– Ах ты воровка! А ну отдавай мою блузку сейчас же, не то…
Тут раздался гонг на завтрак. А я ещё даже не умылась! Я помчалась в умывальную, Андреа – за мной. Она вырвала из моих рук зубную щётку и стукнула этой щёткой меня по голове – не больно, но ужасно обидно!
Я схватила свою мочалку, совсем мокрую, и бросила её Андреа в лицо. Она отпрянула, поскользнулась и шлёпнулась. И тут же заревела – наверное, ушиблась. Она всегда такая нежная.
Я бы и сама честно рассказала ей, что случилось с блузкой, но она не дала даже слова вставить, а сразу взяла и набросилась. Ещё и стукнула. А такое я сносить не буду!
Андреа сидела на полу и скулила, а я ей добавила – ударила по голове. Не сильно – честное слово! – но Андреа взревела ещё громче и укусила меня за ногу, очень крепко. Отпечаток её зубов был виден потом целых три дня. Или два. От испуга я громко взвизгнула, и вдруг в умывальной появилась сестра Линда.
– Прекратите немедленно, вы обе! – закричала она и схватила нас за руки – меня за левую, а Андреа за правую. Андреа громко всхлипывала. Я тоже плакала, только без слёз, и тёрла укушенную ногу. Сестра Линда отправила Андреа завтракать, а меня – в комнату переодеваться.
– И чтоб больше я ни звука не слышала, – пригрозила она.
И я опять ничего не смогла сказать.
За завтраком Андреа бросала на меня злобные взгляды. Но я ковырялась в мюсли, а потом уткнулась в чашку с какао. Пусть оставит меня в покое и не пристаёт со своей дурацкой кофтой!
После завтрака Андреа встала из-за стола первая и убежала в нашу комнату, а я очень медленно пошла за ней – надо же было взять школьную сумку. Я мешкала как могла, очень уж не хотелось встречаться с Андреа. Но всё-таки встретилась – она чуть не сбила меня с ног.
– Я всё обыскала, – крикнула она. – Всё! В комнате её нет. – Андреа пронзительно на меня посмотрела: – Поклянись, что блузка не у тебя!
Я покачала головой: её у меня действительно не было. Но поднимать пальцы для клятвы не стала. Андреа этого даже не заметила и снова выбежала из комнаты, крикнув на ходу:
– Значит, она может быть только у дурачка Карли… Ну погоди же!
Что блузка может быть у Карли – это Андреа придумала, а не я. Ох, и устроит же она ему сейчас! Но блузку всё равно не получит. Ведь блузки-то у него нету. Это уж я точно знаю. К сожалению.
Может, сейчас Андреа как раз щиплет Карли и дёргает его за волосы, а он-то ни в чём не виноват! Но я подумала, что такое Карли выдержит. И потом – он ведь всё равно глупый.
Однако на душе у меня кошки скребли… И я дала себе слово в следующее воскресенье блузку обязательно забрать и потихоньку протащить в нашу комнату. А Карли я что-нибудь подарю. Или нет, просто поиграю с ним, это обойдётся дешевле. Я взяла школьную сумку и быстро выскользнула из комнаты.
В холле я ещё раз прислушалась, не рыдает ли Карли, которого мучает Андреа. Было тихо, и я побежала в школу.
Когда вернулась в интернат, всё закрутилось по новой. Да ещё как! Андреа всё-таки наябедничала сестре Франциске, что подозревает меня. И пошло-поехало! В результате всё выплыло наружу. Пришлось пойти к сестре Франциске и признаться, что я взяла блузку без спросу. И что сейчас она плавает у Уллы в ванне. Сестра Франциска сильно меня отругала за то, что я не сделала этого сразу, да ещё и пыталась всё отрицать, что так нельзя, что за мою ложь пришлось отдуваться бедному Карли, и всё такое… Мне, конечно, было стыдно, но ещё и досадно. Я же не хотела эту блузку красть. Просто одолжила, на время. Если Андреа никому ничего не одалживает, так я в этом не виновата. А за то, что пришлось им рассказать, как меня вырвало, я вообще рассердилась. Ведь это их совсем не касается… Но этого я не говорить стала, сказала только, что блузку обязательно верну.
И тут сестра Франциска сказала кое-что. Очень плохое! «Нужно ещё подумать, можно ли в сложившихся обстоятельствах отпускать тебя к фрау Фидлер», – сказала она. А что это за обстоятельства, не объяснила.
Я стояла молча и смотрела в пол. Вот, значит, как! Теперь меня больше не хотят отпускать к Улле. А я только-только начала этому радоваться… Разве так можно?!
В животе тяжёлым комом заворочалась ярость…
Сестра Франциска велела мне идти. И я вышла, хлопнув дверью. Тогда она снова позвала меня, и пришлось выйти ещё раз, прикрыв дверь тихо.
И ещё нужно извиниться перед Андреа, и перед Карли тоже. Но этого я делать не буду. Ни за что! Андреа сама во всём виновата, а перед Карли извиняться глупо. Он ведь дурачок. Больше всего мне хотелось что-нибудь разбить или поколотить ногами в дверь сестры Франциски! Но духу не хватило.
Я побежала в нашу комнату, бросилась на кровать и прижала к себе Зайчика. Но я так злилась, что даже ему не смогла ничего сказать! Какие все подлые и несправедливые! Все! Только Улла милая, она никогда не ругается! И теперь мне к ней нельзя!.. В ярости я укусила Зайчика за ухо. Но он-то ни в чём не виноват, а другие – виноваты… Все! И я здесь больше не останусь! Просто возьму и убегу! К Улле! Возьму Зайчика, надену пальто, потому что холодно, и убегу. Сразу после обеда.
Сначала поеду на трамвае, потом пойду по длинной серой улице, потом поверну за угол – и вот я уже там! Я позвоню в дверь, и она откроет. И обрадуется. И я ей всё расскажу. Потому что я не виновата! А если её не будет, сяду прямо на ступеньки и буду ждать. И вот она приходит и видит, как я сижу там, и широко раскидывает руки, и я висну у неё на шее, а потом…
Но чтобы поехать на трамвае, нужен билет. Его у меня нет. Его надо купить. А карманные деньги я получу только в следующее воскресенье. Их всегда выдают по воскресеньям, и совсем мало, их ни на что не хватает. Мне, по крайней мере. Вот Андреа денег всегда хватает. Не знаю, как это ей удаётся. У неё наверняка что-то ещё осталось. Попросить, чтобы она мне их одолжила?! Но она ни за что не даст. Ни за что! А теперь и подавно! Нужно просто позвонить Улле. Пусть она меня заберёт. Прямо сейчас! Но тут я вспомнила, что не знаю её номер телефона. Сестра Франциска знает, но мне не скажет. Я уверена.
А телефонная книга, где можно найти номер, лежит в её кабинете – туда просто так не войдёшь и не посмотришь. И что сказать, если она меня поймает за этим? А она наверняка поймает, у неё на такое нюх. И попробуй только убеги – тебя точно сцапают. И тогда уж всё, конец – так и будешь всю жизнь торчать по воскресеньям в интернате.
И я заплакала. Ничего не могла с собой поделать. Слёзы лились сами собой, на Зайчиковые клетчатые штанишки. Я прижала его к глазам, но даже это не помогло.
И вдруг чувствую – рядом со мной что-то есть. Оно ползёт по одеялу, около моего уха… Я крепче прижимаю к себе Зайчика и залезаю поглубже под одеяло. Рядом точно кто-то есть, но я не хочу, чтобы тут кто-то был. А этот кто-то ползёт дальше. Под одеяло проскальзывает чья-то рука, натыкается на мою голову и ползёт по ней.
– Уходи, – говорю я из-под одеяла, но рука не останавливается, пальцы нерешительно движутся всё дальше. Это не Андреа, она так не делает. Она стала бы пихаться и щипаться.
Я немножко откидываю одеяло, и… Что это? Рядом с кроватью стоит Карли, его рука на моих волосах.
Карли?! Дурачок! Чего ему здесь надо?
– Уйди, отстань! – шиплю я на него. Голос звучит сдавленно – наверное, потому, что я плакала.
Карли не уходит. Он смотрит на меня широко раскрытыми глазами и что-то лепечет. По подбородку текут слюни. Он гладит мои щёки, как раз там, где слёзы.
– Плакаешь, – говорит он и трясёт головой. Потом суёт руку в карман, достаёт конфету и протягивает мне. Конфета липкая, на ней какие-то нитки, а Карли суёт её мне… Не успела я помотать головой, а он уже засунул конфету мне в рот! Счастливо улыбаясь, залезает под одеяло, сворачивается клубочком рядом со мной и снова гладит меня по щеке. Ну и ну…
Карли никогда раньше так не делал. И не надо так делать… Но почему-то не получается выпихнуть его из кровати. А я такая слабая… Внутри, я хочу сказать. Карли прижимается ко мне. Он тёплый и намного меньше меня. Он гладит мне щёки, это так приятно…
И эта конфета… Я немного отодвигаюсь, чтобы Карли было больше места, а он сразу пододвигается ко мне и задевает своим грязным ботинком мне по ноге. И смеётся, а слюни совсем не пускает. Его лицо очень близко, глаза широко раскрыты – они голубые, как летнее небо. Никогда не замечала, что у Карли такие глаза. А на носу три веснушки. Ровно три. Веснушек я тоже никогда не замечала. У него на носу, я имею в виду. Я сглатываю… Надо же! Карли залез в мою кровать и гладит меня по лицу. Он ведь вообще-то дурачок. Но сейчас он вовсе не дурачок… И тут я вспоминаю, что мне нужно перед Карли извиниться. Потому что поступила с ним несправедливо.
