Джон Коннолли - Сэмюэл Джонсон и врата ада

В самом начале, примерно тринадцать миллиардов семьсот миллионов лет назад, существовала очень-очень маленькая точка.[1] Эта точка была горячей и невероятно тяжелой, и все, чему только предстояло существовать, было втиснуто в самую крохотную на свете сферу. Эта точка, на которую с неимоверной силой давило все, чему когда-либо предстояло существовать, взорвалась и надлежащим образом рассеяла все, что было и будет, по тому, что теперь является Вселенной. Ученые называют это Большим взрывом, хотя на самом деле никакого взрыва не было, потому что все произошло повсюду и одновременно.

Да, и еще кое-что насчет возраста Вселенной. Некоторые утверждают, что Земле всего десять тысяч лет, люди и динозавры жили примерно в одно и то же время, как в «Парке юрского периода» или в фильме «За миллион лет до нашей эры», а эволюции (изменения наследственных признаков, передающиеся из поколения в поколение) не существует и не существовало никогда. Учитывая имеющиеся доказательства, трудно не прийти к мысли, что эти люди, пожалуй, ошибаются. Многие из них также верят, что Вселенная была создана одним бородатым стариком за семь дней, с перерывами на чай и бутерброды. Может, это и правда, но если Вселенная и вправду была создана именно таким образом, это были о-очень долгие дни, примерно по два миллиарда лет каждый, плюс-минус несколько миллионов лет, и бутербродов ушла целая куча.

В любом случае, давайте вернемся к точке и отметим один важный для нас момент. Строительные кирпичики всего-всего, что мы видим вокруг себя, и еще большего количества вещей, которых мы увидеть не можем, разметало взрывом из крохотной точки, и так возникли планеты и астероиды, киты и волнистые попугайчики, вы, Юлий Цезарь и Элвис Пресли.[2]

Ах да. Еще Зло.

Ведь где-то там присутствовала и всякая пакость — то, что заставляет в целом разумных людей строить козни друг другу. Немножко этой пакости есть в каждом, и самое лучшее, что мы можем, это не допускать, чтобы она слишком часто управляла нашими поступками.

Но точно так же, как приняли определенную форму планеты и астероиды, киты, волнистые попугайчики и люди, в темнейшем из темных мест приняло некий облик Зло. Оно занималось этим, пока Земля остывала, а тектонические плиты перемещались, и когда наконец возникла жизнь, Зло обрело мишень для своего гнева.

До сих пор оно не могло добраться до нас, потому что Вселенная устроена не по вкусу Зла — ну, или так кажется на первый взгляд. Но тварь во тьме была очень терпеливой. Она поддерживала огонь своей ярости и ждала возможности нанести удар…

Тем вечером мистер Абернати открыл дверь, в которую позвонили, и увидел на пороге невысокую фигуру в белой простыне. В простыне были прорезаны две дырки на уровне глаз, чтобы гость мог ходить, ни на кого не натыкаясь, — разумная предосторожность, особенно если учесть, что на нем были еще и очки с толстыми стеклами. Очки сидели на носу поверх ткани, что придавало гостю сходство с близоруким и не очень-то жутким привидением. Из-под края простыни торчали разномастные кроссовки, левый — синий, а правый — красный.

В левой руке гость держал пустое ведро. От правой тянулся поводок. Поводок заканчивался у красного ошейника, а ошейник охватывал шею некрупной таксы. Такса уставилась на мистера Абернати, и мистеру Абернати в этом взгляде почудилась неприятно тревожащая степень самосознания. Не будь он человеком здравомыслящим, мог бы подумать, что перед ним собака, понимающая, что она собака, и не очень-то довольная существующим положением вещей. Равным образом пес явно знал, что мистер Абернати — не собака (в общем и целом собаки воспринимают людей как очень больших собак, обучившихся всяким трюкам типа хождения на двух ногах, и подобные фокусы достаточно быстро перестают производить на собак впечатление). Это навело мистера Абернати на мысль, что перед ним воистину очень умный пес — чертовски умный. Животное явно было не в восторге от него, и мистер Абернати поймал себя на том, что его одновременно и раздражает, и слегка огорчает разочарование таксы.

Мистер Абернати посмотрел на пса, потом на маленькую фигурку гостя, потом снова на пса, словно не был уверен, кто из них заговорит.

— Конфеты или смерть! — в конце концов донеслось из-под простыни.

На лице мистера Абернати отразилось полнейшее недоумение.

— Что-что?

— Конфеты или смерть! — повторил гость.

Мистер Абернати открыл рот и закрыл обратно. Вид у него был словно у рыбы, впавшей в задумчивость. Похоже, он совсем растерялся. Он глянул на наручные часы, проверил, какое сегодня число — неужто он, пока шел отворять дверь, не заметил, как прошло несколько суток?

— Сегодня только двадцать восьмое октября, — сказал мистер Абернати.

— Знаю, — отозвался посетитель. — Я подумал, что неплохо будет опередить остальных.

— Что? — переспросил мистер Абернати.

— Что? — повторил гость.

— Почему ты сказал «что»? — не понял мистер Абернати. — Это я сейчас спросил «что?».

— Я знаю. Почему?

— Почему что?

— Ровно это я и спросил, — произнес гость.

— Ты кто такой? — задал вопрос мистер Абернати. У него заболела голова.

— Я привидение, — объяснил гость. — У-у-у! — добавил он слегка неуверенно.

— Я спрашиваю, не что ты такое, а кто ты такой.

— А! — Гость снял очки и откинул с лица простыню. Под простыней обнаружился бледный мальчик лет одиннадцати, с пушистыми светлыми волосами и ярко-голубыми глазами. — Я Сэмюэл Джонсон из пятьсот первого дома. А это Босвелл, — добавил он и указал на таксу, приподняв ее поводок.

Мистер Абернати, недавно переехавший в этот город, кивнул, как будто услышанное подтвердило все его подозрения. Пес же, уловив свое имя, переместил седалище на крыльцо мистера Абернати и тоже кивнул. Мистер Абернати уставился на него с подозрением.

— У тебя обувь разная, — сказал мистер Абернати Сэмюэлу.

— Знаю. Я не мог решить, какие кроссовки надеть, и надел по одному из каждой пары.

Мистер Абернати приподнял бровь. Он не доверял людям — в особенности детям, — которые не стеснялись демонстрировать признаки индивидуальности.

— Ну так конфеты или смерть? — повторил Сэмюэл.

— Ни то ни другое, — отрезал мистер Абернати.

— Почему?

— Потому что еще не Хеллоуин, вот почему.

— Но я проявил инициативу.

Учитель Сэмюэла, мистер Хьюм, часто говорил о том, как важно проявлять инициативу, хотя всякий раз, как Сэмюэл инициативу проявлял, мистер Хьюм ее, похоже, не одобрял, и это сильно озадачивало мальчика.

— Вовсе нет, — возразил мистер Абернати. — Ты просто пришел чересчур рано. Это не одно и то же.

— Ну пожалуйста, хоть шоколадку!

— Нет.

— Что, даже яблока не дадите?

— Нет.

— Я могу прийти завтра, если это поможет.

— Нет! Убирайся!

И с этими словами мистер Абернати захлопнул входную дверь, оставив Сэмюэла с Босвеллом смотреть на потрескавшуюся краску. Сэмюэл набросил простыню, снова став привидением, и вернул очки на место. Он посмотрел на Босвелла. Босвелл посмотрел на него. Сэмюэл печально качнул пустым ведром.

— Я думал, людям понравится, если пугать их пораньше, — сообщил он Босвеллу.

Босвелл в ответ вздохнул, словно отвечая: «А я тебе что говорил?»

Сэмюэл в последний раз с надеждой взглянул на дверь мистера Абернати — а вдруг тот передумает и вынесет что-нибудь, ну хоть один-единственный орешек? — но та была бесповоротно закрыта. Чета Абернати поселилась на этой улице не так давно, но их дом был самым большим и самым старым в городе. Сэмюэл надеялся, что Абернати нарядят свое жилище к Хеллоуину или, может, превратят его в дом с привидениями, но после приема, оказанного мистером Абернати, мальчик решил, что это вряд ли. У жены мистера Абернати всегда был такой вид, словно она только что откусила от кислющего лимона и ищет, в кого бы тайком плюнуть. Нет, решил Сэмюэл, дом Абернати не будет играть особой роли в праздновании нынешнего Хеллоуина.

Как показали дальнейшие события, Сэмюэл серьезно ошибся.

Мистер Абернати молча и неподвижно стоял у двери. Он смотрел в глазок, пока не убедился, что мальчик с собакой ушли, потом запер дверь и повернулся. На лестничных перилах за ним висел черный балахон с капюшоном: такой балахон вполне мог бы надеть скверный монах и пойти пугать людей, чтобы те хорошо себя вели. Мистер Абернати натянул балахон и спустился в подвал. Если бы Сэмюэл увидел мистера Абернати в этом одеянии, он бы пересмотрел свое мнение насчет того, желает ли мистер Абернати проникнуться духом Хеллоуина.