Ознакомительная версия.
— Что он должен сказать, чтобы ты успокоилась? Что он умирает?
Папины слова были вполне логичны, но мама их не оценила. Она считала, что поведение дедушки ненормально.
— Он должен был рассердиться из-за всех этих звонков. Раньше он бы ужасно рассердился. Почему теперь он такой спокойный?
Папа сказал, что мама несет чушь и что ей нужно лечиться. Она ответила, что это ему нужно лечиться и что он строит из себя бог весть что. Папа сказал, что он просто мыслит логически, а мама ответила, что именно поэтому ему не дано понять некоторых вещей и что он их никогда не поймет. Папа разозлился и ушел, хлопнув дверью, а мама стала так энергично оттирать кухонную плитку, будто хотела съесть ее на ужин. Из этого спора я не понял ничего, но мне показалось, что мама все преувеличивает, а папа прав. На самом деле права оказалась мама.
Когда мы вернулись к дедушке, мы опять увидели, что он сидит под вишней, с Альфонсиной на коленях. Другие гусята устроились вокруг них во дворе, но Альфонсина просто стала его тенью, она никогда не оставляла его.
Стояла очень холодная погода, это было время карнавала. Я хотел поехать к дедушке в костюме Супермена, который был моим тогдашним кумиром, потому что умел летать. На дедушке был только пиджак, он сидел, откинувшись на спинку кресла, с закрытыми глазами. Руки он положил на Альфонсину, которая устроилась у него на коленях, спрятав голову под крыло.
Мама, как всегда, остановила машину перед домом, а когда увидела дедушку, вскрикнула и закрыла рот рукой.
— Оставайся здесь! — велела она мне и побежала к дедушке. Я увидел, что мама щупает его и сильно трясет. Дедушка открыл глаза, а мама начала быстро-быстро что-то ему говорить. Он покачал головой. Потом мама помогла ему встать, и они направились к дому. Дедушка шел прямо, но опершись на маму, а Альфонсина семенила за ними.
Я ничего не понимал. Впервые дедушка даже не поздоровался со мной и не обращал на меня никакого внимания. Я почувствовал себя невероятно одиноким и несчастным. Даже начни я вдруг летать, как Супермен, меня это бы не утешило.
Я немного подождал, надеясь, что кто-нибудь вспомнит обо мне и о моем карнавальном костюме, но никто не появлялся. Тогда я вышел из машины и начал бродить по двору. В дом я заходить не хотел. Мне казалось, будет справедливо, если они сами придут за мной. Но никто меня не искал, и мне очень захотелось плакать. Я сел на корточки рядом с вишней, опустил голову на колени и начал рыдать. По правде говоря, мне быстро расхотелось плакать, но я специально продолжал, думая, что если мама с дедушкой выйдут из дома и увидят меня, им станет стыдно за свое поведение.
Мама действительно вышла, пошла к машине, открыла дверцу, потом закрыла и начала меня звать. Я следил за ней и чувствовал себя отомщенным. Наконец мама меня заметила, подошла ко мне и подняла меня на руки.
— Можно узнать, что с тобой происходит? — сказала она и начала трясти меня так, как будто хотела вырвать мне все волосы. — Дедушке нехорошо, а ты, вместо того чтобы войти, стоишь здесь на холоде и ждешь, пока не схватишь воспаление легких! — И она снова начала меня трясти.
Реакция мамы настолько отличалась от той, которую я ожидал, что на этот раз я по-настоящему расплакался. И она тут же переменилась:
— Нет, милый, с дедушкой ничего серьезного! — сказала она, обнимая меня. — Он просто очень беспокоится из-за одного дела. Все будет хорошо, вот увидишь.
Я хотел сказать ей, что плачу из-за себя, а не из-за дедушки. Но только что мама устроила мне взбучку, хотя справедливость была на моей стороне. Как же она отреагирует теперь? И я решил ничего не говорить, а мама продолжала обнимать меня и гладить.
— Пошли в дом, — решила она, — а то ты действительно заболеешь.
На кухне я увидел, что дедушка сидит за столом, а перед ним чашка с горячим молоком. Рядом лежал большой желтый конверт, из которого высовывались какие-то бумаги. Камин был зажжен, но в доме все равно было холодно, и мама заставила меня надеть пальто.
— Какой у тебя прекрасный костюм! — воскликнул дедушка, наконец заметив меня. — Видела бы тебя в нем бабушка Линда!
Кто это? Акробат? Когда я был маленьким, мне очень хотелось работать в цирке и стать акробатом. Но я стал огородником, как и мой отец… а теперь они хотят забрать у меня землю! Мою землю!
Он почти прокричал эти слова, потом взял конверт и отшвырнул его подальше. Я был поражен и почти что испуган поведением дедушки, потому что в этот момент он был непохож на самого себя.
— Не надо так, папа, — сказала мама, собирая бумаги. — Я уже тебе сказала, что мы с Пьеро пойдем в муниципалитет и все уладим. А если у нас ничего не получится, мы обратимся к адвокату.
— Я уже ходил в муниципалитет, ничего нельзя сделать, — глухо сказал дедушка. — Будь прокляты они и их дорога! Эти мерзавцы хотят отобрать мою землю!
— Папа, успокойся! — повторила мама. — Здесь же Тонино.
Тогда дедушка вздрогнул, будто очнувшись ото сна, и перевел взгляд на меня. На этот раз он по-настоящему посмотрел на меня и улыбнулся:
— Подойди сюда, молодой человек! Думаешь, твой дед совсем спятил, да? Тем более об этом столько говорят. Ну и почему ты так одет?
— Сегодня карнавал, дедушка.
И мне захотелось плакать при мысли о том, что мои друзья гуляют в своих костюмах и празднуют, а я сижу здесь уже два часа и слушаю, как кричит дедушка, и никто ничего мне не говорит.
— Сегодня карнавал, а ты тут теряешь время со мной? Феличита, как ты могла сегодня притащить Тонино ко мне!
— А когда я могла его привезти? Мы свободны только по субботам! И потом, он сам хотел к тебе прийти, чтобы ты увидел его костюм.
— Правда? Но тогда мы должны это отметить! — сказал дедушка, снова став самим собой. — Теперь мы приготовим сладкие блинчики, которые так нравились твоей маме, когда она была маленькой. А еще включим музыку!
— Папа! — вскричала мама.
— Никакого папы! — отрезал он. — Ты начинай готовить, а я сейчас приду.
Мама, вздыхая, надела фартук и стала доставать все необходимое.
— Помочь тебе? — спросил я ее.
— Давай. К счастью, карнавал всего раз в году.
Мама казалась не очень-то довольной, но постепенно ее настроение изменилось, и она начала петь.
— Когда я была маленькой, во время карнавала бабушка Линда всегда пекла блинчики. За готовкой она пела. Я сидела там, где ты сейчас, и помогала ей. А под конец у меня все лицо и все руки были выпачканы мукой — как у тебя сейчас. На карнавал к нам приходила куча людей: все ели, плясали, смеялись… А дедушка, вот сумасшедший…
Пока мама говорила, за дверью раздались звуки аккордеона. Мама замолчала и прислушалась.
— Вот! — сказала она тихо, кивнула головой и улыбнулась.
— Можно войти? — спросил дедушка.
— Входи, дедушка! — закричал я. Я не знал, кто играет, но мне не терпелось увидеть его.
Дверь внезапно распахнулась, но за дверью было пусто: только где-то там, в темноте, играл аккордеон.
— Дедушка, заходи же! — еще раз закричал я. Я был так возбужден, что ноги у меня просто тряслись.
— Я правда могу войти? — повторил он. Мама рассмеялась, а я заорал что есть мочи:
— Да-а-а!
— Хорошо, раз ребенок так настаивает, я…
Аккордеон на миг замолк, потом издал трель, и наконец:
— Иду! — воскликнул дедушка, перемахивая через кухню огромными шагами.
На голове у него был высоченный кривой цилиндр. Еще он надел фальшивый нос, темные очки и галстук в красный горошек. Пока дедушка шел, с него свалилась шляпа. А когда он нагнулся, чтобы поднять ее, упали очки и фальшивый нос. Мы с мамой расхохотались.
— Видишь, я стал старым, — вздохнул дедушка. — Раньше со мной такого бы не случилось, даже если бы я и хотел.
— Нет, папа, ты необыкновенный, — сказала мама и крепко-крепко обняла его. У дедушки на глазах выступили слезы, и он шмыгнул носом, как ребенок. А я, впервые видя его таким, очень разволновался и не знал, плакать мне или смеяться.
— Ладно, сыграй нам что-нибудь, пока мы готовим блинчики!
Дедушка шмыгнул носом, сел и заиграл на аккордеоне. Мама подпевала, бросала блины и пускалась в пляс. Так мы потратили уйму времени, но зато я действительно повеселился. В тот раз мама разрешила мне делать все что угодно.
Когда мы закончили делать тесто, мама напекла блинов, я хорошенько посыпал их сахаром, а потом мы сели за стол. Дедушка спустился в погреб за бутылкой сладкого вина и во что бы то ни стало хотел налить мне капельку.
— Но, папа, он еще ребенок!
— Глупости, в его возрасте ты постоянно пила вино! Он твой сын или нет?
Так мы ели, пили и играли, пока мама не посмотрела на часы и не сказала:
— Папа, уже восемь. Мы должны ехать.
— О, да! — сказал дедушка, опять посерьезнев. Он пошел в другую комнату, а вернулся уже без аккордеона, носа и цилиндра.
Ознакомительная версия.
