– И не надо, я сам накопаю на берегу и место найду для себя. Не надо мне твоих червей!
И он исчез под берегом, где кусты и камни скрыли его мгновенно из глаз. Только шаги его долго звучали внизу, далеко на дорожке.
Таня смотрела ему вслед, уже не видя его. Белый туман поднимался ей навстречу с реки, шагал по глине, шуршал, наступая на листья, на траву и песок. И такой же белый туман стоял у нее на душе.
Филька с сокрушением глядел в ее лицо и молчал, не зная, что сказать. И наконец сказал правду:
– Что тебе нужно от него? Зачем ты к нему пристаешь? Я сижу с ним на одной скамейке рядом и знаю: никто тебе про него ничего дурного не скажет. И я не скажу. Я не видел в нем гордости, хотя он учится лучше других, даже лучше тебя. Я сам слышал, как он говорил по-немецки с учительницей немецкого языка и говорил по-французски. А ведь в классе об этом никто не знает. Так что же ты хочешь от него?
Таня ничего не ответила Фильке.
Она двинулась тихо вперед, навстречу реке, дремавшей внизу под туманом. И кошка с котятами тоже побрела вниз к реке.
А Филька шел следом за ними и думал: странный этот мальчик Коля! Пусть тысячи кошек ходят на реку добывать себе рыбу, пусть миллионы кошек! Но раз они с Таней, то разве ему, Фильке, от этого хоть капельку хуже? Нет, ему хорошо! И странная эта девочка Таня! Пусть Коля называет Фильку и Санчо и Панса, о которых он пока не слыхал еще ничего плохого, но разве ему, Фильке, хоть на капельку хуже от этого? Нет, ему хорошо!
Так спустились они по крутому берегу и дошли до реки, до узких мостков, куда приставали шампунки[1], и увидели, что Коля сидит на досках как раз на том самом месте, где всегда клюют лещи.
– Нашел он таки его, это место! – сказал с радостью Филька, так как в душе был этим вполне доволен.
Он подошел к Коле, заглянул в его банку, где на ржавом дне лежала только горсть пустой земли, и, повернувшись, чтобы не видела Таня, всыпал туда немного земляных червей.
Но Таня все же увидела это и даже не открыла рта.
Она взяла свою удочку и червей, прошла на мостки и села почти рядом с Колей. А Филька ушел подальше, выбрав себе тоже неплохое местечко. На охоте он любил быть один.
И на минуту или, может быть, больше река завладела детьми и даже кошкой с котятами, с тех же самых мостков пристально глядевшими в воду.
А там, в глубине реки, делалось нечто странное. Будто чье-то дыхание поднимало из глубины туман, будто чьи-то невидимые руки, владевшие им всю ночь, отпустили его на волю, и он бежал теперь по поверхности реки, волоча над водой свои длинные ноги. Он бежал за солнцем, качаясь в вышине. А сама река светлела, все выше отодвигалось небо, глубина становилась видней. Рыба вышла пастись к берегам, и начался клев. Боже, какой был клев! Таня никогда такого не видала.
Но если ты смотришь не на свой поплавок, а на чужой, то рыба это отлично понимает. Она, может быть, в эту секунду издевается над тобой, повернувшись головой на струю.
А Таня поминутно поднимала глаза и смотрела на удочку Коли. Коля же смотрел на ее поплавок. И страх, что другой может поймать прежде, не давал им обоим покоя. Добыча срывалась с крючка, объедая приманку.
Коля первый поднялся на ноги, ничего не поймав. Он потянулся, зевнул, его кости хрустнули.
– Я так и знал, что ничего не выйдет, – сказал он вслух, не обращаясь, однако, к Тане. Несносно это гляденье в воду, хочется от этого спать. Уж лучше, как Женя, держать этих глупых рыб в аквариуме.
– Уж конечно, они глупые, – сказала Таня громко, – если принимают за воду обыкновенное стекло.
А Коля не знал, что бы еще сказать.
Он пошел по мосткам, даже пальцем не тронув своей удочки. Доски гнулись под его шагами. Кошка Казак, уже успевшая лапой натаскать на мостки изрядно мелкой рыбы, посмотрела на него осторожно. Она отодвинулась, уступая ему дорогу. Но котенок Орел, закачавшись на мокрой доске, с тихим плеском упал в реку. Был ли он так увлечен мальчиками, шнырявшими у самой доски, или слишком придвинулся к краю, не выпустив вовремя когтей, только Таня увидела котенка уже по другую сторону мостков, куда уносило его течение. Котенок захлебывался, а кошка с криком бегала по мокрому песку.
Таня вскочила на ноги, чуть коснувшись руками мостков, – так легка она была.
Она прыгнула на берег, вошла в воду, и река надула ее платье – оно стало похоже на венчик лесного цветка. Кошка тоже вошла в воду. А Коля остался на месте.
Таня протянула руку и взяла котенка в свою ладонь. Он стал меньше крысы. Рыжая шерсть его намокла, он уже еле дышал.
Таня положила котенка на камни, и кошка облизала его.
А Коля все стоял на месте.
– Ты нарочно сбросил его в реку! Я сама видела это! – крикнула Таня сердито.
Коля молчал.
«Может быть, он трус», – подумала Таня.
И тогда топнула на него ногой.
Но и это не заставило его шевельнуться. Он не мог вымолвить ни слова – так он был изумлен.
Таня бросилась прочь от него. Она бежала по тропинке в гору, и колени ее обнимало мокрое платье.
Коля догнал ее на самой вершине горы, у рыбацких домов, и здесь, задыхаясь, взял ее за руку.
– Таня, – сказал он, – поверь мне, я не хотел… это вышло нечаянно. Котенок сам упал в воду.
– Пусти меня, – сказала она, вырываясь. – Я больше не буду ловить! Я пойду домой!
– Тогда и я пойду.
Он отпустил ее руку и шагнул широко, чтобы не отставать.
– Не ходи за мной! – крикнула Таня.
Она остановилась у высокого камня, подпиравшего избушку рыбака.
– Но ты придешь к нам обедать? – спросил Коля. – Сегодня выходной. Папа будет ждать тебя. Он скажет – я тебя обидел.
– Вот ты чего боишься! – сказала Таня, прижавшись к высокому камню.
– Нет, ты не так поняла меня. Я ведь папу люблю, а он будет огорчен. Я не хочу его огорчать, не хочу, чтобы и ты его огорчала. Вот что ты должна понять.
– Молчи, – сказала она, – я отлично тебя поняла. Я не приду сегодня обедать. Я больше никогда к вам не приду.
Она свернула налево, и стена рыбацкого дома закрыла ее.
Коля сел на камень – его уже нагрело солнце, он был сух и тепел, и только в одном месте темнело сырое пятно. Это мокрое платье Тани коснулось камня, оставило на нем свой след.
Коля потрогал его.
«Странная девочка Таня, – подумал он, как и Филька. – Уж не полагает ли она, что я трус? Странная девочка, – решил он твердо. – Разве можно удивляться тому, что она сделает или скажет?»
И, снова положив руку на камень, он надолго задумался вдруг.
А Филька ничего не видел. Он сидел за мыском на глине и таскал густеру – плоских рыбок с черными глазами – и вытащил карпа с большой головой, которого тут же острым камнем убил на песке.
После этого он решил отдохнуть. Он взглянул на мостки. Два удилища качались над водою, лески были туго натянуты – на них ходила рыба, – но никого не было видно вблизи: ни Коли, ни Тани. И кремнистая тропинка была безлюдна.
Он посмотрел даже вверх, на горы. Но и над горами ходил только ветер, тоже пустынный, не нагонявший даже осенних облаков.
Одна лишь мокрая кошка с котятами брела с пристани в гору.
Все же Таня пришла обедать. Она поднялась на крыльцо со стеклянной дверью и резко открыла ее, широко распахнув перед собой, а собака, ходившая с нею, осталась на крыльце.
Таня громко хлопнула дверью. В конце концов, это ее право приходить, когда хочется, в этот дом. Тут живет ее отец. Она ходит к нему. И пусть никто не думает, что она приходит сюда ради кого-нибудь другого или ради чего-нибудь другого, например ради пирожков с черемухой.
И Таня еще раз хлопнула дверью, более громко, чем когда-либо раньше.
Дверь зазвенела вся снизу доверху и запела своим стеклянным голосом.
Таня пошла и села на свое место за стол.
В доме уже обедали, и на столе стояла полная миска пельменей.
– Таня! – радостно закричал отец. – Ты пришла? А Коля сказал, что ты не придешь сегодня. Вот так славно. Ешь хорошенько. Тетя Надя сделала сегодня для тебя пельмени. Посмотри, как Коля их ловко слепил.
«Вот как, – подумала Таня, – он и это умеет делать!»
Она упорно смотрела на отца, на стену, на дружеские руки Надежды Петровны, протягивавшие ей то хлеб, то мясо, а на Колю взглянуть не могла.
Она сидела, низко склонившись над столом.
Коля тоже сидел на своем месте согнувшись, вобрав голову в плечи. Однако губы его морщились от усмешки.
– Папа, – сказал он, – зачем ты рассказал Тане, что я слепил эти пельмени? Теперь она и вовсе не будет есть.
– Вы разве ссоритесь? – спросил с тревогой отец.
– Что ты, папа! – ответил Коля. – Мы никогда не ссоримся. Ты же сам говорил, что мы должны быть друзьями.
– Ну то-то! – сказал отец.
А Коля, перегнувшись через стол к Тане, произнес шепотом:
– Кто же это говорил мне, что сегодня не придет обедать?
Таня ответила ему громко:
– Я вовсе не пришла обедать. Я не хочу есть. Нет, нет, я нисколько не хочу есть! – громко повторила она отцу и жене его, которые разом заговорили с ней.
