— У меня — порядок, — с гордостью сказал Славик. — Уроки не выучены, сегодня за мной папа в трусах по лестнице бегал… Я слово держу.
— А я, что ли, не держу?! — заорал Юрка. — Вам еще мало, вам еще что-нибудь сломать?!
— Пока держишь, — сказала Галка. — Но тут главное — до самого конца не трусить. Вот мы сейчас на пол-урока опоздали… Давайте пойдем в класс и докажем, что мы никого не боимся!
— У меня портфель дома остался, — упрямился Юрка.
— Вот и хорошо, — сказала Галка. — Значит, ты ходишь с портфелем, только если хочешь.
— А я сегодня как раз с портфелем хотел, — сопротивлялся Юрка, но Галка и Славик стали его уговаривать, и в уговорах этих так часто произносились слова «смелость», «предательство», «честь» и «трусость», что Юрка только горестно сплюнул и поплелся вслед за ребятами к дверям школы.
Возле класса они немного поспорили: кому входить первым. Славик и Галка подталкивали к дверям Юрку, а тот упирался изо всех сил. В конце концов Майя Владимировна услышала их возню и открыла дверь.
— Вот так новости! — сказала она. — Являются к половине урока, да еще втроем. Вы почему опоздали?
Учительница спрашивала всех троих, но смотрела почему-то на Юрку. Юрка ковырял носом ботинка пол и проклинал себя за то, что поддался Галкиным уговорам. А в классе уже хихикали и тоже смотрели на Юрку, словно он был в чем-то измазан или вообще стоял голый. В этом не было ничего необычного. В классе умели порадоваться происшествиям. А происшествия с Юркой доставляли всем особенное удовольствие.
— Не бойся, Карась, — донесся шепот из класса.
Как раз в эту секунду Юрка думал, что ответить. Услышав шепот, он машинально ухватился за эти слова, как за подсказку.
— Я не боюсь, — тихо сказал Юрка.
— Чего ты не боишься? — спросила Майя Владимировна, которая не слышала шепота.
— Я… ничего… — ответил Юрка, и в ту же секунду до него дошел смысл сказанного. Он попытался исправить положение и торопливо проговорил: — Нет, я не так… я как раз боюсь… Я хотел…
Но было уже поздно. В классе хохотали на разные голоса и остряки, пользуясь случаем, выкрикивали свои остроумные шутки:
— Храбрый карась!
— Бесстрашный карась!
— Пузатый карась!
— Карась упал в грязь!
Майя Владимировна обернулась, и остряки замолчали, но веселье так и плясало у них на лицах; они знали свои права — улыбаться-то еще никому не запрещается.
— Проходите и садитесь, — сказала Майя Владимировна. — Мы еще с вами поговорим.
Почему-то Майя Владимировна не пошла к столу, а направилась в дальний угол класса и села на заднюю парту. И только сейчас ребята заметили, что у стола стоит какой-то парень и смотрит на них.
— Так… — сказал парень. — Значит, так… Садитесь, пожалуйста.
Опоздавшие уселись на свои места и уставились на парня как на чудо.
— Практикант… студент… — зашипели им со всех сторон, торопясь поделиться новостью. Шепот был такой громкий, что не услышать его мог только глухой. Практикант, конечно, услышал. Он сделался еще серьезнее. Видно было, что это маленькое происшествие помешало ему, может быть, сбило его с мысли, и сейчас он изо всех сил думал и никак не мог придумать каких-то нужных и умных слов.
— Значит, так… — сказал практикант, надел очки и заглянул зачем-то в классный журнал. — Вот видите — вы опоздали на урок…
Не видеть этого мог только слепой. По классу легким ветерком прокатился шепот.
— Тихо! — сказала Майя Владимировна с задней парты.
— Да, да, тихо, пожалуйста, — послушно повторил практикант и снял очки.
Класс хихикал — беззвучно, сдерживая дыхание, только животы мелко дрожали. А практикант все никак не мог собрать своих мыслей. И чем больше он напрягался, тем дальше разлетались от него эти мысли.
— Вот вы опоздали… — повторил практикант. — А опаздывать нехорошо.
Это было бесспорно, как дважды два — четыре. Придраться было не к чему. Но животы учеников почему-то продолжали трястись, и Майя Владимировна решила прийти на помощь.
— Вячеслав Андреевич, — сказала она, — у меня к вам большая просьба. За последние дни я им дала много нового материала и довольно мало спрашивала. Если вы не возражаете, опросите несколько человек по последнему заданию.
— Да, да, конечно! — обрадовался практикант. — Именно это я и хотел сделать.
Практикант уставился в журнал, но, видно, мысли его все еще не могли свернуть с наезженной колеи, и он, как слепой продолжал двигаться в сторону пропасти.
— А вот кто-нибудь из опоздавших, — сказал он. — Как их фамилии?
— Карасик, Сафонова, Барышев, — подсказала Майя Владимировна.
— Карасик.
Класс радостно взвыл. Майя Владимировна заерзала на своей парте, но ничего не сказала.
— А почему вы смеетесь? — простодушно спросил практикант. — Вы находите что-нибудь смешное в этой фамилии?
— Ага, очень, конечно, — с готовностью подхватил класс, хотя дело было не в фамилии, а просто смеяться над Юркой было легко и приятно.
— А вы знаете, нехорошо смеяться над фамилией человека, — заявил практикант голосом, исполненным любви к людям. — Мало ли какие бывают фамилии, происходящие от названий различных животных. Я, например, знаю человека по фамилии Щукин, но мне это совершенно не смешно.
Бедный, доверчивый практикант. Он проводил первый в своей жизни урок. Он был как наездник, который учился езде по книгам и вдруг сел на горячего скакуна. Он знал, что нельзя чересчур натягивать повод и нельзя отпускать его, но не умел еще этого делать. Если бы он мог услышать, о чем думает сейчас Майя Владимировна, то услышал бы стон или даже вопль: «Остановись! Не отвлекайся! Начинай спрашивать!» Но Майя Владимировна молчала, а практикант был человеком искренним, но неумелым. Когда-нибудь он научится и станет хорошим учителем… Но пока он не научился.
— Да, совершенно не смешно, — повторил практикант.
— А бывает еще Окунев, — подсказал кто-то невинным тоном.
— Бывает, — согласился практикант. — Видите — ведь не смешно?
Никто и не смеялся. Все отнеслись к делу совершенно серьезно.
— Сомов, — снова послышалось из класса.
— Да, да, — сказал практикант.
— Плотвин.
— Да, — сказал практикант.
— Лещев.
— Пескарев.
А время шло. Драгоценное время урока проходило в приятной беседе, и никто никого не спрашивал по последнему заданию. Кончились рыбы — начались звери.
— Львов.
— Медведев.
— Мышкин.
— Кошкин.
— Козлов.
— Ослов.
Из-за Ослова немного поспорили, но все же согласились, что такая фамилия может быть. Затем перешли к птицам.
— Журавлев.
— Соколов.
— Птицын.
— Синицын.
— Воробьев.
Практикант начал понемногу понимать, в чем дело. Он уже не кивал и не поддакивал, а только разводил в стороны руками, как неумелый пловец. Но распоясавшийся класс продолжал свое путешествие по зоопарку.
— Жеребцов.
— Коровин.
— Козин.
— Оленев.
— Лосев.
— Хватит! — не выдержала, наконец, Майя Владимировна.
Наступила тишина. Все были согласны, что, пожалуй, хватит. Десять минут урока вылетели в трубу, как дым. Это не так уж и плохо.
Практикант перевел дух и обратился к Юрке, по-прежнему стоявшему за своей партой.
— Иди к доске, Карасик, что же ты стоишь?
— Я не выучил.
— Почему?
Юрка молчал. Не хватало объяснять, почему он не выучил.
— Может быть, ты болел?
Юрка молча наклонил голову, показывая: может быть, да, а может, и нет.
— Ну хорошо, садись, — сказал практикант, который никому не хотел причинять зла в день своего первого урока. — Тогда — Сафонова.
Галка встала и набрала в грудь воздуха. Она еще раздумывала, говорить правду или нет, но практикант сам понесся ей навстречу:
— Ты тоже не выучила?
— Тоже.
— Почему?
Галка помедлила секунду, и этого было достаточно, чтобы бедный практикант успел вырыть на своем пути еще одну яму.
— Говори смело, — посоветовал он. — Всегда лучше сказать правду, какой бы неприятной она не была.
— Не хотела учить, — бодро сказала Галка.
Волна удивленного шепота прокатилась по классу. Все знали, что Галка не из робких, но такого от нее никто не ожидал. Кому нужна эта правда? Правда — она единственная. А соврать можно сто раз и все по-разному.
— То есть, как не хотела? — не понял практикант. — Ты хочешь сказать, не успела или не справилась?
— Да нет, — сказала Галка. — У меня время было. Я просто не хотела.
Практикант снова схватился за свои очки. Протирая их, он растерянно поглядывал на Майю Владимировну, которая тоже была удивлена, но почему-то не вмешивалась.
— Как же можно не хотеть учиться?! — изумился практикант. — Мы все учимся. Всю жизнь.
