— Лягу сейчас и помру, — сказал бородатый Сан Саныч. — Истеку желудочным соком.
— Хотели тройную — так терпите, — сурово оборвал Борька. Он был в центре внимания, двигался торжествено, колдовал в бликах костра, будто исполнял шаманский танец. Еще раз пошуровал поварешкой в котле, велел: — Марлю!
Алена протянула отрез марли. Борька распялил ее над большой кастрюлей, показал, как держать, ухватил ветошкой котел и стал процеживать уху, отводя голову от горячего пара. Чистый бульон слил обратно в котел, а марлю с разваренной мелочью бросил у костра.
— Все? — спросил кто-то, приподнимаясь с миской.
— Куда? На середке только. — Борька принялся загружать в бульон крупные куски рыбы. — Вот теперь можно и язя, и нельму.
Витя подобрался к костру, взял разваренного чебака, но Борька выхватил рыбу и бросил в костер.
— Аппетит перебивать!
— Изверг! — грустно сказал Сан Саныч. Борька зачерпнул уху, подул, попробовал.
— Соли еще! А лаврушки-то — как украли!
Алена протянула соль и лавровый лист в двух руках. Ирина тем временем надорвала пакет с концентратом, стала сыпать в котел.
— Куда?! — завопил Борька. — Ты чо ж делашь?
— Мы всегда кладем, — испуганно сказала Ирина. — Чтобы гуще было.
— Дома порошка наешься. А пока забудь!
Через час в тишине раздавался только частый стук ложек по дну.
— А ну, кому еще — налетай! — Борька зазывно вращал поварешкой в ополовиненном котле.
— Некта-ар! — протянул Сан Саныч, поводя осоловелыми глазами.
Витя отдувался, опустив ложку. Они переглянулись.
— Слабо по третьей?
— Однова живем. Наливай!
Степан бросил миску у костра:
— У нас бы на катере сказали: могешь!
Ребята подходили один за другим:
— Спасибо, Абориген. Удивил!
Борька горделиво кивал.
Степан первый зачерпнул чаю из другого котла, глотнул — и замер.
— А это что?
— Чай, — пояснил Борька.
— Ясно — чай, заварка плавает. А еще что?
— Так это — с маслом... По-нашему.
Командир попробовал и тоже поставил полную кружку.
— Это с непривычки противно! Привыкнете — другого не захотите!
— Нет, — сказал командир. — По части ухи ты, конечно, мастер, а чай давай лучше по-нашему будем заваривать...
После ужина Алена мыла посуду. Борька присел рядом.
— Помочь? — Он зачерпнул горсть песка, стал скрести миску.
Алена посмотрела на свои тонкие длинные пальцы.
— Совсем стерла...
— Задубеют. У меня во — ножом не прорежешь.
— Задубеют, — усмехнулась Алена. — Буду по клавишам мозолями стучать... Я сегодня первый раз в жизни чистила рыбу. Думала, не смогу. Я ее боюсь. Первый раз на костре готовила... Смешно, да?
— Да нет... Чего смешного? — неуверенно сказал Борька.
— Первый раз одна из дома уехала... Мне справку достали. Освобождение. А я все равно поехала — выдержу или нет?.. Я ведь московский абориген. К асфальту привыкла, к метро. Горячую воду на день отключат — катастрофа! Я без театра не могу. Ты любишь театр?
— Не знаю...
— Ты что, не был? Ни разу не был в театре?!
Борька виновато помотал головой.
— Мы с тобой будто на разных планетах живем, — удивленно сказала Алена. — Вот прилетела я на твою планету — все незнакомо, все в первый раз.
— А какая она, твоя Москва? — спросил Борька.
— Разная... Как большая река, — улыбнулась Алена. — Протоки, притоки, старицы. И эти... соры...
Стройотрядовцы собрались в кружок у догорающего костра, Витя играл на гитаре. Борька не стал лезть в круг, расстелил спальник в лодке, присел на борт покурить. Ему было хорошо.
Подошел Степан, сел рядом. Они курили, глядя издалека на костер, на один общий, многоголовый, многорукий силуэт поющих ребят.
— А ты чего же? — спросил Борька.
— Пускай резвятся, — сказал Степан. — Вырвались из гнездышка... Здесь все москвичи. Я-то сам из-под Калуги, из деревни. Насмотришься в универе на этих, сытых, розовых... У нас там Ломоносова памятник — слыхал про такого?
— Но.
— Подойду, бывало, хлопну его по плечу: «Что, Михайло, двое нас здесь, крестьян, одни сынки кругом...» Вот любого из них брось в тайге, без еды, без огня — выживет?
— А чего? Иди по берегу, к людям выйдешь. Не дадут пропасть...
— Вот и я в Москве так же, — не дослушав, сказал Степан. — Только я-то выживу! У нас в деревне мужики крепкие. Я в жизни никому не кланялся. Все сам, вот этими руками, — и навоз кидал, и в районку заметки писал.
Стройотрядовцы разбрелись по палаткам, Алена одна осталась сидеть у костра, обняв руками колени.
— Расскажи про море? — попросил Борька.
— А что море? — Степан затянулся последний раз, глядя на Алену, бросил бычок. — Много воды... Ну ладно, бывай.
Он вразвалочку направился к костру, будто мимоходом задержался около Алены.
— О чем мечтаем?
— Так. Думаю... Тихо как... В Москве ведь такой тишины не бывает... Сто лет назад так же тихо было...
— И еще через сто будет. Может, погуляем?
— Нет, спасибо. Извини.
— Как хочешь, — Степан ушел.
Борька лежал в спальнике, через борт тайком смотрел на Алену. Здорово, наверное, жить ей на своей планете, среди таких же красивых людей, где нет гадов вроде Феликса...
В узкий круг мерцающего света шагнул из темноты командир.
— Ты почему не спишь?
— Тебя жду, — просто сказала Алена. — Посидим?
Борька отвернулся, чтобы не подглядывать, но все равно слышал тихий разговор.
— Не надо, Лен, — попросил командир.
— Увидят? — усмехнулась она.
— Ты же все понимаешь...
— Понимаю...
— Тебе завтра раньше всех вставать. Иди в палатку.
— Опять приказываешь?
— Прошу...
С утра до подъема Борька ушел выбирать сеть, но провозился, латая рваную ячею, и когда вернулся, на просеке уже вовсю кипела работа: собирались конструкции опор, гремела бетономешалка, ревел бульдозер, за рычагами которого сидел Степан, тянулась очередь с носилками — бетон заливали в опалубку.
— Трудовой привет! — крикнул Борька, подходя.
— О-о, Абориген!
— Здорово, рыбак!
— Как улов?
— У нас говорят — чо добыл? — поправил Борька.
— И что добыл?
— Ничо. Ерш, чебак и дырявый башмак, — отрапортовал Борька. — Ну, куда встать, чего копать?
— Вот это дело! Второй бригаде скорая помощь прибыла, — крикнул Сан Саныч.
— Куда пристроим, командир? — спросил Витя.
— Пусть бетон грузит, если хочет. Каску только дайте ему.
— Дело привычное: бери больше, кидай дальше, пока летит — отдыхай! — Борька разделся по пояс, взял лопату и встал у мешалки — в броднях и оранжевой каске. В паре с молчаливым медлительным стройотрядовцем он нагрузил первые носилки и, пока их поднимали, бросил еще пару лопат.
— Эй, эй, куда через край! Хватит!
— А? Как ухи — так с добавкой, как бетону — та хватит? А ну, налетай, подешевело! — заорал Борька помешивая лопатой в жидком бетоне. — Кому наваристого, густого, с пенкой — ложка торчком! Подходи со своей посудой! — орал Борька, работая лопатой. — А ну, кому еще? Торопись, пока повар добрый!
— Не части, Абориген, загоняешь!
— Вот кого не хватало!
— Кури, ребята! Он один опалубку зальет и опоры поставит!
Стройотрядовцы оживились, работа пошла веселее.
— Следующий! — заливался счастливый Борька. — Отскочи — не задерживай!..
Обед девчонки готовили без него, опоздали, намучились и разварили уху в кашу. За ужин Борька взялся сам. Пока ребята умывались в реке, он разгребал лопатой угли костра.
— Опять колдуешь, Абориген? Чем сегодня удивишь? — спросил Витя, который всегда был в первых рядах.
— Печенка сегодня.
— Печенка? Где ж ты здесь печенку достал?
— Печенка, говорю. Рыба печеная, — Борька выковыривал из земли спекшиеся куски глины, отбрасывал в сторону. — Это по-нашему, по-рыбацки. Глиной ее обмажешь, картошку туда же. Сверху костерок. Пока чай закипит — и печенка готова. И посуду не мыть, — он подмигнул Ирине.
Стройотрядовцы брали куски глины, обжигались, катали по траве.
— Как ее есть, печенку твою?
— Смотри сюда! Отколупывать, где треснуло — глина-то вместе с кожурой отходит, ага. Да гляди, чтоб сок не тек, самое вкусное...
Ребята очищали рыбу, дули на дымящееся рыбье мясо.
— Избалуешь ты нас, Абориген, — сказал Сан Саныч.
— Все, мужики, — сказал Витя. — Ну ее, Москву! Переселяюсь сюда. Каждый день буду печенку есть.
— Нет, лучше ты к нам, Абориген, — предложил кто-то.
— Точно! У тебя каникулы ведь будут?
— Москву покажем!
— В метро прокатишься!
— Не морочьте ему голову, — сказал командир. — А жить он где будет?
— Нас двадцать человек! Не найдем, где устроить?
— Будешь сын полка.
— Сын отряда. Ребята, такого еще не было — сын отряда! Командир, что там в уставе про это сказано? Положено, нет?
— Адреса оставим.
— И телефоны. Позвонит — встретим, заблудится ведь.
— А чо. Приеду, — сказал Борька. — Если не шутите.
На всех напало вдруг веселье. После ужина вынесли магнитофон — Борька такого никогда не видел, в метр длиной и с двумя кассетами сразу — врубили на полную гарь, Витя объявил людоедский танец, и пошла пляска вокруг костра. Девчонки танцевали в центре, вывернув колени в стороны и растопырив руки, ребята прыгали перед ними и поклонялись им — богиням огня, хранительницам рода.
