А теперь всё пошло насмарку. Даже то, что было снято, теряет свой интерес. Ведь получилась чепуха! Акула преследует, преследует мальчишку, а потом вдруг ни с того ни с сего исчезает, и мальчишка спокойно выбирается на берег. Почему? Что заставило акулу отступить? Как случилось, что парень спасся от неминуемой гибели? Вопросы есть, а ответов нет. Глядя на кинокадры, никто ничего не поймёт… Просто выть от досады хочется.
Господин Деньги сердито подтянул ремешок аппарата, повернулся спиной к злополучной наклонной пальме и, дробя тяжёлыми ботинками ломкую коралловую крошку, пошёл к своей моторной лодке, привязанной поодаль. Он был чертовски зол.
Минданаец последовал за ним. В узких глазах таилась усмешка. Совсем пустой человек, думал он о белом. Совсем пустыми заботами живёт. Ума нет, сердца нет, ничего нет.
Но тут же владелец шхуны вспомнил о деньгах, которых у белого много, и усмешка в узких глазах погасла.
Деньги минданайский купец уважал. Деньги, по его мнению, могут заменить и сердце и ум.
Белый уехал на шхуну. На следующий день его на острове не было. Он пошёл за тунцами в море.
На третий — снова появился. Опять бродил где придётся, снимал что придётся. Киноаппарат жужжал, но вяло, с перебоями. Тааму-Тара, видно, приезжему уже порядком надоел. Те же пальмы, те же хижины, те же черномазые, те же голопузые мальчишки. Скучно!..
Скучать господин Деньги перестал, когда с охоты вернулся Нкуэнг на своей долблёной лодке. На буксире за лодкой тянулась черепаха. Величиной на этот раз она не выдалась, но черепаха есть черепаха. Нкуэнга добыча устраивала.
На берегу поднялась обычная суматоха. Прибежали и, перебивая друг друга, что-то стали кричать дети охотника, вышли из хижин соседи. Они помогли вытащить на прибрежный песок лодку, общими усилиями перевернули черепаху на спину, общими усилиями оттащили ее к пальмам. Большая Жемчужина была водворена в свой садок и получила положенную порцию гусениц.
Всё это было привычным делом для островитян, но не для белого. Киноаппарат жужжал, просто из сил выбивался. Самодельная лодка, рыба-прилипала, черепаха на буксире, черепаха на спине, черепаха, которую черные волокут за лапы… Есть что снимать.
Господин Деньги вернулся под вечер на шхуну очень довольный. День не пропал даром: три кассеты пленки израсходовал.
Ночью белый долго ворочался в своём гамаке, привязанном на палубе между мачтой и бортом. Смотрел на большие звёзды в чёрном-пречёрном небе и думал, чем заняться завтра. Тунцы не ловятся. Они, оказывается, в это время года уходят в другие места. Снимать ничего, всё уже снято. На шхуне сидеть? Пропадёшь с тоски. По богом забытому островку болтаться? Ещё того хуже. Черномазые физиономии опротивели до смерти… Но придется терпеть: судно снимется с якоря только послезавтра.
Господин Деньги вздохнул. Не стоило ему забираться в эту чёртову глушь.
На палубе шуршали тараканы. Подбирали крошки. Шхуна минданайца не отличалась чрезмерной чистотой.
Американец прислушался к шороху. Может, тараканов завтра снять? Крупным планом. Они здесь невероятного размера. Хоть запрягай, как говорится.
А впрочем, что толку? Тараканы остаются тараканами. Даже самые большие. Кому это интересно? Снимать следует необычное. Например, вчерашняя морская черепаха… Да, вот тут ничего не скажешь. Таких бы снимков побольше.
Верёвки гамака скрипнули. Белый повернулся с боку на бок. Ему не лежалось. Он был очень доволен собой. Кто сказал, что завтра будет скучный день? Ничего подобного! У него, слава богу, на плечах голова, а не кочан капусты. Не всякий потягается с ним в выдумке. Вот только сейчас, сию минуту, у него возникла великолепная идея.
Господин Деньги взглянул на часы. Стрелки в темноте светились зеленоватым светом. Они показывали близко к полуночи.
Отлично. Он постарается побыстрее уснуть, а чуть свет встанет и выйдет с охотником за черепахами в море. В этом и заключается его идея. Он снимет на киноплёнку, как чёрный выслеживает черепаху, как выпускает в погоню прилипалу, как подтягивает пойманное животное к лодке, как берёт добычу на буксир, — словом, всё от начала до конца. Кадры получатся на редкость интересные.
Верёвки гамака снова скрипнули. Ему не всё в его идее нравилось. Смущает туземец. Что же получается? Весь этот месяц он без конца снимал островитян. На них истрачена уже не одна сотня метров плёнки, надоели они до тошноты, а тут опять будет темнокожий. Не следует ли поставить точку? Не попробовать ли обойтись без дикаря?
Но как?
Господин Деньги раскачивался в своей распяленной на палках верёвочной сетке из стороны в сторону. Мысли путались, думалось плохо, но он не сдавался. Обязательно хотелось придумать что-то такое, что помогло бы завтра, не расходуя плёнки на чёрного, провести день без скуки.
И, представьте, придумал. В полном восторге белый вскочил, хлопнул себя по голым коленкам:
— Умница! Молодчина! Золотая голова!
Через минуту владелец «золотой головы», шлёпая по палубе, отправился к тому месту на корме шхуны, сжавшись в комок, спал на соломенной циновке минданаец.
Американец растолкал хозяина шхуны. Тот проснулся мгновенно. И сразу же узкими внимательными глазами уставился на своего беспокойного пассажира.
— Слушай, Чу, — сказал господин Деньги, бесцеремонно сокращая имя минданайца, которого звали Чуонг, — есть к тебе дело. С камерой сумеешь справиться?
— С какой камерой, мистер Берти? — вежливо осведомился Чуонг.
Пятка американца от нетерпения забарабанили по палубе.
— Ну, с киноаппаратом… Я хочу, чтобы ты завтра поснимал. Ничего сложного в этом нет, справишься.
— Думаю, справлюсь, — согласился минданаец. — Ради вас. Для меня будет большой честью снимать вашим аппаратом.
— Отлично!
Белый считал разговор оконченным, но ошибся. Минданаец не спешил.
— А что мне придётся снимать, мистер Берти? — спросил он.
— Выйдем в море на катере. Я буду ловить черепаху этой… знаешь… как её… прилипалой, а ты будешь снимать. От начала до конца. Очень интересные кадры получатся. Ничего подобного никто не снимал. И, главное, без черномазых. Я ловлю, ты снимаешь. Здорово придумано, а?
Минданаец покачал головой и поднял глаза к звёздам, выражая этим своё восхищение американцем, затем неожиданно сказал:
— Только я снимать не буду, мистер Берти. Для меня огромная честь снимать вас за ловлей черепах, но я, к сожалению, не смогу.
— Почему? — опешил белый..
— Очень жаль, мистер Берти, но времени нет. Мне торговать надо. Совсем плохо торговля идёт. Копры мало, орехов мало, черепаховых панцирей мало… Чрезвычайно неудачный рейс.
Минданаец сокрушённо вздохнул.
Пассажир торговой шхуны знал, что означают эти вздохи. Когда минданаец вздыхает и ссылается на неудачный рейс, значит, предстоит разговор о деньгах. Так уже было за время плавания не один раз. Не желая долгих разговоров, американец прямо спросил:
— Говори, сколько?
— Вы меня оскорбляете, мистер Берти. — Торговец прижал сухую маленькую руку к тому месту, где бьётся сердце. — Для меня большая честь…
— Сколько? — нетерпеливо перебил американец.
— Вы понимаете, день пропадёт… Шхуна без пользы стоять будет…
— Пятьдесят долларов, — изрёк господин Деньги.
— Сто, мистер Берти…
— Семьдесят, и ни цента больше.
На этом договорились. Американец пошёл досыпать на свой гамак, а минданаец, дивясь неумению белого торговаться, свернулся на циновке. Смешные эти богачи. И глупые. Совсем не знают цены деньгам. Он даже за десять долларов согласился бы принять участие в затее пассажира.
Господин Деньги договаривался об охоте с минданайцем и совсем не принимал в расчёт Нкуэнга. У него ни на секунду не возникало сомнений, что туземец сделает так, как захочет он, мистер Берти.
Однако Нкуэнг думал о себе, думал о Большой Жемчужине, но не думал о белом.
И это господина Деньги вывело из себя.
Впрочем, не станем забегать вперёд. Расскажем все по порядку.
Рано утром, лишь только солнце поднялось, американец вместе с минданайским купцом подошёл на катере к острову. Катер пристал к берегу рядом с полузатопленной лодкой-садком. Нкуэнг находился здесь и поздоровался с белым, когда тот сошёл на песок.
Белый в ответ кивнул головой, подошёл к садку, посмотрел, как плещется и играет в воде только что позавтракавшая, сытая, довольная Большая Жемчужина.
— Внимание! — сказал господин Деньги минданайцу и стал его учить, как обращаться с киноаппаратом. — Ты направляешь аппарат на лодку, — говорил он, — смотришь в это стёклышко и нажимаешь на кнопку. Я в это время наклоняюсь и разглядываю охотничью рыбу. Ты меня снимаешь. Постарайся, чтобы рыба тоже попала в кадр. Со снятых тобою кадров начнётся лента. Эта часть будет называться: «Я готовлюсь к выходу в море».
