смотрели и через спинку сидения впечатлениями делились. Нас так удачно посадили: места у обоих были у окошка, только я – прямо за Игорем. Поэтому когда он хотел мне что-то сказать, то вскакивал коленками на сидение и кричал мне радостно всё, что думает. Рядом с ним женщина летела хорошая. Видно было, что она немного устала от нас, но, когда выходила из самолёта, всего-то и сказала папе: «Какие мальчики у вас активные». Непонятно было, то ли это она нас похвалила, то ли поругала. Очень вежливо.
Первый день в командировке мы с Игорем провели в гостинице. Дали папе честное мужское слово никуда не уходить с территории. Но и отсюда мы видели высокие сопки и пытались угадать, на какую из них будем взбираться. Папа всё время звонил, будто не доверял нам, не верил, что мы не вытворим чего-нибудь. Признаться, мы могли бы вытворить (у Игоря было несколько смелых идей), если бы не поход и не честное слово.
В обеденный перерыв папа заехал к нам, и мы вместе поели в ресторане, как совсем взрослые люди, вели серьёзные разговоры. Потом мы устроились на балконе номера, и я рисовал в блокноте, а Игорь свои гаммы играл. Я сначала переживал немного. Гаммы – это не очень-то весело. Надоедает. Но никто на нас не пожаловался. Потом мы телек смотрели, каналы переключали. Их там тысяча, не меньше. Дома столько нет. Игорь очень смешно шутил и прыгал на кровати. Ну и я прыгал. К папиному приходу мы порядок навели. Даже покрывала на кроватях поправили. Не хотели, чтобы какая-то ерунда помешала нам в поход пойти.
Оказалось, что идём мы не одни. Папин коллега, местный житель из Белокурихи, был нашим проводником. Он представился по отчеству: Петрович. Это было необычно. Когда Петрович увидел у Игоря кофр со скрипкой, то руками развёл и спросил у папы: «Лёх, куда мир катится? Это что за молодёжь?» А папа неожиданно Игоря поддержал: «А что тебе не нравится? Мы ж с гитарами ходили!» Петрович немного загрустил: «Так то ж гитара. Совсем другое дело. Рафинированный народ пошёл».
Не знаю, что он имел в виду, но похоже, по дороге он своё мнение о нас с Игорем изменил. У Игоря столько энергии, что на сто Петровичей хватит! А я очень терпеливый. Поэтому мы ни разу не сказали, что устали, даже когда Петрович спрашивал: «Что, молодёжь? Если хотите, можем на привал остановиться». В результате уже без всяких вопросов они с папой сами решали, когда отдыхать. Им надо было. У папы был большой рюкзак с провизией, который Петрович специально для похода собрал, а сам Петрович палатку и спальные мешки нёс.
На привалах мы ели бутерброды и пили душистый чай из термоса. Чай был с мёдом, с какими-то ягодами и травами. Самый вкусный чай в моей жизни. По дороге мы белок встречали и даже зайца одного. Слышали хруст веток, будто нас кто-то тайно провожал. Птиц много всяких видели, а ещё больше – слышали. Но громче всех лесных звуков был Игорь. Он всему радовался и громко меня спрашивал: «Ты видел? Ты видел?» Я видел… Было классно.
Мы шли в неведомые дали, и я нафантазировал, что мы вчетвером – единственные люди на планете. Было немного грустно уходить всё дальше и дальше от города, но мы были будто бы героями и первооткрывателями. В лесу оказалось совсем не страшно. Может быть, потому что с папой. А может быть, потому что в городе бывает и пострашнее. Там машин много, и люди злые встречаются. А зверей я не боялся, даже если они где-то там за деревьями прячутся. Звери умные. Они видят, что мы не охотники, что мы просто идём своей дорогой.
К вечеру мы вышли на пригорок, с которого хорошо-хорошо вся округа была видна: лес, сопки и внизу, в дымке, город, всего несколько крыш высоких домов. Ещё было светло, но Петрович сказал, что стемнеет быстро, так что нам придётся вместе как команда поработать. Даже если я начну рассказывать, как мы палатку ставили и внутри всё обустраивали, разворачивали спальные мешки, собирали хворост, разводили костёр, потом в углях картошку пекли и хлеб поджаривали, вы всё равно не поймёте, как это классно, – поход! Это надо самому сходить, чтоб понять.
Я подумал, что Петрович – счастливый человек, потому что он сказал, что всю жизнь в походы ходит. Весь вечер нам рассказывал и про рыбалку на речке, и про грибы. Разное. Папа тоже что-то из детства вспоминал. Мы с Игорем с большим интересом слушали. Потом я про тушёнку вспомнил. Сказал «щас», сбегал в палатку, достал из рюкзака банку, принёс к костру: «Это привет от моего друга», – говорю. Петрович обрадовался: «Вот это дело!» Папа спросил: «Дед передал? Спасибо ему». Потом он вскрыл банку ножом и поставил её прямо в угли. В банке вкусно зашкварчало… Мы из неё ложкой по очереди тушёнку доставали и чёрным хлебом закусывали! Вот это была еда.
Потом Петрович сказал Игорю: «Может, сбацаешь нам что-нибудь на скрипке своей? Или ты её как сувенир с собой носишь?» А Игорь вдруг отказался: «Потом». Я с ним был согласен. Я тоже свой блокнот доставать не захотел. Потом нарисую всё по памяти. И костёр, и палатку, и всю нашу компанию. Мы даже фотографии и видео не сняли для Оли с дедом. Вообще про телефоны забыли.
Будильник папа поставил на пять утра, чтобы рассвет встречать. Я долго не мог уснуть. Слушал звуки ночного леса и знал, что Игорь тоже слушает. Я-то понимал: он обязательно потом все эти звуки в новую мелодию превратит. Это Петрович ещё не знает, какой у меня друг талантливый.
Проснулись мы не от будильника, а от скрипки. Мы с папой не удивились, а Петрович голову из палатки высунул и сказал: «Никогда в жизни такого в лесу не слышал».
Я этого не забуду. Чтоб такую картину нарисовать, надо это видеть: зелёные сопки, небо немножко хмурое, палатка на пригорке, папа сидит на траве, чай пьёт из крышки термоса, Игорь на скрипке играет. Я глазами пытался всё крепко-накрепко запомнить, но потом побоялся детали упустить и снял на телефон всё-таки. Для Оли и деда.
Мой папа никогда ничему не удивляется. Что бы ни произошло.
