дорогу просивший есть, на миг забыл свой голод и восторженно воскликнул:
— Голод!
Мама посмотрела на него с тревогой, но, увидев его протянутый в сторону города пальчик, весело засмеялась.
— Ах, город? Он и вправду очень красивый!
— Мы будем там жить? — спросила Милена.
— Попытаемся, — ответил отец.
— А какой это город? — спросила Даша.
— Если штурман не сбился с курса, то должна быть Суботица. В противном случае, мы прибыли в Се́гедин, Пешт или в Вену. Поживём — увидим!
После того что случилось на ферме газды Лайоша, мы решили поселиться в городе. Отец долго советовался с матерью и со мной, а также с дядюшкой. Михалем, который нашёл нас на другой день в одном селе неподалёку от фермы. Он пришёл проститься с нами. Вид у него был сокрушённый и подавленный, на глазах блестели слёзы.
— Ну и гнусы, — сказал дядюшка Михаль. — Помяните моё слово, не сойдёт им это с рук. Придёт время, заплатим им долг сполна.
Он с одобрением отнёсся к нашему решению переехать в город и, не задумываясь, дал адрес своего сына Ти́бора, который-де хорошо знает Суботицу и, уж конечно, поможет нам устроиться.
— Мы с Витой будем учиться! — радостно воскликнул я, вглядываясь в видневшийся вдали город. — Мы пропустили целых два года.
Мама заплакала. Она утирала слёзы краешком передника, но слёзы всё бежали и бежали из глаз.
— Что с тобой? — спросил отец.
— Хочу, чтоб мои дети ходили в школу…
— И из-за этого ты ревёшь?
— Не знаю, — ответила мать и заплакала пуще прежнего.
Отец взмахнул кнутом; Лебедь и Сокол ускорили бег. Рыжик открыл глаза и, увидев, что всё в порядке, снова уснул.
При въезде в город отец остановил телегу. Справа от дороги стоял большой железный указатель, на котором было написано название города.
— Читайте! — весело обратился к нам отец. — Государство для того и поставило указатели, чтоб народ не коснел в невежестве.
По складам, с помощью родителей мы кое-как прочли: Суботица. Лазарь захлопал в ладоши и весело рассмеялся.
— Чего ты хохочешь? — спросил я.
— Какое смешное название — Суботица! Суботица! Суботица!.. Правда, Драган?
— А мне нравится! — заявила Милена.
— Смотри, папа, сколько церквей! — воскликнула Даша. — Раз, два, три…
— Надеюсь, они ещё не так прогнили, как на ферме газды Лайоша! — сказал отец. — Не то нас со всеми потрохами не хватит на их ремонт.
Это была последняя ночь, проведённая под открытым небом. Наутро мы с отцом отправились в железнодорожное депо искать сына дядюшки Михаля. Он был весь в саже и мазуте, лицо его уже утратило ту свежесть, которой веяло с фотографии, но всё же я его сразу узнал. Мы отрекомендовались, и отец, показывая на свои многочисленные синяки и кровоподтёки, шутливо прибавил:
— Знаете, я вконец разочаровался в сельской жизни!
Тибор дал несколько адресов, но тут же заметил, что квартиру нам никто не сдаст, если мы не заплатим за месяц вперёд: с тех пор как участились стачки и увольнения рабочих, домовладельцы стали очень осторожны и подозрительны.
— Спасибо, товарищ Рожа, — сказал отец уходя. — Когда снимем квартиру, позовём тебя на яблочный пирог.
Денег на квартиру не было, и отец решил продать одну лошадь. Выбор пал на Лебедя. Мы распрягли его и повели на скотный рынок. Покупатель нашёлся скоро — это был крестьянин из Оджака.
— Как раз то, что мне нужно, — сказал он отцу, отсчитывая деньги. — Добрая лошадка и сильная…
— И умная, — прибавил отец, поглаживая лошадь по влажной морде. — Не сердись на нас, дорогой, у нас не было выхода. Но поверь, мы тебя никогда не забудем. Ты служил нам верой и правдой, и горюшка с нами помыкал немало.
На глаза его набежали слёзы; я тоже заплакал. Крестьянин смотрел на нас с недоумением.
— Видать, любите вы своего конягу, — сказал он. — Приезжайте ко мне в Оджак. Я буду рад.
— Спасибо, непременно приедем в гости, — повеселевшим голосом заверил его отец.
— Приезжайте! Буду рад, — повторил крестьянин.
Мы распрощались и пошли искать квартиру.
— Слушайте, дети, — заговорил отец, останавливая телегу у колонки, из которой вода текла, когда поворачивали большое железное колесо. — Умойтесь, причешитесь — словом, приведите себя в порядок… Люди любят чистых и опрятных детей. Поняли?
— И помалкивайте, — посоветовала мать. — Люди не любят болтливых детей.
— Сидите смирно на телеге, не толкайтесь, не смотрите по сторонам, — сказал отец. — Люди любят смирных и послушных детей.
— А уж если вам приспичит поговорить, то говорите друг другу «спасибо, пожалуйста, извините», — наставляла нас мать. — Люди любят хорошо воспитанных детей.
Мы долго и шумно мылись и чистились. Наши звонкие голоса и смех неслись по всей улице. Прохожие бросали на нас недоуменные взгляды.
— Никак, циркачи или комедианты приехали, — сказала какая-то старушка. — Может, у вас есть дрессированные львы?
Вита распушил свои густые волосы, встал на четвереньки и громко зарычал:
— Бр-бр-бр!..
Старуха пришла в неописуемый восторг.
— Рычит, как настоящий лев, — объясняла она случайной попутчице. — Я была в зоологическом саду в Пеште и своими ушами слышала, как рычат львы — в точности так же, как этот мальчик! Вот увидите, вечером на представлении он нарядится в львиную шкуру!
Старуха ушла, а мы продолжили свои приготовления. Сначала подстригли ногти, а потом мать извлекла откуда-то пузырёк орехового масла и всем нам смазала волосы. Снова и снова оглядывала она нас с головы до пят, обходила вокруг, как генерал на смотре, каждый раз находя какую-нибудь мелочь, которую нужно было исправить. Примерно через час она нашла, что всё в порядке.
— Боже правый! — воскликнула она, радостно всплеснув руками. — Вот не знала, что у меня такие красивые дети!
Вскоре мы подъехали к одному дому на Пупиновой улице. Отец сошёл с телеги и, взглянув ещё раз на адрес, позвонил. Где-то далеко, за большой дверью, глухо зазвенел медный колокольчик.
Нам открыла сгорбленная, закутанная в шаль женщина. Вот она подняла голову, и мы увидели её рябое веснушчатое лицо. А маленькие, глубоко посаженные глазки блестели каким-то недобрым блеском. Рыжий кот выгнул спину и яростно зарычал.
— Извините за беспокойство, милостивая сударыня, — сказал отец. — Мы хотели…
— Это ваши дети? — грубо перебила она.
— Вроде мои, — засмеялся отец.
— Они хорошие и послушные? — спросила женщина, недоверчиво меряя нас своими острыми, ненавидящими глазами.
— Смирные, как овечки. Живут в ладу, не дерутся, как другие…
В эту самую минуту Лазарь дёрнул Милену за косичку. Она взвизгнула, мигом обернулась и влепила ему звонкую пощёчину. Лазарь разревелся и заорал во всю мочь:
— Спасибо… Пожалуйста… Извините…
А Вита, всегда молчаливый
