— Ага, появился? О тебе уж и Тома спрашивала, домой хотела идти. Что же не заходишь?
— Да так… А ты что не заходишь? — с вызовом, громко ответил Витя.
Милочка прошептала сбоку:
— Что ты, Витя, пожалуйста, не шуми…
— И я тоже так. У тебя теперь, вижу, друзья новые. — Даже в темноте было видно, как Кривошип раздул ноздри и добавил, презрительно кривя губы: — На всех других непохожие!..
Этого Витя уже не мог стерпеть.
— Ну, ты, знаешь… потише! А если трепаться начнёшь, берегись! — и, забываясь, покачал кулак.
Милочка смотрела на Витю круглыми, как плошки, глазами.
— Витя, Витя… — шептала она.
А ему на плечо уже опустилась чья-то рука, и сердитый голос тихо произнёс:
— Не хочешь слушать, сейчас же уходи! Опаздываешь и ещё другим мешаешь!..
За спиной в проходе стояла женщина в темном платье.
— Ну и уйду! Думаете, испугался? Скуку такую слушать…
Со всех сторон зашикали:
— Кто там разговаривает? Безобразие, вывести его из зала!.. Это Савельев из пятого «А»! Витька, чего расшумелся? Тише вы, слушать не даёте!..
Красный, как будто его обварили кипятком, чувствуя, что его прошибает пот. Витя встал и, неестественно согнувшись, — шпага ткнула его в живот — пошёл к выходу. Милочка рванулась за ним, но её силком усадили на место.
В передних рядах опять засмеялись чему-то сказанному со сцены. Но Витя больше ничего не слышал. Он очутился за дверью, в фойе.
Уши его горели. Голова тоже.
Пошатываясь, он пересёк фойе, спустился по лестнице, — к счастью, Пузыря там уже не было. Витя не помнил, как взял пальто, как оделся, как выбежал на улицу. Всё перед ним было, как в тумане.
Милочка потеряна теперь для него: она видела, как его выгоняли! Она осталась рядом с Кривошипом, об этом Витя боялся и думать.
А дома… Что ждало Витю дома?
Приход Марьи Ивановны, родители, рассерженные тем, что он не отдал шпагу. Мучительные воспоминания, угрызения совести!
Витя шёл по улице, не чувствуя под собой ног.
То, чего он так боялся, произошло только на следующий день, вечером.
Накануне, придя всё-таки домой, на вопрос отца, отнёс ли он шпагу. Витя соврал, что отнёс. Отец как-то странно посмотрел на него, но ничего не сказал.
На самом же деле Витя спрятал опять шпагу в заветный тайник, решив, что сможет отдать её только в руки самому Гавриле Семёновичу.
Весь следующий день Витя провёл, как на иголках. Он не знал, как лучше поступить: спрятаться от Марьи Ивановны или же перехватить её по дороге и предотвратить опасность. От волнения он даже забыл, что Марья Ивановна днём на работе и может придти к ним только вечером. Теперь ко всему примешивался ещё страх перед родителями за обман: шпага ведь была не у Поповых!
Витя то убегал из дому и бродил по переулкам, боясь всего: столкнуться с Марьей Ивановной, пропустить её, увидеть Милочку, Кривошипа, — то возвращался домой, хватался за всевозможные дела и опять убегал…
Мать недоумевала: её Витя стал какой-то полоумный — и, нет-нет, приглядывалась к нему. Это ещё больше смущало Витю, и к вечеру он совершенно измучился.
Хорошо ещё, что отец в этот день где-то задержался, а Танюшку увела к себе соседка.
И вот, когда Витя только что совершил очередной рейс с улицы домой и по настоянию матери доедал яичницу, в передней раздался звонок.
Витя поперхнулся и бросился в ванную. Оттуда он услышал: мать открыла дверь, и голос Марьи Ивановны спросил:
— Скажите, пожалуйста, Витя Савельев в этой квартире живёт? Вы не его мама?
— Да, — насторожённо ответила Татьяна Петровна. — А вы… не из школы случаем? Или набедокурил он чего?
— Нет, нет, что вы! Здравствуйте! Вити самого нет дома?
— Добрый вечер. Только что тут вертелся, убежал куда-то. — И мать спохватилась: — Да что же мы в прихожей? Проходите в комнату…
— Спасибо, мне его, собственно, надо. Но я очень, очень рада познакомиться с вами.
Витя, похолодев, выскользнул из ванной, как только дверь в их комнату закрылась.
Остановился в коридоре. Подслушать, о чём Марья Ивановна будет говорить с матерью?
Он встал около двери и от первого до последнего слова запомнил всё, что говорилось в комнате:
Марья Ивановна: — О, как у вас хорошо, уютно! У Вити есть маленькая сестрёнка, правда?
Мать: — Да, пяти лет. Вы уж меня за прямоту извините, но я вижу, неспроста к Виктору пришли. Стряслось что-нибудь? И назвать-то вас как по имени-отчеству, я не знаю…
Марья Ивановна: — Моя фамилия — Попова, зовут Марья Ивановна. А вас Татьяна Петровна, я не ошиблась? Вы, наверно, слышали от Вити про Гаврилу Семёновича? Витя часто приходит к нам за книжками…
Мать: — Слыхала не раз и не раз добрым словом поминала. Балуете вы мальчишку. Стоит ли он того?..
Марья Ивановна: — Ну, что вы! Мы очень полюбили вашего сына. Он у вас такой любознательный, вежливый.
Мать (усмехнулась): — Вежливый? Конечно, матери приятно это слышать. Только… Да вы садитесь! Давайте я вам чайку горячего налью, а?
Марья Ивановна: — Спасибо. Знаете, выпью с удовольствием. Можно, я здесь пальто повешу?
(Витя, как ужаленный, отскочил от двери и тотчас опять припал к ней.)
Мать: — Садитесь. Садитесь. Очень я тоже рада вас увидеть!
Марья Ивановна: — Татьяна Петровна, а я ведь вас вот о чём хочу спросить… (Смущенно.) Скажите, пожалуйста, что, Витя… Он, видите ли, почему-то уже целых два дня не был у нас! Что, Витя не говорил вам ничего об одной… старинной шпаге?
(Витя прижался ухом к двери и затих. Вот оно, начинается!)
Витя замер около двери.
Мать (испуганно): — О шпаге? Это которая в чехле кожаном? Говорил. Да разве… Разве он обратно-то её к вам не отнёс?
Марья Ивановна: — Н-нет!
Мать: — Батюшки мои, да что ж это такое? Ему и отец строго-настрого наказывал… Вчера спросил, Виктор и отвечает: отнёс, мол, уже!..
Марья Ивановна (удивлённо): — Н-нет, он не приносил нам шпаги! Понимаете, я и так бранила мужа… В общем, вы, конечно, не беспокойтесь. Но Витя… Он передал нам, что вы разрешили ему оставить шпагу и даже пришлёте об этом записку. А он всегда был такой честный и аккуратный мальчик!..
(Витю за дверью бросило в жар.)
Мать: — Ах ты, грех какой! Да что же это в самом деле? Значит, он и вас обманул и нам с отцом соврал? Да что же это такое?
— Значит, он и вас обманул и нам с отцом соврал? — сказала мать.
Марья Ивановна: — Татьяна Петровна, пожалуйста, не волнуйтесь. Я всё-таки уверена, что Витя…
Мать: — Нет, нет, вы меня и не утешайте! Что он с вами-то хорош, так это ещё ничего не значит. Вот вы сказали: вежливый он у вас. Конечно, в нашем доме он, может, и вежливый. А у себя? Отцу с матерью дерзит, с сестрёнкой и то одними кулаками разговаривает!
(Витя сжался за дверью в комок. Зачем, зачем она рассказывает про это!)
Марья Ивановна: — Вот как! Признаться, я не ожидала этого от Вити. Мы с мужем ни разу не слышали от него ни одного грубого слова!
Мать (с горечью): — Да вам-то он и не скажет! Вот и выходит: на людях он с малолетства одно показывает, а дома?.. Ох, Марья Ивановна, трудно мне с ним! Отец шофёром на такси работает, целый день дома нет, я по хозяйству верчусь… Да и не ставит он меня ни во что! Давеча — уж я вам и про это скажу, потому что вижу, вы Виктору добра желаете, — давеча знаете, меня чем попрекнул? Необразованная ты, говорит, у меня, отсталая!..
(Витя скорчился за дверью, как будто его ударили.)
Марья Ивановна: — Татьяна Петровна, неужели же Витя мог вас так обидеть?
Мать: — Полночи, верите ли, проплакала! Конечно, какое у меня образование… Только и утешаюсь, что сын вырастет, за мать настоящее образование получит! А он — вот он какие фортели выкидывает! В глаза родителям врёт, хороших людей за нос водит… Батюшки мои, да куда же он теперь ещё эту шпагу подевал?
Марья Ивановна: — Всё это, правда, очень неприятно! Шпага-то, конечно, найдётся, но вот Витя…
Мать: — Нет, уж вы меня извините, а я Виктора сейчас разыщу и на чистую поду выведу. Хватит ему нас всех морочить! (Мать идёт быстро к двери.)
Марья Ивановна (ей вслед): — Татьяна Петровна, подождите, уверяю вас…
Дальше Витя уже ничего не слышал.
Едва успев сорвать с вешалки куртку, он вихрем пронёсся по коридору, через кухню, вырвался на площадку, кубарем скатился по лестнице и очутился на первом этаже.
Услышал, как мать открыла дверь из кухни, крикнула:
— Виктор! Это что же, ты, значит, здесь был? Ну, погоди, дай срок домой вернёшься…
Пустая лестница повторила басом: «…ой… ёшься!..»
Дверь захлопнулась. И всё стихло.
Витя выбежал во двор, обогнул сарай, прижался горячим лбом к холодному забору около помойки и беззвучно заплакал.
* * *
Маленькая тёплая рука тронула его за руку.
