Ознакомительная версия.
Дело в том, что эти вот беглые зарисовки, это наблюдение со стороны за ребячьей жизнью заменяло художнику Волынову непосредственное общение с детьми (которое, казалось бы, так необходимо тому, кто работает над иллюстрациями для детских книжек). Тесных знакомств с мальчишками и девчонками он не заводил, «внедряться» в компании ребят не умел. Стеснялся. Это осталось, видимо, от детства, когда Валя Волынов был «неконтактным» мальчиком из художественной школы и знал только одного друга — Сашку. Конечно, приходилось в ту пору и в футбол гонять, и на озеро бегать, и даже дрался он пару раз (оба раза неудачно). Однако в той шумной жизни он все-таки чувствовал себя гостем. Вот и сейчас — взрослый уже человек, достигший, несмотря на молодость, кое-каких успехов, — он по-прежнему робел, сталкиваясь лицом к лицу с неугомонным ребячьим миром. С его раскованностью, веселостью и неожиданной прямотой вопросов.
Он до сих пор ощущал себя робким мальчиком, который стоит в стороне и с завистью смотрит на беззаботных и смелых сверстников, занятых увлекательной игрой, а попроситься в компанию не смеет: вдруг не возьмут, да еще и посмеются…
Изредка приглашали его выступать в школы и летние лагеря, но это были «официальные мероприятия», там ни о каких контактах и помыслить было нельзя.
А вот в то июньское утро Валентину повезло впервые в жизни. Он оказался на берегу Васильевского озера, неподалеку от пляжа. Здесь бултыхались в воде несколько шумных пацанят. Валентин едва нацелил карандаш, как на травянистый пологий берег с разгона вылетел большой катамаран с пестрым индейским парусом. Полдюжины загорелых мальчишек соскочили с палубы и начали что-то осматривать, поправлять, подтягивать.
Валентин чутко уловил необычность в их отношениях друг с другом. Не было привычной колючести, этих неизменных (хотя и полушутливых, но с привкусом агрессивности) реплик: «Ну-к, блин, шевелись шибче», «Куда тянешь, козел», «Парни, дайте ему по кумполу, чтоб проснулся»… Если кто-то смеялся, то не над другим, а словно делился этим смехом с остальными. И даже самый маленький — круглолицый пацаненок лет восьми — вел себя среди них как равный…
Они стали снимать парус. Наверно, для ремонта. Валентин подошел и сказал с напускной небрежностью:
— Привет, мореходы. Не возражаете, если я вас малость порисую? Работа такая…
Была среди них и девчонка. Бойкая, лохматая (потом оказалось — Галка по прозвищу Мушкетерша). Она посмотрела на альбом Валентина и отозвалась чуть кокетливо:
— Пожалуйста… Если только позировать не надо…
— Не надо…
Он сел неподалеку на валун, зачиркал карандашом, набрасывая гибкие фигурки юных матросов, растянутый на траве парус и вытащенный на берег катамаран. Но рука работала машинально, а сам он все сильнее прислушивался, все внимательнее приглядывался к необычной команде.
Где-то через полчаса примчалась к берегу моторка. Выскочил на берег рослый дядька со светлыми кудрями и выпуклым животиком под тельняшкой. Поговорил с ребятами, хохотнул над чем-то, подошел к напрягшемуся Валентину. Добродушно и без церемоний спросил:
— Можно глянуть, что нарисовали?
Валентин со вздохом отдал альбом. Дядька в тельняшке взглянул на верхний рисунок, потом полистал. Уже по-иному, внимательно посмотрел на Валентина — очень синими, с солнечными точками глазами.
— О, да вы профессионал…
Валентин неловко развел руками: куда, мол, деваться-то… Собеседник протянул большую ладонь:
— Игорь Тарасов. Адмирал этой пиратской команды.
— Волынов. Валентин…
Пушистые брови Тарасова сошлись и разъехались.
— Простите… Тот самый?
— М-м… в каком смысле?
— Впрочем, что спрашивать. Авторский почерк, как говорится, налицо…
— Черт подери, неужели у меня и правда какая-то известность? — искренне удивился Валентин.
— Рад познакомиться, — решительно заявил Игорь Тарасов. — И в этом знакомстве, кроме удовольствия, есть для меня и кое-какая корысть. Позволите изложить?
— Валяйте, — улыбнулся Валентин, поддаваясь напористой веселости Тарасова.
Оказалось, что Игорь Тарасов руководит ребячьим клубом «Репейник». Вообще-то он, Игорь, работает в газете «Шаги науки», но газетка маленькая, выходит раз в две недели, работа не бей лежачего, и главное время Тарасов отдает «вот этим обормотам». Занимаются они многими делами. В прошлом году отправлялись в долгие походы на велосипедах, в этом начали осваивать морскую науку. А еще у них есть кинокамера «Квадрат», и они затеяли съемку мультфильма на тему нынешней школьной жизни и существующих в ней порядков. И вот если бы Валентин… «Простите, как отчество?.. Ну и хорошо, что без него…» Вот если бы Валентин заглянул к ним и глазом профессионала глянул на придуманных и нарисованных ребятами персонажей… Раз уж его, Валентина, и «репейчат» свела здесь судьба…
Валентин был благодарен судьбе.
В «Репейнике» он обрел наконец тот ребячий круг, о котором с детства мечтал. Здесь он перестал ощущать дурацкую скованность, которой мучился раньше, когда сталкивался с живыми, не нарисованными ребятами. Мало того. Здесь они были такими, каких он очень хотел встретить в свои ребячьи годы и не встретил: дружные, доверчивые, смелые, не дающие друзей в обиду… Через неделю он стал своим среди своих. С Алькой Замятиным и Сережкой Демидовым (художником от Бога!) он рисовал героев мультфильма «Привет, родная школа!», расписывал с ребятами стены клубной кают-компании, таскал на плечах малышей и пел вместе со всеми под гитару песни юного поэта и музыканта Бориски Фогеля…
Мультфильм увлек его так, что этим делом он решил заняться всерьез и попросил Сашку сконструировать домашний станок для мультсъемки (как художник, Валентин работал для местной студии и раньше, но в технике съемки ничего не понимал). Он решил попробовать себя в конкурсе мультипликаторов-любителей (и попробовал потом, и победил)…
«Репейнику» жилось нелегко. Дамы из местного нарпросвета терпеть не могли «тарасовскую банду» за независимый нрав, местное начальство старалось выжить ребят из арендованного полуподвала. Игоря то и дело таскали на всякие разборы и комиссии. Но «репейчата» не унывали.
Валентин с чисто мальчишечьей безоглядностью окунулся в ребячью жизнь. Это было время расцвета «Репейника». Какие там люди собрались! Не просто клуб, а спаянная команда. Особенно Алька Замятин, Бориска Фогель, Сережка Демидов по прозвищу Винтик. И Галка Мушкетерша… А всего — двадцать пацанов и девчонок, живущих как одна семья… С Игорем Валентин тоже сошелся довольно коротко, хотя в Тарасове иногда и проскальзывала ревность: очень уж «репейчата» «прилипали» к Валентину. Впрочем, ревность была без обиды. Тем более, что ни на какое командирство Валентин не претендовал. Ему хорошо было быть мальчишкой среди мальчишек…
И теперь все это — псу под хвост? На свалку? За что?
Так в барахтанье бесполезных мыслей провел Валентин больше суток. А вечером вдруг позвонил Артур Косиков. Сказал будто давнему приятелю:
— Слышь, я к тебе заскочу сейчас. Кой-чего уточним…
Пришел и был не похож на вчерашнего официального Артура Львовича. Сразу взял быка за рога:
— Я знаю, ты все в затылке скребешь. Но ты подумай, чудак человек, тебя же не в доносчики зовут. Не просят стучать, если кто где анекдот трепанул или продовольственное снабжение ругает. Да и все равно ты не стал бы это делать… А вот характеристику настроений в кругу поклонников всяческих муз — общую, даже без имен! Или, скажем, составить отзыв на какой-нибудь попавший к нам изобразительный материал, проанализировать документы! Здесь интеллигентный и независимый ум нужен!.. В конце концов, мужик ты или нет?
— То есть?
— Ну, тяжелое это дело, неприятное, я понимаю, — проникновенно заговорил Артур, глядя на Валентина из-за съехавших очков. — Но оно же необходимое. Государство без Ведомства не может, а Ведомство без информации — ноль. А где ее брать — объективную, честную информацию? Только так… Ну, черная работа, да, но разве по-мужски это — бежать от черной работы? Кто-то должен…
«Психолог…» — с унылой злостью подумал Валентин.
Артур же сказал буднично, словно между прочим:
— Хлопот у тебя прибавится лишь самую малость. Зато, с другой стороны… глядишь, зря дергать не станут.
— Ты чего имеешь в виду?
Артур ухмыльнулся:
— Знаешь, сколько «писателей» про тебя сочинения в разные места шлют?
— И вам в том числе?
— Спрашиваешь!.. Знаешь хоть, что тебе клеят?
— Догадываюсь, — сказал он сквозь зубы.
— Может, и не догадываешься. Мистицизм и чуждые идеи в искусстве книжной графики, это само собой. А еще и растление наших славных деток, причем не только идеологическое… Связался, мол, с пацанами из ребячьего клуба, ошивается там каждый день, а зачем? Добро бы деньги получал, как педагог-руководитель, а то ведь… С чего бы это?
Ознакомительная версия.