Проулок вывел его на крохотную площадь. Хадамаха остановился, просто всем телом ощущая – не зря он сюда пришел! Тысяцкий хоть и учил не обвинять никого, пока не найдено достаточно доказательств, но если подозрительное объявление на рынке приводит тебя прямиком к лавке хитрых чукчей, начинаешь чувствовать, что ты на верном пути! Половину маленькой площади занимал обычный у чукчей валкаран – «дом из челюстей кита» – на каркасе из громадных китовых костей, крытых землей да дерном. Хадамаха только покачал головой, представляя, чего стоило довезти эти кости с берегов Великого океана сюда, в таежный Сюр-гуд. За валкараном тянулся частокол из плотно пригнанных бревен, за которым возилась какая-то живность. У входа стояли две женщины в чукотских меховых комбинезонах – то ли жена и дочь, то ли две жены, старшая и младшая, хозяина лавки. Их лбы и носы расчерчивали полосы татуировки, а непроницаемые, как речная вода, глаза неотрывно следили за Хадамахой.
Напротив, на другой стороне площади, возвышался такой же валкаран. И еще один глухой частокол поднимался позади него, краем смыкаясь с забором соседей. Даже не спрашивая, Хадамаха совершенно точно знал, чье это жилище – всегда и во всех городах Сивир-земли напротив чукчей располагалось жилище гекчей. Хотя оба народа терпеть друг друга не могли, но всегда селились рядом, словно боялись упустить извечного противника из виду. Говорят, когда-то они принадлежали к одному корню. У чукчей и гекчей сохранилось древнее, еще до Кайгаловых войн, писание шамана Гай-дарб о том, как два брата-первопредка – Чук и Гек – в поисках отца совершили невероятное путешествие через всю среднюю Сивир-землю, и о неслыханных трудностях и бедствиях, перенесенных ими в ожидании отцовского возвращения из долгого похода. Правда, заканчивалось предание у каждого народа по-разному. Гекчи утверждали, что подлый Чук убил благородного брата Гека копьем в спину, желая единолично владеть привезенными отцом сокровищами. Чукчи же клялись, что все было наоборот – гнусный Гек всадил в доблестного Чука стрелу из-за угла! Но с тех самых пор нет мира между потомками двух братьев, а для всего остального Сивира возникла немалая проблема – как не перепутать эти два и по внешнему виду, и по обычаям, и по одежке похожие народы. Потому как, случайно назвав незнакомого гекчу чукчей, можно было получить и копье в спину, и стрелу из-за угла, и нож в горло! Ведь кроме хитрости и изворотливости в делах что чукчи, что гекчи отличались изрядной мстительностью и воинственностью.
Под обжигающими взглядами татуированных красоток невольно хотелось стать меньше. Втянув голову и сильно ссутулив плечи, Хадамаха нырнул в проход валкарана и по длинной низкой галерее выбрался в небольшую круглую комнату. Невысокий чукча в плотной кухлянке из кишок моржа помешивал в котелке. При этом от всей его фигуры веяло тоской, словно не над котлом он склонился, а над гробом с покойником, а опускание ложки в варево было самым горестным делом его жизни. Хадамаха неловко откашлялся. Чукча медленно поднял стриженную в кружок голову. От вытатуированных в уголках рта колечек казалось, что он улыбается, но маленькие узкие глазки были полны таким отчаянием, что всякая мысль о веселье отпала моментально.
– Что делаешь здеся, стражника? – неприветливо осведомился чукча.
– Стою вот! – цепляя на лицо самую дурацкую из своих ухмылок, развел руками Хадамаха.
Каковы бы ни были горести хозяина дома, на Хадамаху он поглядел так, будто нашел наконец их главного виновника:
– Вижу, что не сидишь…
– А можно сесть, да? Ты ж не приглашаешь, – наивно обрадовался Хадамаха и немедленно плюхнулся задом на берестяной сундук. Сундук заскрипел под его тяжестью.
– Не приглашаю, однако, – обеспокоенно глядя на сундук, согласился чукча. – Спрашиваю, зачем пришла, стражника? Обратно иди. Нечего тебе делать у бедного честного чукчи! – и погладил рукоять ножа на поясе.
Хадамаха отметил, что нож у бедного чукчи совсем не из дешевых – настоящая южная сталь, заточенная в толщину волоска.
– А не стражник я вовсе! – снова расплываясь в радостной улыбке, сообщил Хадамаха, словно в подтверждение своих слов похлопывая себя по груди стражницкой куртки с гербом.
Выражение лица чукчи стало даже не похоронным, а вовсе как у покойника, помершего от глубокой и непреодолимой печали над несовершенством Среднего мира и кромешной глупостью его обитателей. Простодушно глядящий на него Хадамаха почувствовал, что надо дать какие-то разъяснения.
– Игрок я! В каменный мяч играю, за команду городской стражи! Это я самого Содани завалил! – тон Хадамахи был полон совершенно детского хвастовства. – Да ты не видел, наверное… – с сочувственным презрением к человеку, не попавшему на тот знаменательный матч, протянул он.
– Как не видел – видел я все! – немедленно вскинулся обиженный чукча. – Да чукча, если хочешь знать, в самом первом ряду сидел! – Тут он сообразил, что имеет дело с игроком, отлично знающим, что два первых ряда предназначаются исключительно для жриц, и неохотно исправился. – Ну ладно, в третьем!
«Даже если в пятом – места там как половина оленя стоят!» – мысленно сказал Хадамаха.
– Видел все отлично! И тебя видел. Только не думал, что ты мальчишка совсем, больно уж здоровый! – в тоскливых глазах чукчи впервые мелькнула искорка интереса. – В следующий раз тоже Содани выбьешь? – осведомился он, вытаскивая из-под груды шкур свиток писчей бересты и торопливо царапая в нем палочкой для письма.
Хадамаха моментально вспомнил, как дядя говорил, что все ставки на игру в каменный мяч держат именно чукчи. Кроме тех, конечно, которые держат гекчи. И еще одной, самой большой доли, принадлежащей Храму.
– А выбью! – все тем же хвастливым детским тоном вскричал Хадамаха. – Что мне тот Содани – вы его-то видели? А на меня поглядите! – и он демонстративно напружинил руки. Чукча неопределенно покачал головой, косясь то на раздувшиеся до толщины старого древесного ствола мускулы Хадамахи, то на его радостную физиономию три раза стукнутого головой об лавку младенца. – Под площадку закатаю! Только мне бы оленя! – опуская руки, неожиданно жалобно закончил Хадамаха.
Чукча медленно поднял на него глаза от своих записей.
– Сверху потоптаться?
– На ком? – приоткрыв рот, уставился на чукчу Хадамаха.
– На Содани! – рявкнул чукча, кажется, полностью уверившийся, что Хадамахи не стоит опасаться. – Зачем тебе олень, мальчик-стражник?
– Так ездить же! – глядя на чукчу как на полного дурня, возмутился Хадамаха. – Не на плечах же носить! А у вас береста на рынке висит – олени дешевые!
Чукча снова погрустнел:
– Нету оленей, парень, вот как есть – нету! – и он развел руками, бросив невольный горестный взгляд на котелок. – А береста та давно, еще до того, как мэнквы пришли, висит. Планы у чукчи большие были, разбогатеть чукча решил – в разных городах оленьи лавки открыть, там оленями торговать, здесь оленями торговать, хорошими оленями, самыми дешевыми оленями на Сивире. Только разве ж есть удача на Средней земле для бедного чукчи? Город закрыли, не ушли… ай-ой, не пришли олени, убытки, одни убытки, а сколько ж они жрут, те олени, сколько ж они жрут… Ай-ой, мэнквы оленей жрут, мэнквы, потому и не идут олени, нечем торговать бедному чукче, совсем нечем… – Ухватив себя за голову, чукча принялся раскачиваться совсем как недавно потерявший своего белого порша Ягун-ыки.
В голове у Хадамахи как метель взвихрилась. Оленьи лавки по всему Сивиру… Город закрыли, и олени не пришли… Или чукча все-таки сказал – не ушли? Тысяцкий говорил – непонятно, на что и воровать тех оленей, ведь в Сюр-гуде их продать невозможно! Разве что на мясо – Хадамаха бросил быстрый взгляд на котелок. А если не в Сюр-гуде? Если в другом городе? Но все равно – остаются еще несмываемые номерные знаки под хвостом, по которым краденого оленя можно отыскать хоть на краю Сивира! Дело явно не сходилось, но где-то в желудке все равно тихо ворчал радостный охотничий азарт, подсказывая Хадамахе, что добыча близко, совсем близко…
– Ай, беда какая! Ай, расстройство какое! – в тон чукче гулко запричитал Хадамаха.
Чукча осекся, будто поперхнувшись, и опасливо покосился на завывающего мальчишку:
– Какое расстройство?
– Тойону нашему расстройство, – неловко поднимаясь, будто собрался уходить, грустно сообщил Хадамаха. – Это ж он меня послал. Пойди, говорит, узнай, сколько там дешевых оленей и хватит ли на всю нашу команду, на всех десятерых человек, – Хадамаха принялся тщательно загибать пальцы, – …да на запасных пятерку, да на меня – на него, в смысле, на тойона. А то ведь денег-то у нас немного, а ехать-то на чем-то надо!
– Куда ехать? – не понимая, куда в их городе игрокам в каменный мяч нельзя дойти пешком, а надо обязательно ехать на оленях, осведомился чукча.
