкой ссадины. А если коварное "дж" там, где не надо, проскакивало в его речи, это означало, что Джонни очень волнуется или крайне раздражен.
Чаще бывало наоборот. Джонни так гордился своим новым умением, что соседского пса называл иногда Жульбарсом, а не Джульбарсом, просил к чаю яблочный "жем", а в холодный день потребовал для себя "жинсы" и "жемпер".
И новый фильм, который шел в клубе швейной фабрики, Джонни называл "Жек, сын жунглей".
Это была история полудикого пса. Он подружился с бродячим охотником и не раз спасал его от смерти в джунглях девственных американских лесов.
Бывают фильмы, которые и один-то раз трудно досмотреть до конца. А бывают такие, что можно ходить на них десять раз, и чем больше смотришь, тем сильнее хочется увидеть их снова.
Джонни просто влюбился в громадного отважного Джека, в его смелого и благородного хозяина и даже в индейскую девушку Долорес, на которой хозяин Джека в конце концов женился. Кроме этих персонажей в фильме участвовали американские ковбои (отрицательные и положительные), индейцы, мексиканские пастухи в шляпах размером с вертолетную площадку, ягуары, мустанги и крокодилы.
В Джоннином сердце поселилась тоска по заморским странам, жгучим тайнам и приключениям.
Но на родной улице родного тихого городка тайн и приключений не предвиделось. Тоску можно было унять лишь одним способом: посмотреть кино еще раз. Пятый.
Но, во-первых, не было гривенника. Во-вторых, был выходной день. А в выходной поди купи билет, если даже раздобудешь гривенник!
Оставался один путь: использовать знакомства и родственные связи. Не очень достойный способ, но что делать? Тоска съедала сердце бедного Джонни.
Скрутив свою гордость, вздрагивая от презрения к себе, он пошел в соседнюю комнату и сказал сладким ненатуральным голосом:
– Вера, может, сходим в кино на "Жека"? А?
Двоюродная сестра Вера, точнее, Вера Сергеевна, была старше Джонни почти в четыре раза. Как вы помните, она работала воспитательницей в детском саду. Год назад она руководила старшей группой, в которую ходил тогда и Джонни.
День, когда Джонни стукнуло семь лет, Вера Сергеевна запомнила как светлый праздник: именинник твердо заявил об уходе из детского сада. С тех пор они с Верой старались вежливо не замечать друг друга, хотя и жили в одном доме. Правда, иногда Веру Сергеевну мучили угрызения совести. Гордый и свободный Джонни появлялся дома по вечерам нестриженый и лохматый, исцарапанный, с клочьями облезающего загара на плечах, с репьями на майке, со свежими ссадинами на локтях и коленях, со сдержанной удалью в глазах – вольное дитя заросших лопухами улиц.
– О чем думают родители? – горестно шептала Вера Сергеевна и укоряла себя, что за детсадовский период не смогла воспитать из Джонни приличного ребенка.
И вдруг Джонни (подумать только – сам! ) обратился к ней с просьбой!
Вера Сергеевна ощутила мгновенный прилив радости и педагогического рвения. Она сдержала, однако, эти чувства. Когда имеешь дело с детьми, надо владеть собой.
– Ну что ж… – почти равнодушно отозвалась она. – А собственно говоря, почему ты не идешь один?
– Билетов не достать. А если с тобой, Федя пропустит.
Киномеханик Федя был хороший знакомый Веры Сергеевны.
– Ты думаешь? – строго спросила Вера. – Ну, меня он, допустим, проведет. А тебя за какие заслуги?
– Мы же все-таки с тобой родственники… – пробормотал Джонни.
Это признание окончательно покорило Веру Сергеевну. К тому же долго упираться было опасно. Джонни мог повернуться и гордо уйти.
– Хорошо, – сказала она с некоторой поспешностью. – Но при одном условии. Вернее, при двух.
Джонни глянул с подозрением.
– Во-первых, ты будешь вести себя как воспитанный человек. Во-вторых, – продолжала Вера Сергеевна, – ты должен выглядеть как нормальный ребенок.
Джонни внутренне содрогнулся. Но выхода не было. Он промолчал.
Молчание – знак согласия. Вера Сергеевна велела Джонни умыться. Потом заставила его надеть все новое, чистое и глаженое. Дала ему белые носочки и новые лаковые полуботинки, которые были куплены недавно и хранились для торжественных случаев. Джонни мужественно прошел через эти испытания. И лишь когда Вера попыталась припудрить ему синяк на подбородке, он тихо проворчал насчет "дженских фокусов". Вера убрала пудру: поняла, что нельзя перегибать палку.
