Среди тонущих людей плавали две большие собаки. Им, вишь, тоже было страшно. Они бросались к людям, которые еще чудом держались на воде, лезли на плечи. Человек навеки исчезал в горящей воде. Одна собака проплыла рядом. Я успела поднырнуть, и она меня не заметила. Я постоянно подныривала, иначе бы загорелось пальто. Пароходик все-таки вернулся. На палубе командовала, размахивая пистолетом, Надя Спиридонова. Матросы с борта бросали тонущим людям короткие бревна. Я ухватилась за одно такое бревнышко. Вдруг недалеко от меня вынырнула Марина. Откуда она взялась? Я подтолкнула ей свое бревнышко. Марина вцепилась в него. Так держались мы из последних сил. Пароходик подплыл к нам, и Марину втащили на палубу, потом и меня. Колю среди спасенных я не нашла. У Марины, вишь, после купания в ледяной воде прошла ангина. Вскоре прибыли мы с Мариной в воинскую часть и стали служить. Связистками. Так попала я на войну. Почти каждый день нас обстреливали и бомбили. В одну из таких бомбежек погибла Марина.
Нам еще повезло. Хоть кто-то спасся. А на последней барже, которая уходила из Петрозаводска, были женщины и дети, старики да старухи. В основном жители Сулажгоры. Есть такой район в городе Петрозаводске. К тому времени начались сильные морозы, и баржа застряла во льду. Эту баржу нашли потом у Большого Климецкого острова. Замерзли все сто с лишним человек. Когда болею сильно, мне одно и то же видение приходит — баржа та заледенелая. Хоть я никогда и не видела ее. Так, девоньки, жутко станет, что криком кричу иногда…
Владик оглянулся. Девчонки сидели, тесно прижавшись к прачке, а в глазах у них — слезы. Владик усмехнулся. Нарочно грохнул стулом и ушел. Ничем не тронул его рассказ прачки, ничем. «Подумаешь, солдат в юбке, — думал он. — Нашла о чем рассказывать! На войне еще и не такое бывало. Сам читал. Да и в кино видел…»
Вскоре Владик получил письмо от матери. Та писала, что находится на излечении. Лечить, вероятно, будут долго, год, а может и два. «Так что, сынок, — писала мать, — наберись терпения. Поживи пока в детском доме. Слушайся воспитателей. А если кто тебя водку пить заставит, плюнь тому в морду! Отец твой из-за нее, проклятой, на улице сдох! Я который год лечусь, да все не вылечусь! Попомни, сынок, материны слова…»
Письмо было длинное, жалостливое, совсем не похожее на мать. Владик читал и перечитывал десятки раз одни и те же слова, и на глаза сами собой навертывались слезы.
Светка Березкина подошла к Владику совсем неожиданно.
— Привет, Кораблев! Говорят, письмо от мамы получил?
— Получил, — ответил Владик, — а тебе-то что?
— А мне матка совсем не пишет, — сообщила Светка, почему-то называя мать маткой, и вообще было непонятно, зачем она это сказала ему. То, что Светка спросила о письме, ничего такого не было. Письма в детдоме получали не все и не часто. Считалось в порядке вещей подойти и поговорить со счастливчиком, которому родители вдруг написали письмо.
— Сама_то пишешь ей? — спросил Владик.
— Очень надо! — вспыхнула Светка. — Я ей уже, наверное, сто писем написала, а она хоть бы на одно ответила. Очень надо такой писать!
— Она у тебя неграмотная, что ли?
— Неграмотная? — фыркнула Светка. — Моя-то неграмотная? Она же учительницей в школе работала, в младших классах.
А теперь?
Синеет каждый день.
Как синеет?
— Ну, говорят так, «синеет», — засмеялась Светка, — пьянствует значит!
— Лечиться ей надо, — солидно сказал Владик, — моя вот пишет, что лечится от алкоголизма.
— Сознательная она у тебя! — то ли с завистью, то ли с насмешкой сказала Светка.
— Курить хочешь? — спросил Владик, нащупав в кармане подарок Министра.
— Папиросы? — деловито осведомилась Светка.
— Сигаретка. Только помятая немного, — смущенно сказал Владик.
Они выкурили сигаретку, пуская дым в форточку.
— А ты, Березка, молодец, совсем как парень! — похвалил ее Владик.
Светка зарделась от похвалы и в знак признательности рассказала ему, как мать часто закрывала ее на ночь в холодном вонючем туалете, а сама устраивала попойки. Как скверно и трудно жилось ей у матери, как научилась она воровать и курить. Владик рассказал ей о себе. Так они узнали друг о друге почти все.
По убеждению Владика, дружба с девчонкой требовала денег, и довольно приличных: на кино, мороженое, шоколадки. И он «увел» кошелек из кабинета, почти на глазах у воспитателей.
Через час Марьсильна собрала весь детдом в актовом зале.
— Ребята! — взволнованно сказала она. — В нашем доме произошло чрезвычайное происшествие. У Маргариты Васильевны пропали деньги, вся получка! На эти деньги ей нужно было жить полмесяца. Все знают, что у нее больной ребенок. Живет она одна, помочь некому. Посторонний этого сделать не мог. Деньги украл кто-то из воспитанников. А теперь просим этого человека, если он окончательно не потерял совесть, выйти сюда и отдать деньги!
Ребята заволновались, завертели головами, выискивая виновника.
«И чего оглядываются? — усмехнулся Владик. — Можно подумать, что не у мартышки, а у них деньги пропали».
Владик еще усмехался, но что-то липкое ворохнулось вдруг в душе. Приподнялось, запузырилось, словно теплое дрожжевое тесто. Владик, приоткрыв рот, дернулся, да так и замер, пытаясь пересилить непонятную шевелящуюся тяжесть. «Что это со мной?» — испуганно подумал он.
Спустя неделю в разных магазинах и в разное время он приобрел тридцать плиток шоколада с золотым ободком на обертке. Со всеми предосторожностями спрятал их под полом старой облезлой будки. Почти каждый вечер они со Светкой ходили в кино в городской кинотеатр. Заподозрившему неладное Бегемоту он сказал, что в кинотеатре у него завелась знакомая билетерша. Похоже, Бегемот не очень поверил словам Владика, но перестал приставать с расспросами. После кино, проводив Светку до комнаты, Владик уходил за сараи, в знакомую будку, и, лежа на спине, лениво грыз шоколад, любуясь золотыми оберточными ободками.
Однажды Мартышка — так звали ребята Маргариту Васильевну — привела в детдом свою дочку. На вид девчонке было лет шесть. Худющая, бледная, голосок тоненький, пичужный, как у воробышка. Она тихо стояла в сторонке, боязливо поглядывая на детдомовских.
«Не кормит свою шкилетку Мартышка», — равнодушно подумал Владик.
Потом, много позже, распечатав последнюю плитку шоколада и доедая ее за сараем, он вдруг, по неизвестной причине, вспомнил шкилетку. И будто заглянула шкилетина ему в глаза своим печальным взглядом. Не требовала ничего, не спрашивала, только застрял кусок в горле, будто не шоколад он жрал, а прессованную бумагу или тряпку. Разозлившись сам на себя, сжал в кулаке остатки шоколада и вместе с с оберткой швырнул в помойный ящик. Смятая шоколадина отлетела в дальний угол помойки и лежала там, поблескивая золотым ободком. Испугавшись неизвестно чего, Владик сбегал к сараю за длинным шестом, притащил его к помойке и шлепал этим шестом по золотому ободку до тех пор, пока тот совсем не исчез в нечистотах.
Удивительно, когда украл — не боялся, и потом не боялся, и только теперь, спустя время, страх настиг его. Как это так получается: значит, страх жил в душе, жил и ждал момента, чтобы проявиться?..
Незадолго до отбоя в комнату вошла Марьсильна, а за ней, отдуваясь, протиснулся в дверь довольно толстый дядька.
— Ваш новый воспитатель, ребята! — представила его Марьсильна.
Дядька вытер лоб платком и церемонно наклонил голову:
— Тепличкин! Спиридон Академыч.
Кит с Владиком едва не прыснули, так не вязалась легкомысленная Фамилия Тепличкин с солидным «Спиридон Академыч», На вид ему было лет сорок — сорок пять. А впрочем, кто его знает.
«Совсем старик, — подумал Владик, — а туда же, в воспитатели лезет».
Но старик, видимо, не собирался сдаваться и уходить на пенсию. Немного поговорив и познакомившись в каждым за руку, Спиридон Академыч, в сопровождении Марьсильны, удалился.
— Видали, кореша, — сказал Владик. И, подражая голосу нового воспитателя, важно раскланявшись, заскрипел: — Ребята, любите ли вы кино? Если вы его любите, то мы с вами станем друзьями! А че! Собака — лучший друг человека! — кривлялся Владик под общий хохот.
И только дежурный воспитатель Клавдия Егоровна, заглянув в комнату, прервала безудержное веселье.
— Спать! — приказала она. — Это еще что такое?
Но Владик долго не мог успокоиться. Он тихо шептался с Китом, а тот дергался от смеха под одеялом и даже икал, дрыгая ногами.
Утром, после линейки, в коридоре на доске объявлений все увидели большой лист ватмана, на котором цветными крупными буквами было написано:
Всем! Всем! Всем! Всем!
Внимание!
Открывается киностудия «Ручеек».
Желающие могут записаться у нового воспитателя С.А. Тепличкина.
