— Зачем?
— Свинец плавить буду.
— Да где вы сейчас свинец найдете, его давно уже весь переплавили…
Дядя Гиляй хмыкнул.
— Я сюда пешком шел, — сказал он. — Чтобы вспомнить юность. Ты знаешь, что у нашей семьи тут был завод?
— Конный? — спросил Аксён.
— Почему конный, кирпичный. А Ломы были нашей вотчиной. Кирпичный завод, табуны, две мельницы…
Врал дядя. Разъезд Ломы только в девятьсот десятом году был построен, это Аксён точно знал. Но с дядей не спорил, пусть врет. Может, он от этого умнее себе кажется, а взрослые, когда кажутся себе умнее, всегда добреют. И денег дают.
— Впрочем, это неважно. Я брел по родному тракту, леса-перелески, ностальгия… И вот гляжу — яма вроде как. А я тогда заблудился немного, чуть в сторону сбился. Яма. Ну, думаю, кто-то стройматериалов в семьдесят лохматом натырил, припрятал, а все равно посадили, так схрон и загнил. Ну, решил на всякий случай поглядеть. Поковырялся, а там аккумуляторы. Целая гора. Наверное, тонны полторы. Ну, конечно, лучше выплавить… Короче, нужна кастрюля. Имеется?
— Ага. От Борьки осталась…
— Что за Борька?
— Поросенок… Раньше у нас жил. Давно.
— Сожрали? — сочувственно осведомился дядя Гиляй.
— Убежал. В лес.
— Ну что, правильно и сделал, — покивал дядя Гиляй. — А что, сейчас жить в лесу можно, волков нет, все спокойно, знай трюфеля откапывай… Я бы тоже от вас убежал, злые вы люди, кого хочешь сожрете…
Аксён кивнул.
— Слушай, Иван, а что у вас в сарае? — дядя Гиляй указал туркой. — Полезное что-нибудь встречается?
— Не знаю. Там много чего… Парашют, к примеру.
— Парашют? — удивился дядя Гиляй.
— Ага. Чугун из леса притащил.
— А откуда он в лесу?
— Не знаю… Чугун гнал, что диверсант тут приземлился. Вынюхивать про наши ракетные базы.
— Парашют — это вещь, — задумчиво сказал Гиляй. — Я потом посмотрю.
— Зачем кому-то нужен парашют?
— Ну, — дядя поболтал туркой, осаживая гущу, — кофе будешь?
От кофе из африканских сусликов Аксён отказался.
— Парашют — вещь серьезная, — повторил дядя Гиляй. — Из него можно легко сочинить тент. Или прекрасную палатку. Или парус.
— Парус?
— Конечно! Отличный парус. Поставить на надувную лодку, ну, или на обычную — и вперед! Я когда был в твоем возрасте, отсюда каждый раз сбегал. И на Волгу, и на Оку. И на Енисей. Один раз даже не поймали…
Дядя Гиляй предался воспоминаниям, Аксён удалился. Ему тоже все время хотелось сбежать. Но он не мог.
Он должен был быть тут. Уже двадцать пятое.
Дядя смешной. Похож на Тюльку. Вернее, Тюлька на него.
Брат отца.
Двадцать пятое продолжалось долго. Тюлька два раза бегал проверять, ничего. Замки, доски. Правда, Тюлька сказал, что Жужа вроде как что-то почуяла, но Аксён был уверен, что это ерунда. Жужа всегда что-то чуяла, уставится в пустое место и давай рычать, шерсть ежится, глаза сЛюбкают. Аксён говорил, что это она привидение чует. Тюлька пугался.
Вчера прискакал с выпученными глазами, зубы щелкают, говорит, что в доме Семиволковых привидение поселилось. И прилип. Каждые пять минут — привидение-привидение, привидение-привидение, Аксён плюнул и отправился проверять.
Никакого привидения, просто летучая мышь, заблудилась под чердаком, шумела, пришлось лезть выручать.
Тюлька помогал.
Потом решили поболтаться. Тюлька тянул в город, Аксён в город не хотел, предложил снова сходить на запад, Тюлька отказался, Аксён отправился один. Но не по железке, а по грунтовке. Ноги со вчерашнего путешествия ныли, но это быстро отпустило. Через пару километров усталость ушла вообще и даже больше — Аксён вдруг почувствовал небывалый подъем. То ли от солнца, то ли еще от чего, но Аксён побежал.
Сил хватило минут на двадцать, затем дыхание кончилось, Аксён остановился.
Двадцать пятое. Хождения тоже хорошо время убивают. А год назад они были на Темных озерах. И видели, как сгорел спутник. Она тогда еще взялась спорить — спутник это или нет, говорила, что это самое обыкновенное НЛО. А он смеялся. Это была странная ночь. Небо пылало белым огнем, а затем пошел дождь. Редкие сияющие капли, похожие на светлячков. С неба падали миллионы светлячков, лес, и вода, и даже камни лучились мягким жемчужным светом…
«Уазик» выскочил из-за поворота. Аксён хотел опрокинуться в заросли, но было поздно — его заметили — «Уазик» моргнул маячком и бибикнул.
Аксён поморщился, встречаться с милицией ему совершенно не хотелось.
Машина остановилась, и из нее выбрался Савельев. Без формы, в каком-то масляном трактористском комбинезоне, в сапогах. И рыбой от него пахло почему-то, электроудил, наверное.
— Здравствуй, Иван, — Савельев протер руки о штаны, чище не стали ни штаны, ни руки.
— Здравствуйте, — сказал Аксён как можно безразличнее.
— Все гуляешь?
— Почему же гуляю, тренируюсь.
Савельев хихикнул.
— И в чем же ты тренируешься? — он больно ткнул в Аксёна пальцем. — Готовишь Боевую неделю? Или Боевой месяц? Или вообще, кирдык нам приготовляешь?
— В спортивной ходьбе, — ответил Аксён. — Это самый перспективный вид. А про драки я уж и думать забыл, вы же знаете, мне и доктора не велят…
— Доктора… Ваша семейка на все, что угодно способна…
— Это предубежденье, дядя Миша. Просто городские не любят ломовских, считают, что мы дикари. А мы обычные люди. Законопослушные граждане.
— Ага, — хмыкнул Савельев. — Конечно, законопослушные… От вас все стонали тут! Пройти нельзя было! Народ вас выселять собирался, еле…
— А я вот в спортивной ходьбе упражняюсь, — перебил Аксён. — Живу, не парюсь, с прошлым покончил.
— Короче, Иван, — Савельев подобрался. — Я вижу, ты не поумнел. И если уж никто тебе этого не скажет, так я скажу…
Аксён нарисовал на лице внимание.
— Брат твой у нас на заметке, — Савельев нахмурился. — И он сядет. Рано или поздно, это я могу точно сказать.
— А вдруг нет? — улыбнулся Аксён. — А вдруг он перекуется?
— Сядет, — заверил Савельев. — А как выйдет, снова сядет. И потом опять. Короче, топтать ему не перетоптать… Мать ваша…
Савельев замолчал.
Достал папиросы, закурил.
Аксён тоже молчал. Ждал. Участковый в два затяга высосал «Приму», потушил бычок о бампер «Уазика». Подумал.
— Ваша мать… Она была очень… Короче, Иван, так. Держись подальше от Чугуна, так будет для тебя лучше…
— С удовольствием, — Аксён поклонился. — Вы только Чугуна посадите, и я буду держаться от него подальше.
Савельев махнул рукой и стал забираться в «уазик».
— Вы только его пореальнее куда-нибудь законопатьте, в Нарьян-Мар…
— Почему вы такие дураки?! — Савельев хлопнул дверцей. — Почему в вашем возрасте все такие дураки?!
— Мы…
Савельев запустил двигатель. Высунулся наружу:
— До дому-то подвезти?
— Спасибо… Я же тренируюсь… Каждый день приходится по двадцать километров проходить, между прочим…
— Ладно… Я в Неходи живу, ты знаешь… Если что, приходи.
«Уазик» дернулся и укатил.
Больше гулять не хотелось, но Аксён прошлепал еще около километра. Для убийства времени.
Как-то раз она подарила ему цепочку…
В конце августа ее отец вдруг приехал в гости. На машине. На джипе, старом, но настоящем. Почти неделю шли дожди, и разъезд был сухопутно почти не досягаем, но дядя Федор добрался. Важное дело.
Они с матерью устроились на крыльце и стали пить чай, мать по этому поводу растопила самовар и стряхнула с печки шишки, чтобы все было по настоящему, и даже достала из холодильника покровский пряник — это говорило о том, что визит не просто таковский. Иван прятался за колодцем, важные визиты нельзя было пропускать мимо ушей.
Дядя Федор сказал, что его несколько волнует Ваня. Он странный. И для своих восьми лет ведет себя необычно. Не по детски. Ладно бы он бодался со сверстниками, это в чем-то нормально. Но он воюет и со взрослыми. И всегда побеждает. Пребывает в постоянном состоянии конфликта с окружающими.
Мать ответила, что ничего удивительного тут нет, старший ее сын в этом возрасте был точно таким же. И муж. Тот вообще никогда не проигрывал и получал все, что ему хотелось, это его и сгубило.
Дядя Федор заметил, что Ваня никогда не смеется. Он знает его уже почти четыре года, и ни разу не видел, как он улыбался. Это все-таки как-то нехарактерно для детей, дети должны ныть, безобразничать…
А он только воюет.
Мать промолчала. Или сказала что-то уж совсем негромко, Иван не услышал. Он попробовал улыбнуться. Ничего, получилось. Лицо сложилось правильно, как надо. Все у него с улыбкой в порядке, улыбается он нормально…
Отец Ульки закурил, какие-то крепкие папиросы, Иван чуть не закашлялся. Дядя Федор сказал, что вообще ему Иван очень нравится. А после случая с сенбернаром он очень рад, что у Ульяны есть такой друг. Надежный и верный. Раньше его немного пугало, что Иван так зациклен на Ульяне. Что они все время вместе, что она слушает его больше, чем собственного отца, но теперь они, ну, он и мать Ульки, считают это нормальным.
