— Дальше: Ехидна — «есть потенциал».
— Речь идет о потенциале, поскольку та самая Ехидна, упоминающаяся в греческой мифологии, породила трех наиболее опасных монстров из всех, которых изучает монстроведение: Сфинкса, Цербера и Химеру, а также Лернейскую гидру, Немейского льва, Кроммионскую свинью, двуглавого пса Орфа, орла Зевса, который клевал печень у Прометея, и других чудовищ. — Пока Фреди с невозмутимым видом перечислял чудовищ, лица его друзей страдальчески вытянулись: запомнить список, видимо, было никому не под силу. — Но Ехидна — также синоним хитрости. Хитрость часто используется в учебе, но в большинстве случаев она приносит больше вреда, чем пользы, в процессе овладения знаниями, поэтому Ехидна не может быть достаточно высокой оценкой.
— Ага, — выдавил из себя Костя, помутневшим взглядом пялясь на Фреди: монстры, порожденные Ехидной, судя по выражению его лица, произвели на него неизгладимое впечатление. — Ладно… Что там дальше? А, ну да… Оборотень — «с переменным успехом».
— Так как оборотень — это периодически человек, а периодически животное, имеющее довольно низкий уровень интеллекта либо вовсе не обладающее интеллектом, то определение «с переменным успехом» — абсолютно верное, — не задумавшись ни на секунду, ответил Фреди, словно читая по писанному.
Костя, а вместе с ним Мишка, Белка и Анжела с Кристиной взирали на Фреди с немым уважением.
— Так и есть, — протянул Берти, с ухмылкой окинув лица ребят. — Этот потрясающий тип может объяснить буквально все. Нет такого вопроса, на который он не дал бы вам ответ. Одно слово — гений!
Все заулыбались, и только Белка, нахмурившись, покосилась на Берти, по опыту улавливая в словах брата иронию.
— Иногда, Берти, с тобой проще согласиться, чем возмущаться твоим остротам, — на удивление миролюбиво сказал Фреди.
Его брат рассмеялся и, подняв вверх большой палец, сообщил:
— Достойный ответ. Я начинаю сомневаться, что с тобой можно состязаться в чувстве юмора.
Мила невольно улыбнулась, разглядывая на одной из иллюстраций «Бестиария» изображение Медузы Горгоны. В облике горгоны не было ничего смешного, просто ответ Фреди ей тоже показался достойным. Главное — остроумным.
— Дальше у нас Минотавр, — продолжал тем временем Костя, — «невразумительно».
— Во-первых, это был человек-бык, опять-таки, обращаясь к греческой мифологии, — мгновенно вернулся к теме Фреди. — Мычание всегда выглядит невразумительно…
— А во-вторых, — вставил Берти, — он плохо кончил. Некий афинский герой по имени Тесей отправил в мир иной бедолагу в его же родном лабиринте, буквально, можно сказать, в отчем доме… Да молчу я! Молчу!
Фреди критически нахмурился, но больше для вида, поскольку злиться на Берти по-настоящему уже не мог.
— И самая низкая оценка — Йети, — сообщил Костя, после чего сделал паузу, словно не был уверен, что ему не мерещится написанное на пергаменте, и все-таки неуверенным голосом произнес: — «Ошибка эволюции».
— Есть версия, что йети — это существо, вовсе не обладающее интеллектом, — ответил Фреди. — Исследователи-волшебники, изучавшие йети много десятилетий подряд, выяснили, что это отшельник, не обладающий ни способностями вербального общения, ни коммуникабельностью как таковой…
— А потому решили, что эволюция в его случае отдыхает, — не удержался Берти, вставив очередной комментарий.
Но в этот раз Фреди даже не стал бросать на брата хмурые взгляды.
— Да, примерно такие выводы и были сделаны, — невозмутимо подытожил он.
— Что-то у меня не получается разгадать скрытое в оценках слово, — нахмурился Мишка Мокронос. — Хоть с конца в начало, хоть с начала в конец — все равно чушь какая-то выходит.
— Задача усложняется, — спокойно прокомментировал Фреди. — Это анаграмма. Попробуйте сами сложить слово.
Последовало оживленное обсуждение возможных вариантов.
— СЕДЬМОЙ.
— А где мягкий знак?
— Выбросили. Кому он нужен?
— СОЙДЁМ…
— Там «е», а не «ё», и вообще… ты куда сходить собираешься?
— Не сходить, а сойти!
— С ума мы все можем сойти от этой абракадабры!
— Ты это слово лучше лишний раз не произноси, а то всякое бывает…
Это подал голос Яшка Берман, который, видимо, до сих пор не мог забыть, как на первом курсе, сказав «Абракадабра», превратил шишку в фейерверк.
— ДЕЙМОС, — огласил свой вариант Ромка. — Слово знакомое. Это название какое-то, что ли?
— Название одного из спутников планеты Марс, — подтвердил Фреди. — А еще в греческой мифологии так звали сына бога войны Ареса и богини любви — Афродиты. С твоими способностями быть таким невнимательным к элементарным знаниям, как минимум, неуважение к самому себе. — Фреди кинул быстрый неодобрительный взгляд на внезапно стушевавшегося Ромку и продолжил как ни в чем не бывало: — Но ты угадал. Зашифровано в оценках именно это слово. С древнегреческого Деймос переводится как «ужас».
— При чем здесь ужас? — удивился Мишка.
— При том, что первым, кто драпанет, закричав от ужаса, при виде какого-нибудь монстра, будешь ты, Мишка, — заявил Ромка с ехидной ухмылкой.
Все в гостиной засмеялись. Даже Мокронос улыбнулся:
— Конечно, драпану, — согласился он. — Не сражаться же мне с ними, с монстрами этими!? — И почти любовно протянул: — Для этого, Лапшин, у нас ты есть.
В гостиной засмеялись еще громче, а когда смех затих, Фреди сказал:
— Совершенно верно. Принцип простейший: монстры всегда нагоняли на людей ужас. А система оценок в этом году посвящена новому предмету, который до сих пор в Думгроте в виде самостоятельной дисциплины не преподавали, — монстроведению.
— Ну да, — вдруг задумчиво изрек помалкивавший до этого Тимур, как заметила Мила, изучавший такой же том «Бестиария», как и у нее, — такое ощущение, что монстроведение ввели специально для профессора Буффонади. До приезда итальянца в Троллинбург мы как-то обходились и без монстроведения.
— Ну и что? — пожал плечами Ромка.
— Да странный он какой-то, Буффонади этот, — сказал Тимур, скривив рот. — И племянничек его, Бледо, тоже паренек со странностями. Просто… не понимаю, почему Думгрот такое гостеприимство редкостное проявил? Новую должность не для каждого приезжего иностранца вводят.
— Н-да, странно, — согласился Берти.
— У него еще выступление будет в Театре Привидений, — сказала Мила, подняв глаза от иллюстрации, где был изображен Соловей-разбойник — лесное чудище, пугающее случайных путников.
Все взоры обратились к ней. Мила в ответ смущенно пожала плечами:
— Я слышала разговор Акулины, то есть… профессора Вариводы с госпожой Мамми. Буффонади… он как бы иллюзионист.
— Как Лучезарный наш, что ли? — нахмурившись, озадаченно произнес Ромка.
— Нет, — покачала головой Мила. — Лучезарный меняет облики, его иллюзии касаются только его собственной внешности, а Буффонади, он…
Мила запнулась, пытаясь объяснить словами то, что она поняла из разговора Акулины и госпожи Мамми о Массимо Буффонади.
Все в гостиной нетерпеливо ждали ее объяснений.
— Словом, есть волшебники с каким-то особым даром — вот как способность перевоплощаться у Лучезарного или…
— Или способность к ясновидению, — сказала вдруг Белка, заставив Милу испуганно вытаращить на нее глаза (все-таки о ее способностях, кроме Белки, Ромки и Альбины, в Львином зеве никто не знал, и Милу это вполне устраивало). Ромка тут же ткнул Белку в бок книгой, которую держал в руках. Белка ойкнула и под красноречивым взглядом Ромки неубедительно промямлила: — Как у… Славянина.
Мила поспешно продолжила:
— Так вот, у Буффонади тоже есть такой особый магический талант — создавать наваждения.
— Наваждения? — испуганно переспросила Анжела.
— Ну… как я поняла… он умеет создавать чудовищ и монстров, — наконец сказала Мила, — но не настоящих, они — иллюзии, но выглядят при этом совсем как настоящие.
— Ничего себе талантик, — хмыкнул Берти.
— Вот и я говорю, — согласился Тимур, — интересные гости пожаловали в Троллинбург.
* * *
Вечером Ромка неожиданно напомнил Миле о том, что у нее уже напрочь успело вылететь из головы.
— Так как ты относишься к тому, чтобы спросить у Илария насчет пятого спасенного? Ты не ответила.
Мила пожала плечами:
— Ну, в общем-то, спросить можно. Если он сам два года назад заговорил с нами об этом, значит, эта тема для него не табу.
— Ой, не знаю, — сказала Белка. — С тех пор много времени прошло. Может быть, у Илария изменилось отношение к этому и он уже не горит желанием все это обсуждать.
— Так давайте проверим! — решительно предложил Ромка. — Чего гадать?
Белка с Милой только послушно поплелись за ним: если Ромка вбил себе что-то в голову — пытаться отговорить его бесполезно.
