Засмотрелся Владимир Ильич на Лёньку — уж больно ловко мальчишка плавал. Кувыркался в воде, нырял. Ложился на спину. Скользил по течению, против. От берега к берегу и снова назад возвращался без всякого отдыха.
И Лёнька заметил Ленина. Только не знал он, что это Ленин. Приехал Лёнька в Горьки недавно, принял Владимира Ильича за простого дяденьку.
Когда мальчик вылез на берег, Ленин спросил:
— Ну, как вода?
— Мокрая, — буркнул Лёнька.
Был мальчишка неразговорчивым.
— Значит, мокрая, — усмехнулся Владимир Ильич. Однако мальчик чем-то ему понравился.
Сел Ленин на травянистый пологий склон, глянул на воду, на Лёньку, снова на воду, потом повернулся к мальчишке и вдруг сказал:
— Давай наперегонки.
— Можно, — важно ответил Лёнька.
Лёнька отлично плавал. Но и Владимир Ильич был прекрасным пловцом. Он же волжанин. Редко кому удавалось в воде обогнать Ленина.
Поплыли Владимир Ильич и Лёнька. И случилось вдруг так, что мальчик Ленина опередил.
Возвращался домой Владимир Ильич огорчённым.
— Плохи наши дела. Сдаём. Стареем… Стареем. Силы уже не те.
Испортил Лёнька в тот день настроение Ленину.
Сам же Лёнька весьма доволен. Вернулся он в Горки и всем рассказал, что обогнал на Пахре городского дяденьку.
— Да каков он? — полезли ребята.
— Да так, невысокого роста, среднего.
— С бородкой?
— С бородкой.
— С усами?
— С усами.
— Лоб высокий, считай, в две ладони?
— Эге.
— Вот так дяденька! — закричали ребята. — Это же Ленин!
У Лёньки так и раскрылся рот.
Неловко тут стало Лёньке, и Ленина обогнал, и разговаривал с ним не очень приветливо. Решил он исправить свою оплошность. На следующий день мальчик снова помчал на Пахру. Крутился там до самого вечера. Но Ленин не появился.
Больше недели Ленька ходил к реке. Лишь на десятый день мальчик снова увидел Ленина.
— Ну, как вода? — спросил Владимир Ильич.
— Тёплая! — закричал Лёнька. — Тёплая. Страсть какая тёплая, Владимир Ильич. Аж горячая!
— Значит, горячая, — усмехнулся Владимир Ильич.
Хочется Лёньке заманить побыстрее Ленина в воду.
— Распрекрасная нынче вода. Пуховая…
Договорились Ленин и Лёнька снова попробовать силы вперегонки. Бросили в воду палки. Поплыли. Лёнька только того и ждал.
Плывёт Лёнька, а сам норовит так, чтобы отстать, но делает это незаметно, чтобы себя не выдать. Для пущей убедительности тяжело дышит.
Но всё же Ленин заметил. Повернулся он к Лёньке:
— Ты что-то хитришь!
— Да что вы, Владимир Ильич, — уверяет Лёнька.
Врёт, самому Ленину врёт и не краснеет.
Понимает Ленин, что Лёнька врёт. Решил уличить мальчишку.
Поплыл Владимир Ильич чуть тише. Смотрит — и Лёнька чуть тише. Ленин взял и ещё потише. И Лёнька снова замедлил тогда. Плывут они так, и чем ближе к палке, тем тише и тише. Вот-вот остановятся.
Остановился Ленин — и к Лёньке:
— Вот и попался!
Понимает Лёнька, что он попался, потупил взор.
— Нехорошо это, Лёня, — уже потом на берегу сказал Владимир Ильич. Непорядочно. Придётся нам повторить.
Снова бросили палку. Снова поплыли. Ясно Лёньке — не получился его обман. Пришлось плыть в полную силу. Плывёт он, и что же? Отстаёт мальчишка от Ленина. Поднажал Лёнька, хотел обогнать Владимира Ильича, видит — не может. Ещё сильнее забил руками — снова не может. Уже не прикидывается, а на самом деле пыхтит-гудит, а всё же догнать Ильича не может.
Не угнался за Лениным Лёнька. Сконфузился, сник мальчишка.
Возвращался домой Владимир Ильич довольный.
— Значит, наша ещё не сдаёт. Значит, наша ещё поборется…
Идёт Владимир Ильич по тропке.
— Это же просто отменно. Значит, можно закончить отдых. Есть ещё порох в пороховницах.
Зато Лёнька плёлся домой смущённый. Хотя и получилось так, как мальчишка того хотел, уступил же он первенство Ленину. Да всё же… Эх, не так представлял себе Лёнька это!
АРБУЗЫ
Всё лето Мишатка растил арбуз. И Родька тоже растил арбуз. Жили они по соседству.
Вначале птиц с огорода гоняли, всё боялись, как бы птицы завязь не склюнули. Потом, а лето в тот год было жаркое-жаркое, с вёдрами к речке бегали и иссохшую землю водой поили. Затем целыми днями в лопухах при огородах сидели — караулили, чтобы мальчишки арбузы не срезали.
Грелись арбузы на солнышке и не знали того, что у Мишатки и Родьки была тайна. Растили мальчишки арбузы в подарок товарищу Ленину.
Уродились они огромными, весом в полпуда каждый.
Довольны ребята. Стали собираться они в Москву. Где находилась Москва, Мишатка точно не знал.
— Она вон там, — объяснял Родька, — за тем полем, за тем лугом, за тем лесом. Недалеко. Вёрст двадцать.
А на самом деле от этих мест до Москвы было без малого тысяча вёрст.
Незаметно от родителей насушили ребята на дорогу сухарей. Родька стянул из кладовки полоску сала. Мишатка вынул из-под наседки пару яиц.
Собрались ребята. Но тут… Надо такому случиться!
Недосчиталась Мишаткина мать под наседкой яиц. Заметила Родьки на мать, что не хватает в кладовке сала.
Сообразили они, где искать виновных.
Поначалу, конечно, мальчишки вовсю отпирались. Твердили, что тут они ни при чём — в курятник не лазили, сало не трогали. Но здесь появились отцы. Дело плохим запахло. Кончилось тем, что признались во всём ребята. И вдруг…
— А ведь верно, — сказали родители, — наши кубанские — чем не подарок товарищу Ленину.
Всем в станице понравилась эта мысль.
Решили станичные жители обязательно отправить арбузы Владимиру Ильичу. Снарядили в Москву посыльного. Повёз он Родькин и Мишаткин подарок товарищу Ленину.
Владимир Ильич долго смотрел на степных красавцев, щёлкал их пальцем, отходил, скашивал голову — всё любовался.
— Хороши, хороши, — приговаривал Ленин. — Это же просто чудо.
Просил Владимир Ильич передать от него ребятам привет и сердечную благодарность.
То-то гордились потом ребята. Да что ребята — вся станица гордилась.
И только одно смущало мальчишек: чей же арбуз оказался слаще?
Мишатка уверял, что, конечно, его арбуз.
Родька же спорил, кричал:
— Нет мой! Мой непременно слаще!
Хотели ребята послать письмо товарищу Ленину, попросить, чтобы Владимир Ильич ответил.
Хотели, но не решились.
Правильно сделали. Ну, что бы ответил ребятам Владимир Ильич? Он же арбузов тогда не попробовал. Ленин вспомнил других ребят. Полюбовался Владимир Ильич арбузами и отправил их в детский дом, в рабочий район Хамовники.
ФОМКА И НЮТКА
Не послушался Фомка совета Нютки. В первый раз не послушался…
Крестьяне деревни Кашино построили электростанцию. Строили дружно, все вместе. Электростанция хоть и маленькая, зато первая в тех местах. Появились в деревне столбы. К домам провода протянулись.
Радость у всех огромная.
— Первая! — торжествуют крестьяне. — Построили! Своими руками. Вон оно как!
Пригласили кашинцы на открытие электростанции Владимира Ильича.
Согласился Ленин. Собрался он в Кашино вместе с Надеждой Константиновной Крупской.
— Интересно, на чём же они приедут, — стал прикидывать Фомка. Телегу за ними небось пошлют.
— «Телегу»! — усмехнулась Нютка, посмотрела на Фомку. — На автомобиле они прибудут, во!
Верно. Гости приехали на автомобиле.
Хорошо их встретили в Кашине, с оркестром.
— Сейчас «Интернационал» заиграют, — сказала Нютка.
Верно: сыграли «Интернационал».
Нютка всё знала. Была она старше Фомки, смышлёнее и умнее. Ходил Фомка за Нюткой, словно телок. Во всём слушался.
— А теперь их в избу поведут, — вновь объясняет Нютка.
И опять не ошиблась девчонка. Гостей повели в избу — погреться с дороги, дело было глубокой осенью, отведать крестьянского угощения.
Собрались ребята возле избы. Ждут, когда выйдет на улицу Ленин. Смотрят, ещё кто-то приехал к ним в Кашино. Идёт по улице человек, ящик висит за спиной, в руках у него тренога.
— Ой, что будет, что будет! — зашептала Нютка на ухо Фомке.
Смотрит Фомка на Нютку: «Что же такое будет?»
— Фотограф приехал, — сообщила Нютка.
И правда. Из города Волоколамска приехал фотограф. Подошёл он к избе, стал расставлять треногу. Глазеют ребята. Им такое впервой. А Нютка уже снималась. В Волоколамске она бывала.
— Когда будут сниматься, — наставляет приятеля Нютка, — становись в первый ряд. Норови поближе к фотографу. Никто не заслонит.
Кивает Фомка: мол, как же, конечно, мол, понял.
— Не торопись. Выжди, — не унимается Нютка. — Пусть раньше другие сядут.
Вышли Владимир Ильич и Надежда Константиновна из избы, попали прямо в руки к фотографу. Не любил Владимир Ильич фотографироваться. Но тут согласился.
