Уже бежали врачи скорой помощи, прикатила милиция, место взрыва оцепили, раненых повезли в Армавирские больницы. Говорили, что террористом–смертником был маленький парнишко, небось, еще дошкольник… Говорили, что жертв могло быть гораздо больше, но за несколько мгновений до взрыва какой‑то мальчик закричал о том, что у черного пацана бомба — и многие поверили (после Будённовска‑то как не поверить!), упали на землю или успели отбежать, тем и спаслись. Точно было известно о трех погибших: сам шахиденок, мальчик, предупредивший о взрыве, девушка, и толстый парень из 8–го вагона — то есть Березай!..
Стеша с Ваней, перед взрывом узнавшие Надыршаха, рассказали, что видели его в Мин. Водах на Блошином рынке, что он вроде как с дядей там обретался. Но что это за дядя, они не знают. Показания ребят записали, но прежде обработали им кровавые отметины на лбах антисептиком. Хотели даже отправить в больницу, но мальчик с девочкой воспротивились, а капитан был на их стороне, дескать, это просто царапины, до свадьбы заживет — и их оставили в покое.
Состав задержали, но через несколько часов отправили, так что все, кто не пострадал, могли ехать дальше. В нескольких вагонах оказались выбиты стекла, но это были такие пустяки, что…
…Ночью, под стук колес, Ване снился странный, очень разветвленный сон: правда, утром он мог припомнить только то, что во сне был наполовину змеем… Оказалось, Стеше тоже снились змеи, да какие! Будто бы она летала на трехглавом змее, причем головы у него были человечьи! Ребята дружно решили, что змеи им приснились от потрясения — ведь не каждый день попадаешь в такую переделку!
Вторые сутки они ехали в поезде, приближалось расставание, следующая станция была Ванина — город Чудов, капитан с дочерью следовали дальше. Ване бы побеспокоиться о том, как встретит его, беглеца, бабушка Василиса Гордеевна, небось, достанется ему дома на орехи, но мальчик об этом и не думал!.. Он никак не мог отделаться от тревожного чувства, что забыл что‑то очень важное… Но что?! В последнее время у него было стойкое ощущение, что за ними следят, может, от этого на душе такая тяжесть? Но ведь сейчас это чувство пропало — значит, дело в другом. А в чем? Может быть, загадочное поведение капитана не дает ему покоя? Но о капитане пускай Стеша заботится — это ведь ее отец…
После взрыва они повели Егора Туртыгина в 8–й вагон, а он всё метил в 9–й, дескать, нам туда… Капитан твердо стоял на том, что никуда не исчезал, что они все вместе — правда, без Березая — ехали до Армавира в 9–м вагоне!!! Капитан даже говорил, что они сами привели его в этот вагон! Он потащил ребят в купе, в котором они трое якобы ехали — но никаких следов их пребывания там не нашлось. Стеша думала, что отец, не выдержав в чеченском плену издевательств, потерял на некоторое время рассудок — и просто-напросто спрятался от них, а во время взрыва, испугавшись за их жизнь, пришел в себя и выскочил из укрытия.
Был еще загадочный красный рюкзак, в котором, как ни в чем не бывало, лежала украденная в Мин. Водах кукла Леля! Правда, поразмышляв, они пришли к выводу, что рюкзак был Надыров, и куклу украл тоже он, но… Но что‑то не сходилось: зачем, идя на такое дело, брать с собой куклу, пусть даже предсказавшую его смерть… Да и… не помнил Ваня, чтобы у смертника был красный рюкзак за спиной: шахид виделся ему сплошь черным, без единого яркого пятна.
Жаль, что они оставили рюкзачок в Армавире, интересно было бы взглянуть, что в нем, помимо куклы, находится. Они бросили его на перроне, а капитан, увидав в купе Стешин вещмешок, был уверен, что это тот самый и есть — и переубедить его было невозможно. Капитан даже ногами топал — так сердился на них за то, что они якобы вовлекают его в свои детские игры и споры… В конце концов, чтобы доказать, что они до Армавира ехали все вместе, Егор Туртыгин повел их к усатому проводнику из 9–го вагона, и… тот подтвердил, дескать, ну да, вы все из моего вагона, значит, живы, де, и не в больнице! вот, де, хорошо‑то, а то пропали, я было и подумал…
Капитан, настоявший на своем, довольный, ушел курить. А Стеша сказала:
— Знаешь, отцу просто стыдно сознаться, что он был не в себе… Он всегда был очень здоровым в этом отношении человеком, а мама моя наоборот… Ну… да это к делу не относится… Знаешь, я думаю… он просто подкупил проводника, чтобы тот сказал, что мы ехали с ним в 9–м вагоне! Давай больше не будем об этом говорить, только травмируем его…
Ваня, конечно, согласился. Но сейчас ему стало казаться, что проводник говорил правду, так не врут, а это значит… А вот что это значит — понять было совершенно невозможно… Может, это они вдвоем со Стешей сошли с ума‑то — а вовсе не капитан?!
Ведь в этом путаном путешествии были и другие совершенно необъяснимые вещи. Например, эта история с кинжалом, который он якобы продал дяде Коле Соколову… Когда он стал отнекиваться, коммерсант, — так же как Егор Туртыгин, — просто вышел из себя, дескать, ты что же это: передумал продавать?! другого нашел покупателя, который больше дает, дак я же, дескать, вам помогаю, а другой, думаете, поможет, эх, вы! Так что Ване даже стыдно стало и пришлось согласиться и на помощь, и на все условия Николая Соколова. Но сейчас ему вдруг показалось, что коммерсант негодовал как‑то уж слишком натурально, как будто и вправду купил у него кинжал, ведь он даже показывал ему этот загадочный ножик… От всей этой неразберихи просто голова шла кругом… Да еще предстоящее расставание со Стешей — пускай она не десантница, пускай всю дорогу врала как сивый мерин, но он к ней привык! В голову приходили даже такие дурацкие мысли: вот бы хорошо было поселиться всем вместе, ходить в одну школу… Но понятно, что это было совершенно невозможно — у каждого своя жизнь, своя дорога: ему выходить на своей станции, им с отцом — на своей…
И вот уж мелькает за пробитым окошком, в которое ветер свищет, промышленный город Чудов, и вот он — Чудовский вокзал с колоннами… Ваня нацепил на плечи котомку и пошел было, но капитан со Стешей заторопились следом. Вышли на перрон, под моросящий, холодный дождь — здесь ведь не юг, надо привыкать к своему климату… Егор Туртыгин поглядел на ребят и вдруг засмеялся:
— У вас на лбах одинаковые отметины, по форме напоминают бабочек…
Ваня со Стешей схватились за лбы — и кивнули, они уж и сами заметили: когда зеленка, которой обработали лбы, от умываний смылась, обнажились шрамы, было похоже на то, что в их головы влетело по алому мотыльку — угодили аккурат между бровей, чуток выше (но, конечно, со временем крылышки бабочек выцветут, побелеют).
— На память, — сказала Степанида ТУртыгина. Она не знала, о чем говорить в эти последние томительные минуты. И Ваня тоже не знал — только сердце страшно щемило. Наконец нашелся:
— Как бы не срубили там, в Армавире, березку‑то… Не на месте ведь совсем растет…
Стеша нахмурилась, потом покачала головой:
— Не должны… Береза для юга — экзотика…
И вот раздался разлучающий голос, дескать, осторожно, поезд отправляется, просьба пассажирам занять свои места. И вот уж пассажиры заняли свои места, поезд тронулся, Егор Туртыгин и Стеша высунулись в дырявое окошко, машут руками, кричат: «Прощай, Ваня! Может, еще свидимся…» — и вот он остался один… Нет, не один — дома его ждет бабушка, Василиса Гордеевна!..
И в трамвае Ваня всё пытался вспомнить, что же такое важное он мог забыть… Но — никак… Трамвай остановился, и вот она, родимая улица: «3–я Земледельческая» гласит таблица на стене крайнего бревенчатого дома.
Бабушка его вправду ждала, я, дескать, знала, что ты нынче пожалуешь, но не с пирогами встречала — а… с длинной хворостиной! Ваня, завидев ее у колодца, — бросился, чтоб обнять, и… получил. Впрочем, от трех ударов ничего с ним не стряслось — ведь не превратила его Василиса Гордеевна в медного Ваню, не поставила навеки у ворот, — мальчик еще и рад был, что так легко отделался. Мекеша тоже наизготовке стоял: выскочил из‑за крыльца, чтоб со своей стороны поучить гулену, но Ваня стремглав взлетел по ступенькам — и оказался в избе, счастливо избежав Мекешиных рогов.
Ну а через некоторое время Василиса Гордеевна всё ж таки не выдержала — завела шаньги… А после и баньку истопила, чтобы путник смыл с себя чужую южную пыль.
Только после этого бабушка упомянула про отметину на Ванином лбу, но сказала что‑то несуразное:
— Недавно, видать, ведогонь‑то вернулся?
Мальчик, давно ждавший своего часа, чтоб поведать о взрыве и обо всем остальном, воскликнул, выпучив глаза:
— Какой тебе ведогонь!!! Это нас со Стешей осколками задело, али гвоздями! Бомба на нас свою подпись поставила! — и, упомянув о маленьком смертнике, Ваня вернулся к самому началу, к тому, как решил позвать с собой на Кавказ лешака из Теряевского леса…
