Он размазывал кулаком слезы, шмыгал носом, все топтался и топтался на одном месте. Потом махнул рукой и понуро пошел прочь.
— Хватит, Родька, — сказал Таир, — хватит. Уже не смешно.
— Да, — Володька встал, — надо его догнать. Мальчишка завернул уже за угол ближайшего дома — толстый и бесконечно несчастный.
— Ладно, — согласился Родька, — я сейчас. Ждите меня здесь. — Он проворно выкопал вещи, свернул их потуже, сунул под мышку. — Сейчас я этого слюнтяя догоню, — сказал он и побежал за мальчишкой.
А потом была республиканская учительская конференция — и целых три дня не было занятий. Володька и Таир уехали в горы и целыми днями пропадали на речке.
Речка была с придурью. Это об ее характере. А со стороны поглядеть — красивая речка, замысловатая такая, извилистая — течет, петляет, журчит на перекатах, в бочажках замирает, кружит неторопливо палые листья.
А с обеих сторон берега — будто кто ножом суетливо вырубил — крутые, обрывистые и все в частых узеньких ступеньках. Страшновато и удивительно увидеть вдруг высоко над собой клочья высохших добела водорослей и среди них — четкий, будто нарисованный, скелет рыбешки или растопыренные в предсмертной тоске рачьи клешни.
И странно представить, что этот мелкий, по колено, ручей с теплой, шелковистой водой может подскочить вдруг до такой высоты и реветь, и выдергивать здоровенные деревья, словно гнилые зубы, и выпиливать в каменистых берегах ступеньки. А именно это и происходит каждую весну, когда начинают таять в горах снега.
Таир и Володька знали все это по рассказам, но явственно представить себе не могли, потому что сейчас, в середине октября, речка была смирна и добродушна. Они уходили далеко от села к водокачке, спускались, держась рукой за всасывающую трубу, к воде, и речка несла их вниз. Надо было просто лечь на живот и страховать себя ладонями, потому что речка на перекатах настолько мелела, что тащила тебя волоком по шершавым голышам. Потом она снова углублялась, и там можно было нырнуть. Течение тащило тебя, а ты таращился в воде раскрытыми глазами, и голыши на дне сливались в серую ленту. Вода в этой речке была хрустально чиста, ила не было — течение уносило его вниз к морю.
Село наверху было большое. Поля его раскинулись по всей долине. Росли на них чай и цитрусовые растения — мандарины, лимоны и грейпфруты. Таир и Володька приехали сюда к Таировым родственникам. Здесь было здорово — тут тебе и горы, и чистый воздух, и козье молоко, но мальчишки тосковали по друзьям своим, по морю и целыми днями не вылезали из речки.
В тот день, когда произошла эта история, они решили спуститься вниз по течению как можно дальше.
Таир насовал лепешек и сыру в полиэтиленовый мешочек, крепко завязал его, чтобы вода не проникла внутрь, Володька привязал мешочек леской к руке, и они отправились в долгое свое путешествие. Речка подхватила их и понесла.
Но уже через несколько сот метров экспедиция была прервана. Таир вдруг остановился, вскочил на ноги и прошептал:
— Гляди, Володька, ты видишь?
— Что?
— Ты видишь эти разноцветные пятна?
— Ну и что?
— Балда, это же нефть где-то сочится! Действительно, на поверхности речки радужно переливались длинные пятна.
Таир даже подпрыгивать начал от возбуждения; вода журчала, обтекая его колена, и пятна дробились, сворачивались в тонкие жгуты, но переливались еще ярче.
— Ну-ка, ну-ка, — говорил Таир и шевелил ноздрями, как пограничная собака, — поглядим, посмотрим… — Он стал на колени, понюхал воду, потом зачем-то лизнул ее. Затем вскочил так стремительно, что Володька даже отпрянул.
— Ты понял?! — заорал Таир.
Глаза его как-то по-сумасшедшему сверкали.
— Чего понял? — Володька на всякий случай отодвинулся подальше.
Таир поманил его, зачем-то оглянулся по сторонам, хотя вокруг ни одной живой души не было, если не считать рыб, и прошептал:
— Ме-сто-рож-де-ние!
— Где? — испугался Володька.
Таир поднял палец, помотал его перед Володькиным носом:
— Тс-с-с! Здесь! Где-то! Рядом! Нефть! У-у! Ме-сто-рож-де-ние!
— Ну да?! — Володька тоже почему-то стал озираться.
— Точно! Раньше плыли — не было? Не было. Теперь есть? Есть! Откуда? — Таир обжигал азартным шепотом Володькино ухо. — Искать надо! По течению пойдем, вверх. Найдем. У-у! Что будет!
— А что?
Володька тоже стал перебирать ногами от нетерпения.
— Что! Чудак! Месторождение ведь! Нефть! Польза какая! Черное золото! Что! Он еще спрашивает! С Луны упал, да?
— Сам с Луны упал, — машинально ответил Володька. — Надо в село бежать. Расскажем.
— Тс-с-с! Эх ты! Сами найдем! Представляешь? Ищут, бурят, а тут мы сами! Геройский поступок! Юные разведчики недр! Черное золото! Подарок любимой Родине! В «Пионерской правде» вот такой портрет! — Таир попилил ладонью свой пуп.
— Ну да?! Вот такой? — Володька тоже попилил.
— Это что! В телевизоре покажут! Точно! По радио! Обалдеют все! Черное золото.
— Бежим!
— Куда?
— Расскажем! Приведем! В «Пионерке», говоришь?
— Ну!
— Родька лопнет от зависти. Ха! Все лопнут! Черное золото! Бежим скорее.
— Да погоди ты! Бежим, бежим. Найти сперва надо.
— А как?
— Вверх по течению пойдем. И на пятна глядеть станем.
— Пошли!
Идти пришлось недолго. Метрах в пятидесяти вверх по речке, у самого берега между голышами, четко различались маслянистые темноватые пузырьки. Они медленно всплывали со дна, стремительно растекались по поверхности мерцающими разноцветными пятнами.
Еще не веря в неслыханную удачу, Таир и Володька ошеломленно переглянулись и, не сговариваясь, бросились бежать в село.
Вздымая мелкую белесую пыль, тревожа своими восторженными воплями разомлевших от жары мохнатых деревенских псов, они пронеслись по главной улице к правлению колхоза. Все работоспособное население было в поле, шла уборка чая.
Когда Володька и Таир, запыхавшиеся, окруженные десятком неистово лаявших собак, подбежали к правлению, то увидели на дверях здоровенный висячий замок.
Помимо собак их сопровождали несколько местных мальчишек и девчонок.
Володька и Таир заметались перед крыльцом. Они оглянулись и тут заметили в тени под развесистой чинарой стариков. Аксакалы сидели неподвижно и задумчиво глядели на облако пыли, в котором метались Володька, Таир, мальчишки, девчонки и собаки. Самый главный аксакал был самый задумчивый и длиннобородый.
Когда орущее, лающее пылевое облако подкатило к чинаре, главный аксакал медленно поднял тяжелые веки и погладил узкую белую бороду.
— Месторождение! — орал Таир. — Булькает!
— Черное золото! — орал Володька. — Там! Скорей!
— Гав! Гав! Р-р-тяв! — лаяли собаки.
— Ура! — кричали местные мальчишки.
— Говори, — тихо приказал главный аксакал, и все мгновенно умолкли.
Только Таир быстро-быстро, захлебываясь гортанными звуками, заговорил по-азербайджански.
И Володька даже не удивился тому, что все понимает.
От нетерпения он подпрыгивал и все пытался вставить словечко, но ему никак не удавалось вклиниться в стремительную россыпь Таировых слов.
Ему казалось, что старики заснули. Они прикрыли темными веками глаза и застыли, только толстые папиросы дымились в узловатых руках.
Таир замолк, и наступила напряженная тишина.
Вдруг все мальчишки, и все девчонки, и все собаки отпрыгнули назад, потому что главный аксакал неожиданно вскочил как совсем молодой человек и выкрикнул какие-то клекочущие слова. Глаза его сверкали.
— Гав! Гав! Р-р-тяв! — залились собаки.
— Ура! — завопили мальчишки и девчонки.
— Месторождение! — закричал Таир.
— Черное золото! — заорал Володька.
— Лопаты! — приказал главный аксакал. — Мотыги! Лом!
Все побежали за инструментами, а один не очень старый старик с деревянной ногой проковылял за угол дома и тут же стремительно прикатил на открытой трехколесной коляске.
А еще один аксакал приехал на телеге, запряженной мохнатым бодрым коньком с бельмом на правом глазу.
С ломами, лопатами и мотыгами погрузились в эти два транспортных средства и в сопровождении восторженных псов, с которых давно уже слетела сонная одурь, помчались к месторождению. Впереди пылила инвалидная коляска, оттуда высовывался Таир и кричал Володьке, который трясся в телеге:
— «Пионерская правда»! Во!
Он очерчивал пальцем вокруг лица рамочку.
— Телевизор! — кричал Володька. — Во! — Он рисовал на груди медаль. — Родька! От зависти! Кх! — Он приставлял палец к виску.
Оба заливались счастливым смехом, а главный аксакал настегивал кизиловым прутом конька, и глаза его горели неукротимым огнем.
Приехали к речке. Все бросились, отталкивая друг друга, к месторождению. Сзади неторопливо шел самый старый человек с киркой и с белой бородой. Он шел молча. Все вдруг засмущались, притихли и расступились. Главный аксакал внимательно оглядел булькающее место, улыбнулся и ударил киркой.
