Йон Колфер - Парадокс времени

Особняк Фаулов, Дублин, Ирландия

В часе езды к северу от Дублина раскинулось поместье Фаулов. Границы его за последние пятьсот лет особых изменений не претерпели.

Со стороны шоссе особняк, скрытый вековыми дубами и прямоугольником высоких каменных стен, не просматривается совершенно. На столбах сверхпрочных стальных ворот размещены камеры видеонаблюдения. Тот, кому позволят пройти через этот портал, снабженный автономным электропитанием, окажется на посыпанной мелким гравием дорожке, плавно огибающей некогда ухоженную лужайку, ныне превратившуюся в дикие заросли.

По мере приближения к особняку деревья теснятся все ближе друг к другу: высоченные дубы и конские каштаны вперемежку с более изящными ясенями и ивами. Расчищенная дорожка и фонари, парящие в воздухе, на первый взгляд, без всякой опоры, — вот и все признаки заботы о парке.

На протяжении веков родовое поместье Фаулов не раз становилось ареной захватывающих приключений. В последние годы приключений эти приобрели несколько волшебный оттенок, но почти никто из Фаулов об этом не подозревал. Так, большинство домочадцев понятия не имели, что главный холл однажды был превращен в руины, когда волшебный народец послал тролля, чтобы тот уничтожил Артемиса, старшего сына в семье и гениального преступника. На тот момент этому юноше исполнилось всего двенадцать лет. Однако в последнее время ничего противозаконного в особняке не происходило. Никакой спецназ Нижних Уровней не штурмовал крепостные стены; в подвале не сидела заложница-эльфийка, офицер Подземной полиции; нигде не мелькал настраивающий подслушивающие приборы или тепловые сканеры кентавр. Артемис заключил с волшебным народцем мир и подружился со многими его представителями.

Криминальная деятельность приносила Артемису огромную прибыль, но обходилась ему еще дороже. Люди, которых он любил, теряли рассудок, страдали. Порой их даже похищали. Последние три года, пока он сражался с демонами на Гибрасе, родители считали его погибшим. Вернувшись, потрясенный Фаул обнаружил, что мир, несмотря на его отсутствие, продолжал вращаться, а сам он обзавелся братьями-близнецами двух лет от роду — Беккетом и Майлзом.

Удобно устроившись в бордовом кожаном кресле, Артемис воззрился на Беккета и Майлза. Маму свалил грипп, папа находился в ее комнате вместе с врачом, поэтому карапузов развлекал старший брат. А что может быть веселее урока!

Сегодня Артемис решил одеться попроще: небесно-голубая шелковая рубашка, светло-серые шерстяные брюки и мокасины от Гуччи. Он зачесал темные волосы назад и постарался придать лицу жизнерадостное выражение, что, как он слышал, очень нравится детям.

— Артемис хочет пи-пи? — Беккет восседал на тунисском ковре в одной перепачканной травой футболке, которую натянул на колени.

— Нет, — бодро отозвался старший брат. — Просто пытаюсь выглядеть веселым. Разве тебе не положено носить памперс?

— Памперс! — презрительно фыркнул Майлз.

Он еще в четырнадцать месяцев научился обходиться без подгузников, забираясь на сиденье унитаза при помощи лестницы, сложенной из томов энциклопедии.

— Памперс — не! — Беккет надул губы и прихлопнул застрявшую во влажных светлых кудрях еще жужжащую муху. — Беккет ненавидит памперс.

Артемис недоверчиво прищурил глаз. Сомнительно, чтобы няня забыла надеть на братца подгузник, а потому следовало бы задуматься, где сей предмет находится в данный момент.

— Хорошо, Беккет, — продолжил он. — Отложим вопрос о памперсах на потом и займемся сегодняшним уроком.

— На потом — это шоколадки, — заметил Беккет и растопырил пальцы, словно пытаясь дотянуться до воображаемых сладостей.

— Да, конечно. На потом иногда бывают шоколадки.

— И «эспрессо», — добавил Беккет, чьи вкусы по части еды отличались своеобразием: он обожал «эспрессо» в пакетиках и патоку. Желательно, в одной емкости.

Однажды ему удалось сделать несколько глотков этой гремучей смеси, прежде чем у него отобрали чашку. Юный гурман не спал двадцать восемь часов.

— Артемис, давай учить новые слова. — Майлзу не терпелось поскорее вернуться к оставшейся в спальне колбе с плесенью. — У меня сперимент с Профессором Приматом.

Плюшевая обезьяна по имени Профессор Примат являлась непременным участником лабораторных опытов Майлза. Большую часть времени мягкая игрушка проводила в химическом стакане из боросиликатного стекла на спериментальном столе, а Артемис перепрограммировал ее голосовой аппарат так, чтобы она отзывалась на голос братишки двенадцатью фразами, включая «Оно живое! Оно живое!» и «Этот день войдет в историю, профессор Майлз».

— Скоро ты сможешь вернуться в свою лабораторию, — пообещал Артемис. Майлз был сделан из того же теста, что и старший брат — прирожденный исследователь. — Итак, ребята, сегодня мы займемся ресторанными терминами.

— Слизняки — они как червяки, — заявил Беккет, не склонный зацикливаться на одной теме.

Артемис не сразу понял, что малыш имел в виду. Никаких червяков в меню, конечно, оказаться не могло — другое дело, улитки.

— Забудь о червяках.

— Забыть о червяках?! — с ужасом переспросил Беккет.

— На время, — успокоил его наставник. — Как только закончим новую игру, можешь думать, о чем угодно. А если будете вести себя хорошо, я отведу вас к лошадкам.

До сих пор единственным видом спорта, удостоившимся благосклонности Артемиса, оставалась верховая езда. Что естественно, ведь основную работу выполняла лошадь.

Беккет указал на себя.

— Беккет, — объявил он с гордостью. Червяки уже превратились в далекое воспоминание.

— Простак, — вздохнул Майлз.

Старший Фаул уже начинал потихоньку жалеть о выбранной им теме урока, однако, раз начав, был решительно настроен продвигаться вперед.

— Майлз, не называй своего брата простаком.

— Не бойся, Артемис. Ему нравится. Беккет, ты простак?

— Беккет — простак, — с готовностью подтвердил малыш.

Артемис потер руки.

— Хорошо, братья мои. Продолжим. Представьте, что вы сидите за столиком в кафе на Монмартре…

— В Париже, — добавил Майлз, самодовольно поправляя позаимствованный у отца широкий галстук.

— Да, в Париже. И несмотря на все ваши усилия, внимание официанта вам привлечь не удается. Ваши действия?

Близнецы тупо уставились на него. Артемис прикинул, не слишком ли сложную тему он выбрал для урока, и тут же с несказанным облегчением и легкой долей удивления заметил искорку понимания, мелькнувшую в глазах Беккета.

— Гм… сказать Дворецки надавать ему по голове?

Майлз тоже выглядел приятно удивленным.

— Простак прав.

— Нет! — воскликнул Артемис. — Вы просто поднимаете один палец и отчетливо произносите: «Ici, garcon».[1]

— Ищи чего?

— Что? Нет, Беккет, не «ищи». — Артемис вздохнул.

Невозможно. Просто невозможно. А ведь ему вскоре предстояло объяснить близнецам, что такое флэш-карта, и научить их работать модифицированной лазерной указкой, при помощи которой можно либо выделить слово, либо прожечь несколько стальных пластин — в зависимости от настройки…

— Попробуем вместе. Поднимите один палец и скажите: «Ici, garcon». Все вместе…

Малыши с готовностью выполнили просьбу. Все, что угодно, лишь бы доставить удовольствие чокнутому братцу.

— Ici, garcon, — произнесли они хором, подняв пухленькие пальчики.

А затем Майлз прошептал, едва шевеля губами, на ухо Беккету:

— Артемис — простак.

Старший брат поднял руки.

— Сдаюсь. Вы победили, с уроками покончено. Может, порисуем?

— Превосходно! — воскликнул Майлз. — Я нарисую свою колбу.

— А мне не будет уроков? — с подозрением поинтересовался Беккет.

— Нет, не будет. — Артемис в приливе нежности взъерошил волосы младшего брата и тут же пожалел об этом. — Никаких.

— Хорошо. Теперь Беккет доволен. Смотри. — Малыш показал на себя, особо подчеркнув широкую улыбку на чумазом личике.

Войдя в комнату, отец узрел всех троих растянувшимися на полу и перемазавшимися по локти в плакатной краске. После длительного дежурства в качестве сиделки Фаул-старший выглядел несколько утомленным, однако оставался как обычно сильным и подтянутым. Несмотря на искусственную ногу, он двигался так, будто всю жизнь занимался спортом. Биомеханический протез состоял из наращенного обрубка кости, титановых стержней и имплантированных датчиков, реагирующих на сигналы спинного мозга. Иногда, в конце трудного дня, Фаул-старший прикладывал к ноге разогретый в микроволновке мешочек со специальным гелем, чтобы снять напряжение, но в целом вел себя так, словно новая конечность являлась естественной частью организма.