Витька-Дамочка вдруг вжал в плечи голову, брови у него поползли куда-то на самый верх лба. Он подтолкнул Пецу.
— Смотри-ка!
И Пеца увидел своего отца. В этой же колонне шагал и Артем. Он первый заметил над забором головы мальчишек.
— Как там у вас? В порядке?
Пеце очень хотелось, чтобы отец не увидел его, но надо было отвечать Артему.
— В порядке! — крикнул Пеца.
Отец не удивился. Он погрозил пальцем:
— А-а! Рыболов? Будет тебе дёра! Чтоб не врал!
— А вот и не будет! — отозвался Пеца. Он догадался, что отец знает о задании, которое дал ребятам Артем. — Не будет! Я командир, а ты… рядовой!
В отряде засмеялись.
— Будет! — возразил отец. — Чтоб не таился от отца с матерью.
— А ты мне все говорил? — крикнул Пеца, чувствуя общую поддержку. — Про Ленина говорил?
В отряде опять засмеялись, а отец смутился. Идущий сзади рабочий хлопнул его по плечу.
— Что? Крыть тебе нечем!
Отряд прошел мимо. И Пеце вдруг стало страшно за отца. Рабочие шли не на прогулку. Пеца сложил руки рупором и крикнул:
— Батя! Ты скорее возвращайся! Мамка-то одна осталась!..
Через час на улицах погас свет. Застава погрузилась в темноту. Мальчишки увидели, что и над центром города пропало марево электрических огней. И сразу же царапнул небо луч далекого прожектора.
Свет зажигался и потухал. Потом что-то тяжелое грохнуло и покатилось над городом. Лучи прожектора заметались.
— Царскую домину потрошат! — объяснил Пеца. — Зимний берут! На линию! Все! Отдых отменяется!..
Утро застало мальчишек на линии. Они окончательно выбились из сил. Ходили вдоль провода по трое, потому что один мог свалиться и уснуть.
Над городом стояла торжественная тишина. Со Старо-Невского донеслась песня. Сначала слов не было слышно. Но вот люди показались у красных лабазов, и мальчишки разобрали:
Мы наш, мы новый мир построим!
Кто был ничем, тот станет всем!..
Для ребят эта квартира была как бельмо на глазу. Находилась она на втором этаже большого красивого дома. До революции в нем жили люди солидные, с доходом, потому что квартиры в этом доме стоили очень дорого. А сейчас, в двадцатом году, все три этажа каменного особняка занимали семьи рабочих. Все три этажа, кроме одной квартиры.
Она была опечатана. На дверях краснели две сургучные кляксы, соединенные веревочкой. Говорили, что квартира закреплена за теми, кто жил в ней раньше. «А кто жил раньше? Буржуи!» — так думали ребята и, проходя мимо опечатанной двери, смотрели на нее как на врага.
В июне неожиданно вернулся с фронта отец Васьки. Было часов пять утра. Вошел отец в комнату. Жена и сын спали.
— Подъем! — негромко скомандовал отец и левой рукой обнял вскочившую с кровати жену. Забыв про рану, он хотел прижать к себе и Ваську. Но не послушалась правая рука. Осталась висеть — неподвижная, чужая.
Васька сразу почувствовал неладное, ухватился за отцовскую руку, заглянул ему в глаза. Отец невесело подмигнул сыну.
— Не горюй, Вася!.. Доктора говорят — оживет… По жилам чесанула белополяцкая пуля, чтоб ей расплавиться на том свете!
Всхлипнула Васькина мать, еще крепче обняла мужа.
— Хоть вернулся-то!.. А рука — что? Бог с ней!
— И то верно! — согласился отец. — Многие там совсем остались…
А через полчаса Васька вышел на лестницу и стал медленно подниматься на третий этаж. Ноги у него двигались еле-еле. По опечатанной двери он сильно стукнул кулаком, а на третьем этаже остановился в нерешительности у шестой квартиры. Здесь жил его дружок — Костя Бухвалов.
Долго стоял Васька и никак не мог взяться за медную ручку звонка. Три раза тянулся к ней и только на четвертый осмелился позвонить. Дверь приоткрылась, и показалось заспанное лицо Кости.
— Ты один? — спросил Васька шепотом.
— Один!.. Мамка в ночную смену — еще не вернулась… А что?
Костя насторожился. Он подумал, что Васька предложит ему что-нибудь интересное. Недаром же он пришел в такую рань и спросил про мать. Ничего не понимая, Костя увидел, как лицо у дружка перекосилось и на глазах навернулись слезы.
— Ты только не плачь! — прошептал Васька. — У меня батя вернулся… Сказал, что твоего отца… у… у… били…
В тот день кто-то начисто соскоблил сургуч с опечатанной квартиры и нацарапал гвоздем на двери: «Только покажись, гад!»
Через неделю управдом с дворником осмотрели дверь, проверили замок и снова наложили сургучные печати. Попробовали стереть надпись, но буквы были выцарапаны глубоко — и надпись осталась. На другое утро кто-то опять соскоблил сургуч. И опять через несколько дней управдом с дворником опечатали дверь. Так продолжалось, пока не вернулись хозяева квартиры.
Это произошло днем. К дому подъехал извозчик. Васька через открытое окно заметил незнакомого мальчишку, выскочившего из пролетки. Одернув бархатную курточку, он задрал голову, оглядел дом и с радостным удивлением сказал:
— Цел! Он такой же, каким мы его оставили!
— Почему это тебя удивляет? — расплатившись с извозчиком, спросил мужчина в мягкой шляпе, с бородкой клинышком.
Что ответил мальчишка, Васька не услышал. Хлопнув дверью, он помчался на третий этаж и ворвался в комнату к Косте.
— Приехали! Приехали!
— Кто?
— Да эти… буржуи!
Васька и Костя устроили засаду на площадке между вторым и третьим этажом. Сначала они услышали шаги, а потом увидели управдома, мальчишку в бархатной курточке и мужчину с бородкой клинышком. Управдом встал у дверей так, чтобы не было видно надписи, и довольно сухо сказал приехавшим:
— Опечатали в прошлом году. С тех пор все тут в порядке. А что было раньше — не взыщите… Может, что и пропало.
— Не в вещах суть, уважаемый товарищ! — ответил мужчина с бородкой и сунул ключ в скважину.
Щелкнул замок. Хрустнули и отлетели сургучные печати. Но мужчина не сразу вошел в квартиру. Он увидел за спиной управдома буквы и вежливо отстранил его от двери. Открылась вся надпись. Плечи у мужчины как-то обмякли, обвисли. Он провел рукой по лицу, потом ласково привлек к себе мальчишку.
— Ничего… Ничего, сынок.
— Не обращайте внимания, — глухо буркнул управдом. — Хулиганы…
— Да-да! Я понимаю. — Мужчина кивнул головой и протянул управдому деньги. — Спасибо за… за все.
— Да ну вас!.. Краски-то у нас нет, а то бы замазали…
Управдом круто повернулся и быстро зашагал вниз, а отец с сыном вошли в квартиру.
Солнце заливало все комнаты и через открытые двери освещало коридор. На паркетном полу лежал толстый слой пыли.
Они постояли на пороге. Отец вздохнул.
— Три года… Пойдем, сынок, посмотрим…
В первой комнате стены были заняты книгами. У окна стоял длинный и какой-то странный аквариум. Это была не одна стеклянная коробка, а несколько штук, установленных на разной высоте и соединенных желобами. На дне на сухом песке среди пористых камней валялись высохшие, как снетки, рыбешки.
— Голубушки мои! — тихо и печально произнес отец, вздохнул еще раз и оглядел полки с книгами. — Пожалуй, все на месте… Живем, сынок!
Во второй комнате тоже ничего не было тронуто. Сын приоткрыл дверцу огромного — чуть не во всю стену — шкафа. Почувствовался слабый запах духов. Мальчишка вздрогнул, обхватил руками висевшие в шкафу платья, уткнулся в них лицом и зарыдал.
— Мама!.. Мамочка!..
Отец молча погладил его по голове, устало сожмурил глаза.
— Ты меня прости.
— Что ты, папа! В чем ты виноват?
— У меня был выбор… Я мог стать медиком. Мог изучать людей и их болезни, а не воду и ее капризы.
Сын вытер слезы и хотел прикрыть дверцу шкафа. Отец остановил его.
— Что это такое?
В шкафу среди мужской одежды висели три совершенно новых пальто.
— У меня таких не было… Это уж совсем непонятно!..
* * *
Пока отец с сыном осматривали свою квартиру, Васька с Костей собрали всех мальчишек на берегу канала — напротив дома.
— Вы бы посмотрели, как он скрючился, когда прочитал! — рассказывал Костя. — «Ничего, — говорит своему шкету, — ничего…» А мы-то с Васькой видим: у самого аж плечи трясутся от страха!
— А потом? — спросил кто-то из ребят.
— А потом вошли и дверь захлопнули… Дураки мы! Надо было в замок гвоздь вбить — тогда бы не открыли!
На этом совещании у чугунной решетки канала мальчишки порешили сделать так, чтобы приехавшим не было никакого житья в доме. Против такого решения никто не возражал. Спор возник, когда стали думать, с чего начать. Васька предложил в первую очередь «дать бою», проще говоря, отколотить мальчишку, как только он выйдет на улицу. Костя был нетерпеливый. Ему не хотелось ждать этого случая.
