Киоскерша удивленно вскинула брови:
— Десять штук «Зари»? Наверно, для всего общежития?
Тут же у киоска Витя развернул газету.
Вот он — подвал на третьей полосе! Какое весомое, звучное слово — «подвал»! Витя раньше и не догадывался. Заголовок набран жирными искривленными буквами — вроде как на немецких листовках. Посмотришь, и сразу понятно — про фашистов.
Восемь колонок по пятьдесят строк. На два снимка ушло строк по сорок. Четыреста минус восемьдесят — триста двадцать. Его, Витины, триста двадцать строк!
А все ли тут его? Витя ревниво проглядел колонку за колонкой. Ага, насчет листовок втрое короче, чем было, и фраза, совсем другая. О Филимоныче сказано побольше — это хорошо!
«А стихи? Где стихи?» Витя огорчился. Он специально для статьи сочинил стихи. И Оле понравились, и даже Геньке.
Витя шепотом снова прочел их:
В старинном испанском
романе
Впервые узнал я о нем —
О рыцаре этом отважном
С тяжелым мечом и копьем.
Пройдя по следам «Дон
Кихота»
Я нынче особенно рад:
Ведь этот мой старый
знакомый
Помог отстоять Ленинград.
И вот нет… Выкинули, обидно…
А где же о Бортовом?
Витя помнил свой текст наизусть:
«Разведчики погибли, потому что пьяница Бортовой сорвал операцию. Он не хотел, чтобы это раскрылось, и совал нам палки в колеса, но мы все равно узнали правду. К сожалению, есть в законах «срок давности». И сейчас нельзя уже посадить Бортового в тюрьму или отнять у него ордена. Но — я уверен — никто из его товарищей теперь не подаст ему руки».
Ага, вот этот абзац. Чуть-чуть, правда, приглажено. Ну, ничего.
А подпись?! Витя подписался — «член-корреспондент отряда красных следопытов В. Мальцев». Длинновато, но зато — солидно. Однако «члена-корреспондента» почему-то вымарали.
В общем, исправлено шестьдесят, нет — восемьдесят строк. Восемьдесят из трехсот двадцати. Много это или мало? Но уж поменьше, чем в прошлом году…
И еще хотелось узнать… Генерал… Что скажет он о статье? Витя ясно представил, как генерал расстелет на столе газету, закурит сигару и прочтет статью. Потом поднимет голову, оглядит старые фотографии на стенах и задумается. Вот бы его спросить! Только неудобно — и так его задергали. Жаль! Интересно, как это бывает, когда читаешь о самом себе…
* * *В доме на Шестой Красноармейской со стуком захлопнулось окно.
Бортовой вздрогнул:
— Что это?
Жена пожала плечами:
— Не слышишь? Ветер.
Кончила убирать со стола и включила радио.
— Что там?
— Обзор газет.
Из репродуктора послышался отчетливый голос:
«…раскрыли тайну гибели «Большой Берты». Это было совсем не легко…»
— Что? Что?! — Бортовой вскочил, бросился к приемнику.
Побледнев, он стоял и слушал статью. Обеими руками держался за стол: ему казалось, иначе упадет.
— Вот… — прошептал он, когда приемник щелкнул и умолк. — Все… Конец… Хоть пулю в лоб…
— Да что ты?! — всплеснула руками жена. — Свихнулся?
Но Бортовой словно не слышал.
— Все… — шептал он. — Все… Финиш…
* * *Читал статью и Николай Филимонович. Впрочем, он и раньше читал ее, еще в рукописи.
«А неплохо, — подумал он. — Совсем неплохо написано. Растут ребята».
Мысли его перескочили к своей книге. Она была уже закончена. «Надо только насчет Бортового похлеще, — подумал учитель. — И дать Вите главу о саперах. Пусть прочтет отцу. И передаст, что там портрет его будет, тот самый…»
Читал статью и Ян Янович. Глядел на снимок в газете — группа разведчиков после особого задания. Его снимок! Ох, как давно сделал его Ян Янович! В сорок втором.
Он глядел на снимок, а видел блокадный Ленинград, сиротливые трамваи, погребенные под снегом, обугленные развалины домов… И худых, как скелеты, людей… И жену свою, тихо умершую от голода в те самые дни…
Читал статью и отставной артиллерист Олег Лукич. Читал с удовольствием. И всем сотрудникам в музее показывал. Потом прочитал вторично, кое-где на полях сделал пометки. Вырезал статью из газеты и вложил в папку с надписью «Большая Берта».
Читал статью и генерал. И вовсе не дома, за столом, с сигарой, как представлял себе Витя.
Газета попалась генералу на глаза в ТУ-104 на высоте девяти тысяч метров. Генерал летел во Францию, на Всемирный конгресс ветеранов войны.
Прочитав статью, он задумался. И мысли его вернулись к Испании. Тридцать шестой год. Интернациональная бригада.
«А может, во Франции я встречу кого-либо из испанских друзей? Тех, кто потом дрался в маки».
Он прикрыл глаза.
«А может, и «Дон Кихота» встречу…»
Он тихонько покачал головой:
«Вряд ли… А хорошо бы…»
* * *Вечером ребята собрались у Геньки. Но погода была такая славная — вскоре вся четверка оказалась на улице.
Вышли на Неву. Как всегда, в теплый весенний вечер, набережные были полны гуляющих.
Ребята бродили долго. Прошли к Медному всаднику. Потом через мост Лейтенанта Шмидта — к загадочным каменным сфинксам. Потом к Университету. И, описав круг, снова вышли к Зимнему.
Говорили все больше о Витиной статье, о «Дон Кихоте».
— А как странно получается, — сказал Генька. — Когда-то наш генерал помогал испанцам. А потом — «Дон Кихот» нам…
— Это называется — международная солидарность трудящихся! — гладко, как по книжке, выпалила Оля.
— Без тебя не знали! — хмыкнул Витя. — Жаль только… в статье я… об этом забыл…
— Ну, ничего! В следующей добавишь! — успокоила Оля.
Все засмеялись.
Долго еще бродили ребята по Неве.
Уже давно зажглись фонари. Новые, изогнутые фонари, с непривычки они казались странными и даже смешными.
Все вместе проводили Витю на автобус. Ему было долго добираться до дому.
— А вспомните, мальчики, — усмехнулась Оля. — Когда Витя последний раз ныл?
— Чего-чего? — не понял Тишка.
Потом сообразил, засмеялся. Все стали припоминать: в самом деле: когда Витя ныл? Пришли к выводу, что в этом месяце и в прошлом — ни разу.
— Точно! — сказал Генька. — Отучился скулить! Факт!
Вскоре и Тишка ушел. А то в интернате попадет за позднее возвращение.
А Генька с Олей еще долго бродили по Неве.
И говорили, говорили. О чем? Обо всем…
Глаза у Оли нынче были серые, чуть зеленоватые. В другое время Генька не удержался бы, сказал — кошачьи. Но сейчас — промолчал.
Вышли к Исаакию. Скрытые за колоннами прожектора мягко подсвечивали огромные, позеленевшие от старости, бронзовые фигуры возле купола. И от этого необычного освещения казались они какими-то таинственными, словно летящими во тьме.
Генька и Оля долго молча разглядывали их. А потом опять шагали и шагали. По необыкновенному городу, их родному, самому красивому. По городу, в котором так мечтал побывать «Дон Кихот»! А может — еще и побывает?!
Муляж — точный слепок с предмета, модель из гипса или воска.
Я (англ.).
ГПУ — Главное политическое управление; боролось с контрреволюцией, шпионажем, спекуляцией и т. п.
Тихо, дети, тихо! (англ.).
«Моя комната» (англ.).
Окно и зима (англ.).
