— Неси солому! — закричала мать. — Солому неси!
Ванята нагреб в углу сарая охапку соломы, спотыкаясь на выщербленном полу, побежал к матери. Она склонилась над Бусинкой, крепко и торопливо растирала ее платком, как растирают после купания детей в холодной избе.
— Сюда, Ванята! Сюда неси!
Мать накрыла телочку соломой, сидела на корточках перед ней, приговаривала:
— Не дрожи, Бусинка. Ну не надо, ну спи, хорошая!
С улицы затекал через порог темный ручей, подкрадывался к стойлам. Ванята разыскал в углу лопату, пошел к двери.
— Погоди, я сейчас! — обернулась мать.
— Я сам! Чего ты!
Он прикрыл дверь, огляделся в темноте. Вода разлилась озерком возле коровника, выплеснулась через край, бежала быстрым сердитым ручьем.
Ванята начал копать для него новое русло. Земля раскисла только сверху. Лопата выворачивала щебень и мелкие булыжники. Дождь наотмашь хлестал в лицо, стучал по брезентовому капюшону плаща. Ручей не хотел менять русло, злился, клокотал возле Ванятиных сапог.
— Вот я тебя сейчас! — цедил сквозь зубы Ванята, — Я тебя!
Новое русло становилось глубже и шире. Ручей поклокотал еще немного, подумал и плеснул в канавку, вырытую Ванятой, первую пригоршню воды.
— Я тебя! — крикнул Ванята. Взмахнул лопатой, поскользнулся и плашмя упал в грязь. — Ты, значит, так!
Ванята яростно ковырял землю, разговаривал с ручьем, как с живым, как с хитрым, злым противником.
— Так ты вот как! Дудки! Не выйдет!
И ручей сдался. Повернул в свое новое русло, быстро побежал прочь от коровника.
Дождь припустил еще сильней.
Ванята простился с матерью на взгорке. Она повернула направо, к ферме, а Ванята — налево, туда, где стоял на пустыре новый кирпичный дом и толпились какие-то мальчишки и девчонки.
Ванята пригляделся и вскоре узнал в толпе своего тезку Ваню Сотника и правнука деда Егора Сашку с белой повязкой вокруг щеки.
Он подошел к конторе, тихо и смущенно поздоровался.
Ребята ответили вразнобой, как солдаты-новобранцы. А правнук деда Егора Сашка Трунов вообще отвернулся и стал что-то шептать двум рыжим, удивительно похожим друг на друга мальчишкам. Те посмотрели на Ваняту и прыснули в ладони.
Ванята начал знакомиться с козюркинскими ребятами. Среди них оказалась и девочка с простым, редким именем — Марфенька. Девочка была в сером платье и коричневом берете, напоминала гриб подберезовик. На щеку Марфеньки падал тонкий светлый косячок волос. Она сдунула волосы со щеки, подала руку Ваняте и сказала:
— Теперь у нас два Ивана. Один Ваня, а другой — Ванята. Тебя так всегда звали?
— С самого начала...
Марфенька улыбнулась.
— Меня тоже — с начала. Теперь в одном классе учиться будем. Правда?
— Ну да... то есть, откуда ты знаешь?
Марфенька повела глазом в сторону Вани Сотника.
— Понял?
— Понял. Он со станции нас привез... А этот, который с бинтами, он тоже про меня рассказывал?
Марфенька улыбнулась еще шире.
— Ага. Это ты ему зуб выбил?
Голос Марфеньки был вкрадчив и тих. Похоже, ей очень хотелось, чтобы зуб Сашке высадил именно он.
— Врет Сашка, — неохотно ответил Ванята. — Я только поговорил с ним по-свойски...
Марфенька разочарованно поджала губы. Но потом снова улыбнулась, дунула в сторону на волоски, упавшие на щеку, и сказала:
— Это ничего! Еще успеешь. У нас его все бьют...
— Рыжие тоже бьют? — спросил Ванята, указывая на мальчишек, которые стояли возле Сашки.
— Эти нет... это братья Пыховы. У них отец тракторист. Их Сашка с толку сбивает...
Церемония знакомства продолжалась. К Ваняте подходили всё новые мальчишки и девчонки, перебивая друг друга, начали дополнять и уточнять Марфенькин рассказ о рыжих братьях.
— Законные парни!
— Шахматисты!
— Поют, как звери!
— Живую рыбу едят!
Кроме этих важных подробностей, Ванята узнал, что отец и мать Пыховы любили своих сыновей со страшной силой. И пеленали вместе и нянчили. Посадит тракторист Пыхов Кима на одну руку, а Гришу — на другую и идет по селу, будто на ярмарку или выставку достижений. Все вокруг смотрели и завидовали:
«Рыжие, а вон как уважает!»
Многое еще узнал бы Ванята о братьях Пыховых, но тут на пороге появился парторг Платон. Сергеевич. Медленно сошел он с крылечка и направился к ребятам.
— Ну что? — сказал он. — На свеклу пойдем?
— Пойде-ом! — хором завопили ребята.
Из всех бед, которые живут на земле, самое страшное и неприятное — одиночество. Ванята уже знал это. Он кричал вместе со всеми. Даже громче других.
— Пойде-ом!!!
Ванята немного жалел, что надел белую рубашку. У козюркинских ребят был какой-то особый взгляд на амуницию. У одних были перешитые с большого плеча солдатские гимнастерки, у других — футболки с наляпанными от руки цифрами, третьи, так же как Ваня Сотник, нацепили комбинезоны. С таким непонятным простому смертному шиком одеваются, пожалуй, лишь охотники да заядлые рыбаки. Им сам черт не брат. Была бы только за плечом отличная двустволка, гибкое, трепетное удилище в руке да консервная банка с рубчатыми, вьющимися вокруг пальца червями.
— Построй ребят, — сказал парторг Сотнику.
— И не подумаю! — тихо, почти про себя, сказал Сотник. — Чего я им?
Но парторг расслышал или, скорее всего, догадался, что пробурчал Сотник.
— Ты опять? Забыл про наш уговор? — спросил он.
— А я чего? Слова уж сказать нельзя!
Ваня Сотник отступил несколько шагов в сторону, поправил двумя руками ремень на комбинезоне и крикнул:
— По двое разбери-ись!
Марфенька толкнула локтем Ваняту.
— Видишь, он какой?
— Какой? — не понял Ванята.
Марфенька молчала. Глаза ее округлились и казались изумленными.
— По двое разбери-ись!
Вокруг поднялись шум и суета. Каждый норовил пролезть вперед, в голову колонны. Но Сотник быстро наводил порядок, строил колонну строго по росту. Он выдергивал за руку низеньких и гнал их на левый фланг. Подошел он и к Ваняте.
— Иди туда! — сказал он.
Ванята не пошевелился. Пусть только попробует взять за руку! Пусть тронет!
Страшную драку, которую, возможно, не видывало еще Козюркино, отвела Марфенька.
— Не трогай Ваняту, — сказала она. — Пускай стоит здесь.
Брови Сотника сошлись на переносице, по лицу пробежала быстрая тень. Но он отошел от Ваняты, не сказав ему больше ни слова.
Ваняте стало обидно. Марфенька могла подумать, будто он в самом деле мочалка, испугался какого-то хвастуна и зазнайки.
А дело шло своим чередом. Парторг рассказал, что они будут делать в поле и кто назначен их бригадиром. Но этого он мог и не говорить. Персона эта стояла на виду у всех в синем комбинезоне и матросской тельняшке.
Парторг пошел вдоль строя, остановился возле Сашки Трунова.
— Болит? — спросил он, указывая глазами на пухлый и уже замусоленный бинт.
— Боли-ит! — простонал Сашка.
Платон Сергеевич поморщился, будто бы у него созревал за щекой шикарнейший флюс. Потом пришел в себя и веско, как врач на приеме, сказал:
— Разрешаю работать без повязки. Если есть время — сними...
И больше ни слова, ни звука. Приложил руку к старенькой потертой кепке и кивнул бригадиру: трогайте, мол. Жмите на все педали,
Ваняте он улыбнулся издали, как будто бы извиняясь, что не представил его обществу. Но Ванята и не обижался. Может быть, так даже лучше...
Они шли по тихой, бегущей в поля дороге. Недавно тут прошел колесный трактор. По бокам виднелись четкие, глубокие ямки от шипов. Дорога была похожа на темную, только что проявленную пленку.
Утро подымалось яркое и чистое, как бывает всегда после грозы. Казалось, всего было сверх меры, сверх того, что может принять земля, — и золотого, льющегося из-за леска света, и пронзительной небесной голубизны, и седой, лохматой от дождя травы.
И радости тоже. Она несла Ваняту на своих невидимых крыльях — сильных, порывистых, легких.
За лесной полоской показалось свекольное поле. Справа и слева белели кофты пропольщиц, сверкали на солнце тяпки. На самой обочине поля, будто распустившийся мак, стояла в красной косынке какая-то девушка.
— Это наша Нюська, — сказала Марфенька и улыбнулась так широко и радостно, что вмиг исчезли с ее щек круглые ямочки.
— Какая Нюська? — спросил Ванята.
— Агроном. В этом году институт окончила. Теперь она Анна Николаевна. Такая стала — даже трактористы боятся!
Марфенька вскинула свои голубые глаза на Ваняту и вдруг вздохнула.
— Я ей вот как завидую, Нюське...
— Почему?
— Знает она все. И вообще красавица. Ты кому-нибудь завидуешь?
— Я никому не завидую, — сказал Ванята.
