— Взгляну-ка на анероид! — заторопился вдруг Фредриксон и, юркнув в навигационную каюту, запер за собой дверь.
Но анероид, в страхе перед теткой Хемулихи, никак не мог показать правильное направление. Он исправился только после того, как кончилась эта история с клипдассами. Но об этом я расскажу ниже.
А у нас, увы, не осталось ни малейшей надежды избавиться от тетки Хемулихи, присутствия которой на корабле, по моему глубокому убеждению, никто из нас не заслужил.
— Про дальше я еще не успел написать, — обычным своим тоном сказал Муми-папа, вопросительно выглядывая из-за своих мемуаров.
— Знаешь что, — успокоил начинающего автора Муми-тролль, — я уже начинаю привыкать к тому, что ты употребляешь непонятные слова. А эта кастрюля, должно быть, была ужасно большая… А когда ты кончишь книгу, мы разбогатеем?
— Ужасно разбогатеем, — ответил Муми-папа.
— Надеюсь, мы разделим это богатство на всех? — спросил Снифф. — Ведь ты же написал про моего папу — Шнырька? Ты его вывел в герои этой книги? Он ведь у тебя — главный?
— А я считаю, что главный герой — Юксаре, — сказал Снусмумрик. — Это надо же, так поздно узнать, какой у тебя был замечательный папочка! И до чего приятно, что он похож на меня.
— Ваши несчастные папочки — только фон! — закричал Муми-тролль, слегка пнув лапой Сниффа. — Вы должны радоваться, что они вообще попали в книгу!
— Ты почему пнул меня? — заорал Снифф, ощетинив усы.
— Что тут делается? — Муми-мама выглянула из гостиной. — Вы чем-то расстроены?
— Папа читает вслух про свою жизнь, — объяснил Муми-тролль (подчеркнув слово «свою»).
— Ну как, нравится? — спросила мама.
— Захватывающе!
— Ты совершенно прав, — мама улыбнулась сыну и сказала, обращаясь к папе: — Не читай только того, что может дать малышам неправильное представление об их родителях. Вместо этого говори: «многоточие…» Дать тебе трубку?
— Не разрешай ему курить! — завопил Снифф. — Тетка Хемулихи говорила, что от курения начинают дрожать лапы, желтеет морда и лысеет хвост!
— Ну-ну, не огорчайся! — успокоила малыша Муми-мама. — Муми-папа курил всю свою жизнь и не пожелтел, не облысел, да и лапы у него не дрожат…
Она подала папе его пенковую трубку, отворила окна и, напевая, вышла на кухню — варить кофе.
В открытое окно веранды ворвался вечерний морской ветерок.
— Как же вы могли забыть про Шнырька, когда спускали пароход на воду? — упрекнул Муми-папу Снифф. — Навел он когда-нибудь порядок в своей пуговичной коллекции?
— Разумеется, он не раз наводил в ней порядок, — отвечал папа. — И все время изобретал новую систему. Раскладывал пуговицы то по цвету или по величине, по форме или по материалу, а иногда в зависимости от того, насколько они ему нравились.
— Вот здорово! — мечтательно прошептал Снифф.
— Меня лично крайне огорчает то, что моему папаше измазали всю пижаму этим желе, — никак не мог успокоиться Снусмумрик. — В чем же он потом спал?
— В моих пижамах, — разъяснил Муми-папа, пуская большие клубы дыма в потолок.
Снифф зевнул:
— Может, на летучих мышей поохотимся?
— Давайте! — поддержал его Снусмумрик.
— Пока, папа! — сказал Муми-тролль. Оставшись один, Муми-папа, немного поразмыслив, принялся снова писать…
А что ему еще было делать в таком сплошном одиночестве?
На следующее утро тетка Хемулихи проснулась в зверски хорошем настроении. Разбудив нас в шесть часов, она протрубила:
— Доброе утро! Доброе утро! Доброе утро! Возьмемся за дело! Сначала небольшое состязание — штопаем носки: я только что заглянула в ваши ящики. Затем в награду за усердие несколько воспитательных игр. Это так полезно. А что там у нас для укрепления здоровья?
— Кофе, — на всякий случай сказал Шнырек.
— Каша, — сказала тетка. — Кофе пьют только в старости и еще, если страдают трясучкой.
— А я знаю одного, который умер от каши, — пробормотал Юксаре. — Она попала ему в горло, и он подавился.
— Любопытно, что бы сказали ваши папы и мамы, если б видели, что вы пьете кофе, — фырчала тетка Хемулихи. — Они бы заплакали! И вообще, как обстоит дело с вашим воспитанием? Вы воспитаны или нет? А может, вы так и родились трудновоспитуемыми?
— Я родился при самом необыкновенном сочетании звезд, — воспользовавшись паузой, вставил я. — Меня нашли в маленькой ракушке, дно которой было выстлано бархатом!
— Не желаю, чтобы меня воспитывали, — отчеканил Фредриксон. — Я — изобретатель и делаю, что хочу.
— Извините, — воскликнул Шнырек, — но мои папа и мама уже не смогут расплакаться. Они погибли во время генеральной уборки!
— Ха! — хмыкнул Юксаре, с угрожающим видом набивая свою трубку. — Терпеть не могу распоряжений. Они напоминают мне о стороже.
Тетка Хемулихи нас рассматривала и потом объявила:
— С этого дня заботиться о вас буду я!
— Тетенька, не надо! — запротестовали мы хором. Но она, покачав головой, с непреклонным видом произнесла:
— Это мой Долг.
После этих страшных слов тетка исчезла, и, без сомнения, для того, чтобы выдумать еще какую-нибудь новую воспитательную чертовщину.
Невероятно жалея друг друга, мы заползли в палатку на корме.
— Клянусь своим хвостом — никогда и никого больше не буду спасать! — воскликнул я.
— Правильно, — одобрил Юксаре. — Эта тетка способна почти на все. В любой момент она может вышвырнуть мою трубку за борт или запрячь меня в работу! Она может придумать все что угодно!
— Может, вернется Морра, — с надеждой в голосе прошептал Шнырек. — Или кто-нибудь другой, кто будет так добр и съест ее? Извините! Я нехорошо сказал?
— Пожалуй, — откликнулся Фредриксон, но немного погодя добавил: — В этом, однако, что-то есть.
Мы погрузились в молчание, глубоко соболезнуя самим себе.
— Скорее бы стать взрослым! — размечтался я. — Взрослым и знаменитым! Тогда можно будет запросто справиться с этой теткой.
— А как стать знаменитым? — спросил меня Шнырек.
— По-моему, довольно легко! Нужно только сделать то, до чего никто другой еще не додумался… Или что-то старое вывернуть на новый лад…
— Что, например? — полюбопытствовал Юксаре.
— Например, летающий речной пароход, — пробормотал Фредриксон, и его маленькие глазки засветились.
— Не думаю, что быть знаменитым приятно, — размышлял вслух Юксаре. — Может, только в самом начале, а потом это становится совершенно обычным, а под конец от знаменитости голова кругом идет, точь-в-точь как бывает, если долго катаешься на карусели.
— А что такое карусель? — спросил я.
— Машина, — сразу оживился Фредриксон. — Вот так она работает. — И он достал ручку и бумагу.
Меня никогда не переставала удивлять преданность Фредриксона машинам. Они околдовали его. Я же, наоборот, ничего такого в них не находил. Водяное колесо — это еще куда ни шло, но даже обыкновенная застежка «молния» вызывает у меня недоверие. Юксаре знал одного, у которого брюки застегивались на «молнию». И вот однажды «молнию» заело, и она никогда больше не закрывалась. Вот ужас!
Я хотел было поделиться с друзьями своими размышлениями о застежках «молниях», но в этот самый момент мы услышали какой-то очень странный звук. Он напоминал глухое и отдаленное лязганье жестяной трубы. Нас это насторожило.
Фредриксон выглянул из палатки и мрачно произнес одно-единственное слово:
— Клипдассы!
Здесь необходимо кое-что объяснить. Пока мы обсуждали последние события, течение вынесло «Морской оркестр» в дельту реки, населенной клипдассами. Клипдассы — общительные животные, которые ненавидят одиночество. На речном дне они вырывают клыками каналы и образуют там, внизу, целые колонии. Их щупальца оставляют после себя чуть клейкий след, из-за этого многие называют их клейкдассами и клейклапами.
Клипдассы чаще всего милы, но они беспрестанно грызут и кусают все подряд, все, что попадается им на глаза, особенно то, что они никогда прежде не видели. Кроме того, у клипдасс есть одна неприятная особенность: случается, что они откусывают чужой нос, если им кажется, что нос этот слишком велик. Теперь вам, надеюсь, понятно, почему мы так забеспокоились?
— Сиди в банке! — крикнул Фредриксон своему племяннику.
«Морской оркестр» застрял в целом море клипдасс. Угрожающе размахивая бакенбардами, они разглядывали нас своими круглыми голубыми глазками.
— Расступитесь, будьте так добры, — попросил Фредриксон.
