— Что за вопрос? Удочка моя — значит, и рыба моя! — кричал Витя.
— Твой карп твою удочку под лёд уволок! Ныряй за ней… Ну да, удочку свою можешь получить, а рыба моя! — ещё громче возмущался Митя. — Если бы я не подцепил твою удочку, где был бы карп?
— Зато вытащил его я! — не сдавался Витя. — А ты обязательно тянул бы дуром, и он сорвался бы!..
Помирил их дядя Николай:
— Тише вы, сороки! Всю рыбу распугаете… Чего вы спорите? Пусть это будет ваш общий карп. Сварите из него уху и на всех хватит по хорошей тарелке. А потом, как говорится, ещё не вечер! Кончайте спор и садитесь к лункам. Да получше смотрите за сторожками: не всякий карп дуром тянет…
Про карася, который не угодил на сковородку
В садке оказалась дыра, и один из двух пойманных карасей воспользовался ею и бежал… На поимку его Витя с Митей затратили полный рыбацкий день. Сбежавший карась, по всей вероятности, был родным братом оставшегося: оба они были великолепны, по пятьсот граммов каждый, и поймались одновременно — значит, паслись вместе. По размерам они были хвост в хвост, голова в голову и похожи друг на друга так, что их и родная мать не различила бы, а вот Витя различил.
— Так тебе и надо, — сказал он. — Будешь в следующий раз проверять садок… Хорошо ещё, что мой не ушёл.
— Что такое? — возмутился Витя. — Почему это видно, что ушёл мой? И почему это я виноват, что в садке была дыра, когда он был у тебя?
— Ладно… Про садок я больше ничего не говорю, — сказал примирительно Витя. — Но карась остался мой. Ты разве не заметил, что у твоего плавники были немного бледнее?
— Почему это бледнее?
— Не знаю… Может, твой нездоров был. Может быть, у твоего развилось малокровие…
Митя до того возмутился таким заявлением приятеля, что сразу не мог ему достойно ответить.
— Ладно! Хватай своего полнокровного карася и дуй с ним на станцию! А я с тобой не то что водиться — ехать в одном вагоне, в одном поезде не желаю!..
Вечером у Мити раздался телефонный звонок.
— Приходи скорее! — кричал из трубки Витя, — Приходи и посмотри, что он вытворяет в ванне!..
Сгорая от любопытства, Митя побежал к приятелю.
— Ну, что он тут вытворяет? Показывай…
— Теперь уже ничего… Просто плавает. Отдыхает. А когда я его только пустил в воду, он так носился по всей ванне! И, знаешь, только я на минуточку вышел — он пропал! Прихожу — нет Кари… Это я его так зову — Каря… Я туда, я сюда — нет его нигде! Потом нашёл… Оказывается, как я только вышел, он выпрыгнул из ванны и спрятался за корзину с бельём. Теперь вот сижу и караулю, чтобы он снова не выпрыгнул. Может быть, ты посидишь, пока я поем чего-нибудь?..
Три дня Витины родители и сам Витя ходили в Митину квартиру принимать ванну. В своей ванне они установили круглосуточное дежурство, чтобы карась не выпрыгнул и не погиб за бельевой корзиной. Правда, на третьи сутки Витин папа придумал накрывать ванну старым ковром.
— В конце концов так продолжаться дальше не может… Все караси обречены на усыпление… — проворчал он при этом.
— Тогда усыпи его сам и зажарь со сметаной! — воскликнула в ответ мама. — А мы с сыном посмотрим, как ты будешь уничтожать его за столом на наших глазах…
Витя знал, что его отец и мухи не усыпит, не то что карася, но всё же отправился к Мите и завёл такой разговор:
— Знаешь что, Мить? Я подумал-подумал и решил, что ошибся. Наверно, это твой карась…
— Как же это ты установил? У него что, начало развиваться малокровие? — засмеялся Митя.
— Нет. Но он совсем не обращает внимания на мой голос. Сколько я ни зову его: «Каря… Каря… Каря!» — он даже хвостом не шевельнёт. Давай пересадим его в вашу ванну, и попробуй ты с ним поговорить…
С этого дня Митины родители и сам Митя стали ходить в квартиру Витиных родителей принимать ванну.
Конечно, такое положение не могло продолжаться до бесконечности, и судьба карася была поставлена на повестку дня двухсемейного совета. На совете все высказывались приблизительно так, как Митин папа:
— Карась очень вкусная рыба… Особенно зажаренная в сметане. Но… мы имеем только одного карася, а из одного, как говорят в народе, ухи не сваришь… Вот если бы их было целое стадо!.. Да, да! Стадо! Про рыб тоже так говорят… Черноморское стадо кефалей, например…
На другой день после совета, на зорьке, посадив карася в молочный бидон, оба семейства в полном составе направились к Патриаршим прудам. Здесь в торжественной тишине карась из Переделкинского пруда обрёл постоянную московскую прописку. Папы проводили его с лёгкой грустью, мамы — с лёгкой слезой…
— Привыкли за неделю… — сказала Витина мама. — Оказывается, даже к холоднокровным можно привыкнуть…
А сын её заявил во всеуслышанье:
— Теперь я всем буду говорить, что в самом центре Москвы живёт мой карась!..
Митя посмотрел на него с усмешкой: он твёрдо был уверен, что в Патриаршем пруду будет жить не Витин, а его карась. Последнее время он заметил, что Каря при его появлении начинал чуть-чуть чаще махать хвостом.
Сначала Мите и Вите показалось, что они пришли не к реке, а на край света: над водой стоял такой устой, такой вязкий сиреневатый туман, что не только противоположного берега, но и самой реки не было видно.
— Это к-к-как раз хорошо! — принялся уверять Витя, еле выговаривая слова: утренний холодок сделал его заикой. — Это, понимаешь, значит, что… что день будет жаркий и рыба будет з-з-здорово брать.
— Там видно будет! — проворчал Митя. Он страшно не любил, когда заранее говорили о хорошем клёве. — А чего это ты дрожишь, как космонавт на вибростенде?
Накануне рыбалки Витя прослушал сводку погоды. Сообщали, что будет жарко, и он отправился на рыбалку в тапочках на босу ногу, в трусиках и в майке. Митя не поленился надеть брюки и рубашку. Ему утренний холодок не доставлял неприятностей.
— Ничего, п-п-подрожу и перестану… Зато закалка будет… — ответил Витя, изо всех сил растирая плечи и руки, покрывшиеся «гусиной» кожей.
— Ну закаляйся, закаляйся… Куда это мы пришли? Тут же сплошные кусты на берегу: стать негде с удочкой, — продолжал по привычке ворчать Митя.
— Я вот здесь стану! — крикнул Витя, как только им попалась небольшая прогалина в береговых кустах. — А ты себе поищи пониже по течению местечко…
— Место-то я найду… А куда ты рыбу будешь класть? Не взял второго садка?.. — спросил Митя.
Витя сразу же нашёл выход:
— А мы садок опустим в воду так, чтобы он между нами был. Поймаешь рыбу — прибежишь и положишь в садок. Если хочешь, я буду свою рыбу метить…
— Как это ты будешь метить? Карандашом на ней расписываться?
— Найду как! Я буду своей рыбе хвосты откусывать… — предложил Витя.
Митя сразу же отверг его предложение:
— Не! Так не пойдёт… Знаю я вашего брата! Ты не только своих перекусаешь, но и моим поотгрызаешь и хвосты и головы.
— Ну тогда пускай садок будет у меня, а ты себе сделай кукан. Кукан для рыбы ещё лучше, чем садок, — нашёл новый выход Витя, — В садке она себя как в тюрьме чувствует, а на кукане она может свободно плавать…
— Вот ты себе и смастери кукан. А мне нечего его делать — у меня садок есть! — возмутился Митя. — Хитрый какой! Свой поленился взять, а теперь на чужой зарится… Ты и мотыльницу забыл: в чём ты мотыля держать станешь? За щеку положишь?
— Ладно… Бери свой садок! Только знай, что рыбу не садком ловят, а уменьем! Я и на кукан столько нанижу, что он и не поместится в твоём гнилом садке… И мотыля мне нечего за щеку сажать — его и в лопушок завернуть можно…
Витя ещё продолжал бы высказываться, но Митя не стал его слушать, отдал половину мотыля Вите, зашагал вдоль кустов и точно растаял в тумане. А Витя принялся мастерить кукан из куска запасной лески. К нижнему концу он привязал палочку побольше, чтобы пойманная рыба не соскочила с кукана: к верхнему — поменьше, чтобы можно было её продеть через жабры.
Насчёт того, что день для ловли выдался благоприятный, Витя не ошибся: при первом же забросе поплавок дёрнулся и скрылся под водой. Витя рванул удочку — и какая-то серебристая рыбёшка шлёпнулась на траву далеко позади него. Пока он разыскивал её, руки и ноги у него покрылись волдырями, потому что трава оказалась густой крапивой. А добыча оказалась небольшой плотицей. Витя осторожно посадил её на кукан.
— Митя-а-а! — крикнул он во всё горло, думая, что дружок его ушёл далеко.
— Не кричи! Чего рыбу пугаешь? — проворчал Митя где-то совсем рядом.
— У тебя клюёт? — теперь уже шёпотом спросил Витя и, не дожидаясь ответа, сообщил: — А у меня уже пять штук… Отличный клёв!
