Уилбэром Кроу безупречно одетый начальник станции — он был в белой сорочке с синим галстуком, аккуратно отглаженных брюках, начищенных до блеска черных ботинках и очках без оправы — производил немного комическое впечатление.
Проходя мимо них, Кен услышал, что они сосредоточенно беседуют.
— Хотел бы я знать, — сказал Морли, — сколько еще будет таких происшествий. И доколе мы будем это терпеть? И о чем думают власти?
Уилбэр Кроу курил сигару.
— Совершенно с вами согласен, — ответил он. — Можно подумать, будто мы не знаем, кто это сделал. Это же ясно как божий день!
— Разумеется, это ясно как день. И за что только мы платим налоги!..
Кен пересек пути и вошел в лавку.
Здесь он узнал, что, оказывается, произошла еще одна кража. Сняли подвесной мотор с лодки старика Граймза, которая стояла у причала в заливе. В связи с этим ходили разные слухи. Одни уверяли, будто в Тэртл-Нэрроуз уже арестовали кого-то. Другие утверждали, будто украденный мотор обнаружили в Оттэр-Лэйке и что двух индейцев-кри из резервации «Черные Псы» уже посадили в тюрьму. Ходил даже слух, будто при аресте они отстреливались.
И все же было ясно, что толком никто ничего не знает.
— Все одна болтовня, да и только, — сказал Бен Симпсон, качая головой. — Болтают люди кто во что горазд, болтают и сами не знают что.
Он начал подсчитывать стоимость продуктов, которые Кен выбрал на полках, аккуратно записывая все огрызком карандаша. Рука его уже слегка дрожала, но почерк еще не потерял изящества, которое он приобрел на уроках чистописания чуть ли не три четверти века назад.
— Одно я знаю точно, — сказал он. — Добра от всего этого не жди. Чем больше пустой болтовни, тем больше будет зла.
Кен еще глубже втянул голову в плечи, кутаясь в ворот меховой куртки: он шел вдоль путей, пробиваясь сквозь метель, к станции. Лицо его горело, а ноги и ступни немели от холода. Временами до него долетал звон колокольчика из школьного вагона, заглушаемый воем зимнего ветра. Он понимал, что опаздывает на урок, но, сколько бы ни спешил, никак не мог приблизиться к тусклым огням станции, мерцавшим впереди. Как он хотел бы сейчас лечь и уснуть…
Но сейчас ему нельзя спать. Нет, нет, он должен проснуться и выключить будильник, пока тот не разбудил маму и тетушку Мэрион. Утихомирив назойливый звонок, Кен еще на миг нырнул под одеяло и стал глядеть на косые лучи утреннего солнца, пробивавшиеся в окно. Он слышал, как на крыше скребется бурундук, а где-то далеко в лесу каркает ворона.
Сон был такой живой, зимний холод такой неподдельный, что Кен не сразу пришел в себя. Он сел на край постели и стал одеваться. И хотя в комнате было тепло, его слегка знобило. Будильник показывал половину шестого.
Было прекрасное тихое утро. Когда он спускался по тропинке к лодочному сараю, солнце уже выплыло из-за деревьев в безоблачное, ослепительно синее небо. Гладь озера была недвижима, и все отражения в воде были очень четкими, отчего противоположный берег озера казался непривычно близким.
«В такое утро хорошо кататься на лодке», — подумал Кен.
Неторопливо работая веслом, он провел лодку вдоль берега и повернул к середине озера. Громкий всплеск заставил его обернуться: расходившиеся по воде круги показывали, где только что нырнул бобер. Со всех сторон плескалась рыба. В лесу не умолкая хрипло каркала ворона.
«Жизнь бьет ключом, — подумал Кен, — природа уже пробудилась, и только люди на дачах еще спят». В индейском поселке тоже пока еще никого не было видно.
Кен снова вспомнил свой сон; в ласковом тепле и покое летнего утра жестокая враждебность мира, который привиделся ему ночью, казалась особенно невероятной.
«Как странно! — подумал он. — Я приезжал сюда год за годом и считал, что очень хорошо знаю Кинниваби, а ведь я всегда представлял себе здешний край только таким, каким он бывает в июле и в августе. Кинниваби для меня означало лето. И потом в городе я вспоминал озеро тоже только таким, каким видел его летом. Мне никогда не приходило в голову, что жизнь, подчас очень суровая, продолжается в Кинниваби весь год. Забыл, что одно время года сменяется другим. Что дети ходят в школу, люди работают и проводят здесь всю свою жизнь. И что два солнечных летних месяца — всего лишь эпизод в жизни местных жителей, и притом небольшой».
Через полтора часа Кен вернулся домой, его мать уже была на ногах и успела затопить на кухне плиту. Когда они заканчивали завтрак, приехал Поль Онаман с отцом. Работа шла споро — возможно, к вечеру уже будет готов причал. Оставалось лишь обстругать и приколотить доски настила. А после тяжких усилий минувших дней это представлялось сравнительно легкой работой.
За вторым завтраком Кен и Поль возобновили разговор, начатый накануне.
— Хорошо учиться в средней школе? — спросил индейский мальчик.
— Хорошо. Говорят, с каждым годом становится все труднее, на дом больше задают. А мне нравится!
— А что ты еще делаешь, кроме уроков?
Кен стал рассказывать Полю про свою школу. Он долго и подробно говорил о своих учителях, друзьях и обо всем остальном, чтобы Поль представил себе, как люди живут в городе. И еще он пытался получше описать, как он сам там живет. Обычно Кен был немногословен, а тут он сам дивился, что все говорит, говорит…
— Знаешь, этой осенью я, наверно, буду играть в школьной футбольной команде. А все же мне больше по душе хоккей!
— Я тоже люблю хоккей, — сказал Поль. — Мы здесь тоже расчищаем каток — там, за островком.
Кен взглянул на сверкающую гладь воды, пытаясь представить себе на ней хоккейный матч. Но это было нелегко.
— Как-то раз мне пришлось сходить к доктору в Бивер-Лэйк, — продолжал Поль. — Там я по телевизору видел хоккейный матч. Канадская команда против американской. Очень хорошо все было видно. Я даже разволновался. А ты смотрел когда-нибудь хоккей по телевизору?
Кен вспомнил зимние субботние вечера дома. Они с отцом всегда смотрели по телевизору хоккейные матчи. Обычно они разводили в камине огонь. Иногда варили кукурузу, а иногда отец заказывал какое-нибудь угощение в итальянском или китайском ресторане. Они пытались предсказать итог каждого матча, угадать, какого игрока объявят «звездой». Интересно, сколько же таких матчей он видел. Сто? Двести?
— Да, — ответил он, — смотрел несколько раз. Я, конечно, рад посмотреть матч, когда есть такая возможность, но куда интересней играть самому, правда?
— Помнишь наш вчерашний разговор? — вдруг
