красота!
— Рад, что тебе нравится, потому что тебе на этой красоте ездить.
— Что?! Но у меня же прав нет!
— Ну так получишь. 125 кубов с шестнадцати лет можно. Хочу, чтобы ты учился обращаться с мотоциклом. Это он сделал меня тем, кто я есть. Пора тебе уже стать жестче. Нам тут сопляков не надо.
— Родители не разрешат, — сказал я, вспомнив вдруг, что у меня самый скучный на свете отец, пресный, как заводской хлеб, а мать появляется в моей жизни только в самые неподходящие моменты, чтобы мне что-нибудь запретить.
— Твоих родителей я беру на себя. А теперь хватит болтать, помоги мне подсоединить прицеп.
В молодости дед знать не хотел своего отца, который тогда возглавлял фонд и параллельно управлял ткацкой фабрикой, изрядно бедствовавшей. Отношения между дедушкой и прадедушкой — из тех семейных историй, которые рассказывают шепотом, обрывками и намеками. По официальной версии, у деда были свои идеи, а его отец в него не верил и считал его безумцем, который ничего в жизни не добьется. Тогда дед купил себе «Монтессу» и сказал, что поедет без остановок до самой Африки. И уехал. Но в путь он отправился не один, а с парой друзей. И поехали они не просто на поиски приключений. Они договорились с одной газетой, что будут отчитываться о путешествии, дали интервью на радио, и одна мебельная компания из муниципалитета Ла-Гаррига выступила их спонсором — во времена, когда это слово-то еще не было в ходу. Вокруг экспедиции сочинили рекламную кампанию: «Они вернутся и будут как дома». Этот слоган тоже придумал мой дед, и мебельная фирма потом взяла его на работу коммерческим директором. Так началась его карьера, и ему удалось убедить отца, что у него есть стоящие идеи и он готов рваться к успеху, с отцовской помощью или без нее. Эта глава семейной истории у нас называлась «африканской эскападой», и все знали: чтобы поднять деду настроение, достаточно вспомнить о ней и попросить рассказать о каком-нибудь из тогдашних приключений, например, о том, как они ночевали в лагере берберов-кочевников, или как им пришлось продать обувь, чтобы выручить денег на бензин, или как им предлагали трех женщин в обмен на один из мотоциклов…
Потом дедушка стал работать в фонде — по его словам, в те времена это было «гнездо бесполезных старикашек, едва способных умножить два на два», и фонд тогда чуть не обанкротился. У прадеда с математикой, мягко говоря, было не очень, что в фонде, что на фабрике, которая в конце концов разорилась. Дедушке пришлось нелегко. Прадед крепко сидел в директорском кресле, пустил корни, оброс связями — дедушка еле его оттуда выдернул, чтобы получить возможность спокойно заняться делом. Когда кто-то из взрослых вспоминает эту историю, говорят они непременно вполголоса и поглядывают по сторонам, чтобы никто не услышал: «прошел по головам», «подводные течения», «ни капли жалости», «отец его так и не простил»… Прадед согласился уйти на пенсию (точнее, его оперативно отправили в отставку), и дедушка стал героически спасать фонд. Он его поднял с самого дна, перетряс сверху донизу и превратил в то, о чём мечтал в старину Даниэль Каноседа, — в один из культурных столпов отечества. Фанфары! Овация! «Получи, отец!» Жаль только, что теперь он на том свете, наверное, смеется над тем, как обернулась вся эта история с дедушкой.
Мы сели в маленький автомобиль с прицепом (в прицепе был мотоцикл) и выехали из Барселоны через тоннель Вальвидрера. У меня топографический кретинизм, к тому же в машине я никогда особенно не слежу за дорогой, поэтому я не скажу, где находится тот особняк, куда меня тогда привез дедушка. Помню, что мы съехали с автострады, потом долго ехали по какой-то дороге, проезжали через небольшой городок и наконец остановились у ворот одного дома. Там жил его друг, некто Василий, фамилию которого я даже не выговорю, казахстанский миллионер, который сделал состояние на связях с российскими политиками.
Я не удивился. Дед дружит со всеми, кто имеет какой-то вес в Каталонии. Когда я с ним ходил на какое-нибудь мероприятие или он устраивал праздник дома или в фонде, дедушка всегда представлял меня гостям, широко улыбаясь от уха до уха:
— Сальва, мой внук. Весь в меня растет — готовьтесь!
И я смеялся, довольный тем, что дед так мной гордится, и говорил, что он будто собирает коллекцию фотографий известных и влиятельных людей, а он отвечал, что нет, не собирает. Однажды я его подколол:
— Дедушка, а ты уже всех собрал или еще кого-то не хватает в коллекции?
Он пристально на меня посмотрел и ответил без тени сомнения:
— Всех. У меня полный набор.
Я и раньше ездил с ним в гости к его важным друзьям, и дед, как обычно, меня проинструктировал, как себя вести. Наверное, все дедушки дают внукам такие советы, но только мой возил меня к миллионерам.
— Малой, когда войдем, если тебя что-то удивит, ты не сдерживай себя, удивляйся. Василий будет доволен, он любит пустить пыль в глаза. Уяснил?
— А чему я там должен удивиться? И зачем мы мотоцикл везли с собой?
— Тьфу ты, да затем, что у него собственный автодром! Для картинга, правда, но гигантский — как любят все эти богачи из бывшего СССР.
У ворот была будка с охранником, который спросил наши имена и кому-то позвонил, выясняя, впускать ли нас. Когда ворота открылись, верхняя челюсть с нижней у меня разошлись, как по команде, и сомкнуть их мне удалось нескоро. У этого Василия была настоящая гоночная трасса с целым автопарком, раза в три больше тех автодромов, где дети в день рождения катаются по кружочку за десять минут. И все карты оказались уменьшенными вариантами настоящих крутых машин.
К нам вышел человек в костюме и галстуке. Я сначала подумал, что это и есть дедушкин приятель миллионер, потому что у него были очень светлые волосы и очень бледное лицо, а еще он нарядился, будто на свадьбу. Но это оказался слуга, что-то вроде дворецкого. Он произнес с иностранным акцентом:
— Добро пожаловать. Господин Василий просил передать, что он будет позже, но вы можете начинать без него. Всё подготовлено, и освещение на трассе включено.
— Спасибо, Пепе, — сказал ему дедушка и хитро покосился на меня: — Его зовут вовсе не Пепе, но нам его имя не выговорить. Василий сказал ему, чтобы не осложнял себе жизнь и здесь звался Пепе. А
