Илона Волынская - Князь оборотней

— Мне двоих! — немедленно прошамкал дедуля Отсу. — Я старый, беспомощный… И еще вон ту бабу, стирать да готовить. А детей ее нет, не возьму, дети мне без надобности, пусть их кто другой забирает!

Женщина, на которую указала мослатый палец дедули, молча заплакала.

— Не в работники, в невольники нас берут! — выкрикнул стражник Хуту. — Чтобы человек зверю прислуживал? Не бывать такому! Пусть убираются в Океан — без них Сивир чище станет, а мы пойдем навстречу храмовому войску, там настоящие люди, они нам помогут!

Подошедший сзади дядька Бата сгреб молодого в охапку и запечатал ему рот ладонью.

— В Нижний мир они нам добраться помогут! — пробурчал он. — Мы для жриц покойники — пойди к ним, они враз в распыл пустят, чтобы не рассказали, кто на самом деле селение сжег! Спасибо, вожак Эгулэ! — старый стражник, не теряя достоинства, поклонился отцу. — У нас ничего нет и места на Сивире тоже не осталось, мы примем то, что вы согласитесь нам дать.

Хадамаха почувствовал, как у него начинают гореть щеки — будто с мороза. Ему было до слез, мучительно стыдно. Рядом негромко взревел Брат. Зато отец кивнул старому стражнику, будто так и надо, а тетя Хая деловито поинтересовалась:

— Поторопились мы, сынки, человеческих девчонок сватать. Их в служанки возьмем, а посватаетесь, как мама и хотела, — к племянницам дедули Отсу! Вот где настоящие медведицы — жир, шкуры, во!

Хадамаха увидел, как увядают улыбки на лицах девушек, как смущенно соскальзывают они со спин недавних женихов и прижимаются к старухе, видно матери или родичке.

— Мы отработаем, — шепчет, низко опуская голову, одна.

— Вот-вот! — уже по хозяйски покрикивает тетя Хая. — Не задарма ж на вас еду-то переводить — ее и так не хватает! Э, а чего мы есть-то там будем?

— Рыбу, — мрачно бурчит отец. — На завтрак, на обед и на ужин. Медуз еще можно, вместо студня. А тут пока грибы пойдут, ягода… Слышь, Хадамаха, а может, ну их, эти острова? Раз остаться нельзя, в леса уйдем? Не найдут нас храмовые, и жрицы сверху не разглядят, под елками-то!

— Когда жрицы не могут чего-то разглядеть под елками, они сжигают эти елки дотла! — отчеканила Аякчан. — На много елок нужно просто немного больше Огня.

— Я же говорила — это все ты виновата, ты и твой Храм! — склочно бросила Седна.

— Моя дочь обещала навести порядок в Храме! — защищалась Уот.

— Конечно, твоя дочь, у самой-то духу не хватит, хоть ты и дух!

Белоперая задумчиво помахивала поврежденным крылом:

— Если поселимся неподалеку от берега, мы б могли летать за грибами и ягодами — не сразу, конечно, а когда храмовые совсем убедятся, что нас нет!

На рыбьих физиономиях Тэму отразился нешуточный интерес, на физиономии отца — тоже.

— Это ты здорово придумала! — важно одобрил он. — Как обустроимся, залетай ко мне, скажу, когда отправляться да чего и сколько брать.

Лицо Белоперой стало хищным, как у падающей на добычу соколицы.

— Без медведей как-нибудь разберусь, и что мне делать, и когда. Ты лучше подумай, чем платить за ягодки станешь — мое племя на вас крыльями махать за просто так не нанималось!

— Со своих брать будешь, кура щипаная? — возмутился отец.

— Все мои свои имеют крылья, — с достоинством возразила Белоперая. — А где ваши крылья, уважаемый?

— Ты слетай, а там уж разберемся, у кого что имеется, — угрожающе прохрипел отец.

— Никак Мапа в набег собрались — за ягодами? — мурлыкнула Золотая. — Интересно будет жить с такими соседями. А меня вот заботит, сколько земли нам выделят на том острове — нас, тигров, больше, чем медведей!

— Зато у нас человеческие невольники! — выпалил отец. — Им, конечно, много не надо… но их много!

— Кто сказал, что это только ваши невольники? — Золотая скользнула поближе к отцу, глаза ее опасно поблескивали.

— Я! — нацеливаясь сгрести когтями верткую тигрицу, рявкнула тетя Хая. — Я их привела, значит, они все наши. А то и вовсе мои! — с торжеством заключила она.

Седна начала хохотать. Запрокидывая назад голову, Великая Моржиха смеялась взахлеб — и новый прилив соленой воды хлынул из располосовавшей вырубку щели.

И тогда Хадамаха отпустил распирающую его ярость.

— Молчать! — рявкнул он, чувствуя, как знакомый Жар облизывает внутренности.

И все замолчали враз, даже Седна. Хадамаха поймал устремленные на него со всех сторон взгляды, полные ужаса. Опустил глаза… По его рукам и груди под распахнутой паркой бегали искры — сапфировые и багряно-рыжие.

— Против жриц так не захотел Огненным стать, а как на родичей орать, так пожалуйста — сразу Пламя из пасти и дым из ушей! — проворчал отец.

— Молчать всем! — тем же жутким тоном повторил Хадамаха.

— Какие же они у тебя все-таки… люди, — с глубоким презрением сказала Седна. — Даже те, которые медведи, тигры и эти… — она помахала кончиками пальцев. — Птички!

— Люди! — прорычал Хадамаха, сжимая кулаки — искры засверкали у него между пальцами. — Люди — свободны! Они идут с нами на острова, селятся своим племенем и живут своим обычаем, а мы, по-соседски, им поможем! У вас есть что на это сказать, тетя Хая?

— Ой, только не надо на меня так глазами сверкать — дырку прожжешь, а у меня шкура своя, не храмовая, — тетя Хая сердито встряхнулась.

— Девушки выйдут замуж за ваших сыновей — если они еще согласны, а не то я им быстро женихов среди тигров найду! Те от таких красоток не откажутся!

— За моих пойдут! — взревела тетя Хая. — Где это видано, чтобы тетя Хая свое отдавала?

— Их мать останется жить с вами, — закончил Хадамаха.

— Ладно, — мрачно согласилась тетя Хая. — Только пусть помнят, кто тут тетя Хая, а кто какая-то там мать!

— Тетя Хая, мы бы захотели — не забыли, — согласился Хадамаха. — А вам самой помощь в хозяйстве не помешает… — Хадамаха возвысил голос: — Потому что ваши сынки пойдут помогать дедуле Отсу — он же сказал, что ему нужны работники, а братья Биату еще перед племенем свои делишки не отработали! Пусть возьмут Тасхиного братца да вот этого борца за права человека, — он указал на Хуту. — Будете на подсобных работах. Дядька Бата, ты ими командуешь!

— Как скажешь, Хадамаха! — довольно прогудел дядька.

— Моих сыновей этому оленю в работники? — заревела тетя Хая, нацеливаясь когтями на дедулю Отсу. — Да еще человека в начальство?

— Тетя Хая, а дед еще и для стирки кого просил! — ласково напомнил Хадамаха.

Тетя Хая яростно покосилась на скорчившегося от страха дедулю и замолкла.

— Сейчас все, кроме крылатых, возвращаются в свои стойбища — и быстро, очень быстро, у нас осталось всего четыре свечи времени! Собирайте вещи. На каждого — тюк, который он может унести за плечами, — скомандовал Хадамаха. — Отдельно: оружие, инструменты и вся еда, что осталась. — Поморщился и добавил: — Кроме рыбы.

— Да, Хадамаха! — звонко и с гордостью выкрикнул Белый тигренок и солидно пояснил: — Хадамаха всегда знает, что делать!

Золотая неуверенно кивнула. Только отец остался неподвижен, но Хадамаха уже повернулся к нему спиной.

— Крылатые, кто ранен, остаются здесь. Здоровые летят на Скалу крылатых и забирают всех, кто там еще остался, — храмовые стражники будут нас искать и обязательно доберутся туда. Вы найдете нас… — Он требовательно повернулся к Тэму. — Где?

— Ты же не думаешь, что я все равно разрешу вам прийти в мой Океан? — Седна взмахом руки остановила собравшегося было ответить Тэму: — Ты ведь отправишься с друзьями в Столицу — воевать с Храмом? — И, дождавшись неуверенного кивка Хадамахи, тоже кивнула в ответ: — Как только ты уйдешь, что помешает остальным вцепиться друг другу в глотки?

— Кто-нибудь… кто-нибудь другой сможет командовать всеми… — быстро сказал Хадамаха.

— Эгулэ подчиняться не буду! — ощерилась Золотая. — Он простой медведь, не Огненный, чем он лучше меня?

— Ждешь, что я тебе хвост заносить стану? Не дождешься! — немедленно вскинулся отец.

— Крылатые — свободный народ! — щелкнула Белоперая.

Седна снова рассмеялась:

— Как только они окажутся на моих островах, они снова укажут людям их место, потом передерутся между собой, а затем решат, что у моих Тэму слишком много добра и что это несправедливо!

— А если… каждому свой остров, хотя бы маленький? Чтобы они даже не знали, где остальные? — дрогнувшим голосом спросил Хадамаха.

— Если ты согласен, когда вернешься, найти их высохшие тела, — равнодушно кивнула Седна. — В Океане не выжить неопытным. И маленьким племенам тоже не выжить.

Отчаяние, которое пришло сейчас, было другим. Это не был ужас безнадежной потери, когда он думал, что их всех убьют — сожгут, взрослых и маленьких, хороших и не очень… Теперь это было другое отчаяние. Отнятой дороги. Потерянной судьбы. Дороги и судьбы, которой лишаешь себя сам, потому что так надо.