– И сколько народу! – продолжала миссис Харрис. Это оказалась кнопка, высвободившая нервы измотанного суматохой стюарда, и он внезапно закричал, размахивая руками:
– Oui, oui, oui – льюди, льюди, льюди! Везде льюди! Можно спятьить!
– А хуже всего дети, – продолжала светскую беседу миссис Харрис.
Это оказалось еще более точным попаданием.
– Oh la, la! – стюард жестикулировал еще сильнее. – Вы тоже видели! Детьи, детьи, детьи, всюду детьи! Я совсем спячу от детей!
– Правда ваша, – сочувственно кивнула миссис Харрис. – Я никогда столько не видела. Не знаешь, где на них наткнешься. Не представляю, как вы всех их можете сосчитать!…
– C'est vrai, – вздохнул стюард. – Невозможьно!
Выпустив таким образом пар, стюард взял себя в руки и заключил:
– Благодарью вас, мадам. Если ви что-то пожьелаете, звоните Антуану. Вашу стюардессу зовут Арлин. Она будьет вам помогать. – С этим он откланялся.
Миссис Харрис отперла дверь ванной и сказала:
– У тебя все в порядке, милый? Можно выходить.
Генри сумрачно спросил:
– Мне туда прятаться каждый раз, когда кто-то постучит?
– Нет, конечно, дорогой, – ответила миссис Харрис. – Больше это не потребуется. С этих пор все в порядке.
И она была права. Ей удалось кинуть семя в подходящую почву. Вечером того же дня Антуан, еще более загнанный, явился застелить постели. Увидав в каюте незнакомого мальчика, стюард удивленно спросил:
– Здравствуйте, – а кто это?
– Здрасте-здрасте, – отвечала миссис Харрис (уже не так дружелюбно, как днем). – То есть как это кто? Конечно, Генри, сын моей сестры. Я его везу к ней в Америку. Она там работу нашла. Официанткой. В Техасе.
Стюарда все-таки мучило сомнение.
– Но его не билo здесь, не так ли?
– Что значит не было? Нет, как вам это нравится! Я берегу малыша как зеницу ока и я ни на миг не отпускала его от себя с самого Бэттерси!
Стюард дрогнул. Он давно не был ни в чем уверен.
– Oui, madame… но…
– Какое еще "но?" – набросилась на него миссис Харрис – Разве я виновата, что вы, французы, из-за любого пустяка ударяетесь в панику и теряете голову. "Всюду люди! Всюду дети!…" Да, всюду! Вы сами сказали, что не в состоянии из запомнить – и вот вам, пожалуйста! Так вот: я вам советую не забывать нашего малыша Генри, или нам придется поговорить с вашим начальством!…
Стюард сдался. Этот рейс выдался на редкость утомительным – голова кругом! Например, в каюте неподалеку разместилась большая американская семья, члены которой никак не могли договориться о том, сколько у них должно быть вещей и детей – они не то что не могли вспомнить, сколько чего было вначале, они и пересчитать-то их были не в состоянии! Вдобавок, стюард только что передал собранные билеты казначею… Но эти дамы казались женщинами порядочными, ребенок несомненно был с ними и, очевидно, не мог пройти на борт иначе как через паспортный контроль. Так что вряд ли стоило забивать себе голову… Годы работы в море научили стюарда обращаться практически с любыми пассажирами, и главным правилом было – не связываться. В особенности не заводить никаких расследований.
– Oui, oui, oui, Madame, – успокаивающе затараторил он, – ну разумеется, я его помню! Как, вы сказали, его зовут? Малыш Генри? Ну, Генри, постарайся не делать беспорьядок в каюте для Антуана, и у нас будьет чудесное путьешествие!
Он застелил постели и вышел. С этих пор Генри стал законным пассажиром "Виль де Пари" – со всеми вытекающими отсюда правами и привилегиями. И больше никто не спрашивал, откуда он взялся и что тут делает.
В это время в Лондоне, в №7 по Бэттерси, мистер Гассет вернулся домой после сомнительных операций в Сохо. Миссис Гассет, сидевшая в кресле-качалке, при появлении дражайшей половины посмотрела на мужа поверх свежего номера "Ивнинг Ньюс" и сообщила:
– Генри с утра не появлялся. Он, похоже, сбежал.
– Вот как? – рассеянно отвечал супруг. – Хорошо.
После этого мистер Гассет выдернул из рук жены газету и скомандовал:
– А ну, старая, вылазь! – уселся в освободившуюся качалку и принялся изучать результаты скачек.
Господи, – вздохнула Генриетта Шрайбер, – Просто не знаю, хорошо ли я сделала?…
Она сидела перед трюмо в каюте Шрайберов, накладывая последние штрихи на макияж. Перед ней лежала красивое гравированное приглашение – Пьер-Рене Дюбуа, капитан лайнера "Виль де Пари", имел честь просить мистера и миссис Шрайбер на коктейль в капитанской каюте в семь тридцать вечера. Корабельные часы между тем показывали уже семь тридцать пять.
– Сделала что? – спросил ее супруг – он был уже десять минут как готов и нетерпеливо поглядывал на часы. – Ты про эти краски? Конечно-конечно, ты прекрасно выглядишь! Но, послушай, нам надо поторопиться. Стюард сказал, там будет французский посол…
– Нет, нет, – отмахнулась Генриетта. – Я не о себе. Я о миссис Харрис.
– А что случилось с миссис Харрис?
– Ну – я просто никак не могу понять, не сделали ли мы ошибки, вырвав ее и миссис Баттерфильд из привычной среды. Они ведь целиком принадлежат Лондону, если ты понимаешь, что я имею в виду. В Лондоне все знают, что такое лондонские уборщицы, их ценят, знают, чего от них можно ждать, относятся с пониманием, но…
– Ты думаешь, над нами станут смеяться из-за того, что мы привезли с собой парочку кокни?
– Нет, нет, – возразила миссис Шрайбер. – Кто станет смеяться над миссис Харрис? – она вновь принялась за свои брови. – Я просто не хочу, чтобы она боялась своего нового окружения. С кем она сможет там поговорить? Найдутся ли у нее друзья? И – ты ведь знаешь, какими снобами бывают подчас люди…
Долгое ожидание сделало мистера Шрайбера немного нетерпеливым.
– Об этом, – заметил он, – надо было раньше думать. И потом, она всегда прекрасно может поговорить с миссис Баттерфильд, верно?
Уголки губ миссис Шрайбер опустились.
– Не сердись, Джоэль. Я так горжусь, что ты стал президентом "Нортамерикан" – и я хотела, чтобы в Нью-Йорке у тебя не было хотя бы домашних проблем. А миссис Харрис такая замечательная помощница!… Но я боюсь, что вот прямо сейчас она плачет, что ей страшно в окружении такого числа незнакомых людей, в океане…
Мистер Шрайбер ласково похлопал жену по плечу.
– Ну, в любом случае что сделано, то сделано. Сегодня уже поздно, а завтра я спущусь на туристскую палубу и посмотрю, как там наши дамы. Но сейчас, дорогая, может быть, все-таки пойдем? Право же, ты выглядишь великолепно, хоть еще час бейся, а лучше быть не может. Ты будешь украшением салона…
Генриетта на миг прижалась щекой к руке мужа.
– О Генри, ты такой добрый! Прости, что я нас задержала.
Они вышли из каюты, и ожидавший под дверью стюард провел супругов по трапу, ведущему к капитанской каюте, доступ в которую – величайшая честь и привилегия для пассажиров, а там другой стюард спросил их имена и ввел в просторные апартаменты, откуда раздавались звуки, которые нельзя ни с чем спутать – звуки приема-коктейль в самом разгаре. И вот среди звона бокалов и неразборчивых голосов послышался удивительно знакомый голос, который, однако, никак не мог здесь звучать.
– Да господь с вами, голубчик – ведь мы с маркизом старые друзья, еще с Парижа!
Этого быть не могло, потому что этого не могло быть, и миссис Шрайбер, вздрогнув, сказала себе – "Я просто думала о миссис Харрис, вот мне и померещилось".
Стюард вошел в каюту и объявил:
– Мистер и миссис Шрайбер! – разговоры прервались и мужчины встали, приветствуя супругов.
Опоздавший гость обычно оказывается в немного неловком положении – он виден всем, а ему видны тоже все гости сразу – но никто в отдельности. Однако миссис Шрайбер показалось, что у нее начались не только слуховые, но и зрительные галлюцинации, потому что между капитаном и представительным пожилым французом с седыми усами ей привиделась миссис Харрис в очень элегантном платье.
Капитан, красавец в расшитом позументами мундире, приветствовал новоприбывших:
– А, мистер и миссис Шрайбер! Весьма рад, что вы смогли придти. Позвольте представить… – и обводя каюту привычным жестом, он стал перечислять имена и титулы. Но миссис Шрайбер слушала вполуха – пока капитан не назвал, вполне четко и ясно, так что ошибки быть не могло, последние два имени:
– Его превосходительство маркиз Ипполит де Шассань, новый посол Франции в вашей стране, и мадам Харрис.
Да, сомнений не было – так оно и есть! Это была именно миссис Харрис – со щечками- яблочками, с блестящими глазками, сияющая – но отнюдь не выделяющаяся на фоне разодетой толпы. Она была одета ничуть не хуже, а то и лучше, чем большинство дам в салоне. Почему-то миссис Шрайбер более всего озадачило не само наличие здесь миссис Харрис, а ее наряд. "Где я могла видеть это платье раньше?" – спрашивала она себя.
