— Я пошел… Тебя в окно увидел… Мне еще тетради надо купить, — сказал он и помчался вниз.
Прямо с площадки мы попали в просторную кухню с дощатым полом и с маленькими окнами. Газовая плита здесь была, а водопровода я не заметил.
— Раздевайся! Вешалка тут!
Снимая шубу, я поглядывал на открытую дверь в соседнюю комнату. Там что-то тяжело шаркало и скребло по полу, и несколько голосов кричало хором:
— Дыр-дыр-дыр-дыр-дыр!..
Иногда кто-то выкрикивал:
— Жжжжадный ход!.. Передний ход!..
Звуки эти приближались, и вот я увидел, как из двери в кухню въехал стул. Его толкало в ножки оцинкованное корыто. В корыте сидел мальчишка лет трех, с совершенно круглой головой и оттопыренными ушами. Сзади, елозя по полу на коленках, толкали корыто еще двое мальчишек, такие же круглоголовые и лопоухие. Только одному было лет пять, а другому, наверное, шел седьмой.
— Дашк! Во! Бульдозер! — сказал старший, и все закричали с удвоенной силой:
— Дыр-дыр-дыр-дыр-дыр!..
Стул наехал на мусорное ведро и уперся в стену.
— Жжжжжадний ход! — прокричал «водитель», и его поволокли обратно в комнату.
— Видал? Хочешь потренироваться? — спросила Даша.
Я молча кивнул.
— Тогда садись и доставай задачник. А то мне их кормить минут через двадцать. За столом места не хватит.
Я сел за стол, накрытый клеенкой, вынул из ранца учебник и нашел задачу, которую не смог решить вчера. Даша поставила на плиту большую кастрюлю и зажгла газ.
— Читай условие! — приказала она.
— «Два поезда вышли из двух городов навстречу друг другу в одиннадцать часов утра…»
Снаружи дома что-то зарычало, и через секунду там так бухнуло, что посуда на полках зазвенела.
— Опять начала! — заметила Даша, пробуя с ложки суп.
— Кто начала? — спросил я.
— Блямба.
— Кто?..
— Ну, блямбой мы ее зовем. Вон она за окном.
Через дорогу стоял полуразрушенный кирпичный домишко, а возле него подъемный кран на гусеницах. К стреле его была подвешена огромная чугунная гиря, ростом с меня, но только потолще. Я понял, что это и есть «блямба». Рыча, кран повернулся, отвел стрелу с блямбой от дома, затем мотор его взревел, и кран стал быстро поворачиваться в обратную сторону. Блямба ухнула со всего размаха в кирпичную стену, посыпались обломки, взметнулось облако красной ныли, и посуда зазвенела снова.
— Ну, читай давай, не отвлекайся!
— «Два поезда вышли навстречу друг другу в одиннадцать часов утра и встретились в четырнадцать часов того же дня…»
— Дыр-дыр-дыр-дыр-дыр! Жжжжадний ход!
— «Первый поезд проходил в час по сорок пять километров, а второй — пятьдесят километров…»
Бух!
— «Найти расстояние между городами».
— Передний ход! Дыр-дыр-дыр-дыр!..
— Ну, что сначала надо узнать? Сообрази!
Я принялся было соображать, но невольно покосился на открытую дверь слева от меня. Комната за дверью была большая. В глубине ее, боком к двери, стояли две раскладушки, накрытые одеялами. Они как-то странно дергались. Скоро я увидел, как, проталкиваясь между раскладушками, ползет спинка еще одного стула, за нею движется голова «водителя», а за ней — приподнятые зады его братьев.
— Жадний ход!
— Не! Сюда поворачивай! Сюда же, ну! Дыр-дыр-дыр-дыр!..
— Сообразил? — спросила Климова.
Я не только не сообразил. Я начисто забыл условие задачи.
— Ты все-таки думай! А то этак никогда не натренируешься.
Я-то думал… Только не о задачах, а о своих нервах.
— Сообразил?
— Дыр-дыр-дыр-дыр!..
Дашка подошла ко мне, заглянула в мое опущенное лицо.
— Ты что, совсем слабенький, да? Они же в той комнате играют! В таких условиях что хочешь можно решить.
Бух! Этот звук напомнил мне о Дашкином дедушке-артиллеристе, который даже раненый командовал батареей. И мне стало досадно: неужели я не такой человек? Неужели я никогда не смогу командовать батареей?
— Ну, вот чего! — рассердилась Дашка. — Или говори, что первым делом надо узнать, или уматывай отсюда! Некогда мне с тобой…
Я вцепился руками в края стула и, стиснув зубы, уставился в задачник. Даша отошла к плите.
— Дыр-дыр-дыр-дыр-дыр!.. В кухню ехай!
«Никакого мне дела нет до вашего „дыр-дыр-дыр“! — говорил я себе. — Я знаю одно: поезда вышли в одиннадцать часов, а встретились в четырнадцать…»
— Ну! — крикнула Даша.
— Сейчас! — ответил я. — «Вышли в одиннадцать часов, а встретились в четырнадцать…»
— Дыр-дыр-дыр-дыр!.. (Стул, толкаемый «бульдозером», появился в кухне.) Поворачивай! К столу поворачивай!
Краешком глаза я заметил, что стул теперь движется прямо на меня. Я вскочил, передвинул свой стул к другой стороне стола и притянул к себе учебник… «Вышли в одиннадцать часов, а встретились в четырнадцать…»
— Жадний ход! — завопил «водитель».
Бух! — раздалось за окном.
— Есть! — закричал я. — Первый вопрос: «Сколько часов пробыли в пути два поезда».
— Во! А ты говоришь! — обрадовалась Дашка. — Решай теперь!
Стул, толкаемый «бульдозером», уперся спинкой в край стола.
— Жжжадний ход! — снова крикнул «водитель», но братья почему-то продолжали толкать.
Ножки стула подъехали под стол, и стул свалился, треснув «водителя» по голове. Тот заревел, но я не обратил на это никакого внимания. Я был в полном восторге от себя.
— От четырнадцати отнять одиннадцать равняется три! — закричал я так, словно вокруг и в самом деле гремела канонада.
— Правильно! — одобрила Даша, вытаскивая «водителя» из-под стула. — Дальше давай!
Я решил задачу, когда три Дашкиных «бандита» играли уже в другую игру: старший ползал по кухне на четвереньках с перевернутым корытом на спине.
— Дашк! Я черепаха, во панцирь у меня! Гав! Гав! Рррр!
Два других братца лупили по корыту старой кастрюлькой и игрушечным ружьем. «Черепаха» бросалась на них и почему-то лаяла, а я в это время кричал:
— Ррррасстояние между городами равняется двести восемьдесят пять километррров!
«Черепаха» налетела на меня и стукнула ребром корыта под коленку. Я чуть не взвыл, но вспомнил, что Дашкин дедушка тоже был ранен.
Я ушел от Климовой, хромая на одну ногу, зато со здоровой нервной системой.
Дело было ранней весной. Мы с Аглаей пришли на речку, чтобы полюбоваться ледоходом, но он почти уже кончился. Вспухшая вода тащила теперь ледяную мелочь да всякий сор, а крупные льдины проплывали редко.
Мы сели на бревна, сваленные на берегу, и стали грызть подсолнухи. Аглая щелкала их лихо, бросая семечки в рот и выплевывая шелуху метра на три от себя. Я с завистью поглядывал на нее и старался ей подражать, но у меня ничего не получалось. Каждое семечко я мусолил по целой минуте, подбородок и руки мои стали мокрыми от слюны, и к ним прилипала шелуха.
— Сегодня и глядеть-то не на что, — сказала Аглая. — Вот вчера — это да! Вчера такие льдины плыли — весь мост дрожал. А на одной льдине мы кошку видели. Бегает, мяукает!.. Мне так жалко ее было… Просто ужас!
— Бывает, что и людей уносит, не то что кошек, — ответил я. — На Днепре вот двоих девчонок унесло, а пятиклассник их спас.
Аглая покосилась на меня:
— Кто-о?.. Пятиклассник? Выдумываешь!
— Не веришь? Почитай вчерашнюю «Пионерку». Девчонки маленькие были, лет по шести… Их на льдине стало уносить, а они попрыгали в воду, думали — мелко, и начали тонуть. А пятиклассник схватил большую доску, подплыл к ним на ней и спас.
— У!.. На доске! На доске и я бы спасла. А что ему было за то, что он спас?
— Какой-то грамотой его наградили и ценным подарком еще. А в «Пионерке» даже портрет его напечатали. Погоди, у меня, кажется, с собой эта газета: я в нее бутерброд заворачивал.
Газета действительно оказалась у меня. Я передал Аглае скомканный листок. Шепча себе под нос, она прочла заметку «Отважный поступок Коли Гапоненко» и принялась разглядывать помещенный тут же Колин портрет.
— Во, Лешка! Небось этот Колька не думал и не гадал, что про него в газете напечатают! Вчера был мальчишка как мальчишка, никто на него и внимания не обращал, а сегодня — нате вам! — на весь Союз прославился. — Она вернула газету мне. — Вот бы нам кого-нибудь спасти!
Я промолчал: не хотелось признаваться, что я сам плаваю как топор.
— И чтобы наши портреты тоже напечатали, — продолжала Аглая. — Ты бы в чем сфотографировался? Я бы знаешь в чем? Я бы в новом берете, что мне тетя Луша подарила. Мы бы с тобой шли по улице, а нас бы все узнавали: «Глядите! Глядите! Вот те самые идут… которые спасли». Во было бы! Да, Лешка?
Я пробормотал, что это, конечно, было бы неплохо. Аглая совсем размечталась:
— Лешк! А в школе?.. Вот бы ребята на нас глаза таращили! А мы бы ходили себе, будто ничего такого и не случилось, будто мы и не понимаем, чего это все на нас так смотрят. Мы бы не стали воображать, как некоторые. Да, Лешка? Ну чего, мол, такого особенного! Ну спасли человека и спасли — подумаешь какое дело! Верно, Лешка, я говорю?
