— Джеймс, — произнес хриплый голос, и на его плечо опустилась рука. — Что ты здесь делаешь? Боюсь, это место не для тебя.
— Его попросили прийти, профессор Слизнорт, — сказала вошедшая вслед за остальными Сабрина. — Директриса лично желала его видеть, а также Ральфа и Зейна. Они все должны подняться наверх.
— Наверх? — проскрипел Ральф. — Еще выше? Так мы не на вершине?
— Ах, мистер Дидл, — сказал Слизнорт, глядя на Ральфа. — Боюсь, что так, но осталось немного. Это прямо над нами. Вы вполне уверены в этом, мисс Хильдегард? Это неподходящее место для детей.
Джеймс подумал, что Слизнорт выглядит немного раздраженным из-за того, что ему, Ральфу и Зейну позволено пройти туда, куда самому Слизнорту нельзя.
— Вы были в комнате, когда директриса послала нас за ними, — сказал Тед, вкладывая в свой голос чуть-чуть суровости.
— Ну, я был там, — подтвердил Слизнорт так, словно этот факт мало что доказывал.
— Пропусти их, Гораций, — сказал профессор Флитвик со скамьи у окна. — Если их позвали, значит, они приглашены. Едва ли они будут в безопасности с нами здесь, если этот дикарь победит.
Слизнорт посмотрел на Джеймса, а затем его лицо смягчилось. Он повернулся к Ральфу и неуклюже хлопнул его по плечу.
— Представьте нас как следует, мистер Дидл.
Тед кивнул в сторону короткой каменной лесенки, выступающей из деревянного пола и идущей к люку в потолке. Джеймс, Ральф и Зейн подошли к ней и медленно поднялись по изношенным ступеням. Люк был не заперт, Джеймс откинул его, и солнечный свет на мгновение ослепил Поттера, когда тот выбрался наружу.
Комната была почти такой же формы и размера как и Пещерная Цитадель, почти целиком сделанная из камня, за исключением деревянного пола в центре, в котором и открывался люк. Вокруг были расположены мраморные колонны, но крыши не было. Солнечный свет сиял на белом мраморе и камне террасы. Мерлин сидел всего в нескольких футах впереди, лицом к трем мальчикам, когда они шагнули в мягкий ветер и теплый солнечный свет. Его лицо было окаменевшим, неподвижным, только его глаза повернулись, чтобы взглянуть на них.
— Мистер Поттер, — раздался голос Директрисы в тишине, — мистер Уолкер и мистер Дидл. Спасибо, что присоединились к нам. Пожалуйста, располагайтесь слева от меня, мы вскоре перейдем к вашей истории.
Джеймс повернулся, пока Зейн закрывал люк и увидел МакГонагалл, сидящую позади них, напротив Мерлина. Она была одета в огненно-красную мантию, выглядя в ней гораздо серьезней и представительней, чем Джеймс привык ее видеть. Также она выглядела моложе и опаснее, словно какая-нибудь деспотичная королева. Кресла, на которых они с Мерлином сидели, вырастали прямо из камня, оба смотрели друг на друга через деревянный пол в центре. Слева от МакГонагалл по краю терассы находилось еще четыре не столь впечатляющих кресла. На них расположились Невилл Долгопупс, профессор Франклин и Гарри Поттер.
— Папа! — выдохнул Джеймс, и улыбка облегчения и радости расплылась по его лицу. Он бросился вверх по ступеням к отцу.
— Джеймс, — тихо сказал Гарри, лицо его было мрачным. — Мне сказали, что ты пропал. Ты заставил нас волноваться. Я бы сам пошел за вами троими, если бы известие о том, что вы нашлись, не пришло в тот самый момент, когда я приехал.
— Как вы узнали об этом? — спросил Ральф, морща лоб.
Гарри выдавил кривую улыбку и продемонстрировал резиновую уточку Уизли. На ее дне почерком Теда было нацарапано: «Нашли их! Скоро будем!»
— Это Петры Моргенштерн, но она сказала, идея принадлежит вашей троице. Очень удобно.
— Прости я взял карту и твою мантию, пап, — быстро сказал Джеймс — Я знаю, я не должен был. Я действительно устроил неразбериху. Мерлин вернулся, и это моя вина.
Гарри перевел взгляд на кресла, стоящие в центре.
— Не будь столь строг к себе, мой мальчик. У нас будет много времени, чтобы обсудить все это позже, а сейчас думаю, у нас были другие причины, чтобы собраться здесь.
Джеймс повернулся обратно к Директрисе и Мерлину. Он почти забыл о них от восторга и облегчения при виде своего отца..
— Конечно, прости.
Трое мальчиков встали вдоль террасы позади Гарри, Невилла и Франклина. Джеймс только сейчас заметил, что на другой стороне террасы собралось удивительно много птиц и животных, пристально глядящих на Мерлина. Там были совы, голуби, вороны и даже несколько соколов. Все они расположились на перилах, на четырех креслах и на верхних ярусах террасы. Среди них неуместными казались домашние животные, которых разглядел Джеймс. Они так же глядели на бородатого мужчину. Лягушки и крысы тихо теснились среди птиц. Даже кот Зейна, Пальчик, был там, сидел впереди, и его черно-белый нос, слегка подергивался.
— Вы что-то сказали, профессор Долгопупс? — сказала МакГонагалл, она по-прежнему не сводила взгляда с огромной неподвижной фигуры Мерлина.
Невилл дернулся и встал.
— Я просто хочу выразить свои возражения по поводу ваших переговоров с этим… этим незваным гостем, который ворвался в школу с неизвестно какой гнусной целью, на языке, который мы, ваши давние партнеры и друзья, не можем понять. Кроме того, ваш удивительный наряд, я должен заметить… ну, уверен, вы должны понимать, как это выглядит для нас.
— Простите меня, мистер Долгопупс и все остальные, — сказала МакГонагалл, наконец, отводя взгляд от Мерлина и глядя на тех, кто собрался справа от нее. — Я забылась. Этот джентльмен пришел из времени формальностей и ритуалов. Я приму его, как он и ожидает, в церемониальной мантии, соответствующей моей должности. Боюсь, что когда он нашел нас, он решил, что все мы, включая меня и профессорско-преподавательский состав, это крестьяне, которые каким-то образом захватили замок. Во времена Пендрагона было крайне неприлично носить какие-то бесцветные мешки, за которые он принял наши мантии. Что до языка…
— Я могу говорить на языке ваших слуг, если вы пожелаете, мадам Пендрагон, — прервал Мерлин своим низким, громким голосом. — Хотя почему вы разговариваете с ними, как с равными, когда их стоит заковать за такую наглость, я не могу понять.
МакГонагалл вздохнула и закрыла глаза. Джеймс понял, что подобное недопонимание длится уже некоторое время.
— Это мои коллеги, а не мои слуги, сэр. Это другое время, как я вынуждена вам постоянно напоминать. Я не Пендрагон королевства. Я Пендрагон лишь крошечного кусочка земли, который вы полностью можете обозреть с этой башни. Но, да, пожалуйста говорите так, чтобы все вас понимали.
— Как пожелаете, мадам, — ответил Мерлин. — Я полагаю, теперь ваш совет полностью в сборе?
— Это так. Джеймс Поттер, Ральф Дидл, Зейн Уолкер, — сказала Директриса, поворачиваясь по очереди к каждому из мальчиков, — этот человек утверждает, что является Мерлином Амброзиусом, вернувшийся в мир сквозь время из небытия благодаря совместным усилиям призрачного ученика и еще пятерых человек. Что вы можете сказать по этому поводу?
Джеймс ответил настолько четко и честно, насколько мог, как получилось так, что три реликвии Мерлина оказались вместе на острове Пещерной Цитадели. Он был осторожен, рассказывая, к своему стыду, как профессор Джексон пытался защитить мантию и уберечь ее от попадания в пещеру, сорвать план Делакруа, но Джеймс невольно помешал его намерениям.
— Это была моя ошибка, — печально пояснил он. — Ральф и Зейн только помогали мне, потому что я рассказал им обо всем. Я хотел… — он умолк и сглотнул. — Я хотел спасти положение, я думаю. Но я все разрушил. Простите.
Лицо МакГонагалл было спокойным, но непроницаемым, пока Джеймс не закончил. Он повесил голову, но секунду спустя почувствовал отцовскую ладонь на своем плече, теплую и тяжелую. Он вздохнул.
Мерлин окинул взглядом собравшихся на и позади скамей, затем он глубоко вздохнул.
— Вижу план Астрамаддукса включал много намерений, хороших и плохих. Однако, я предполагаю, что после свидетельства этого мальчика больше нет сомнений в моей личности. Позвольте мне повторить, тем не менее, что я, по-видимому, стал предметом весьма мерзкой кампании, оболгавшей меня и опорочившей мою репутацию. Похоже, сейчас распространено мнение, что я был когда-то раздражительной и подлой личностью, человеком эгоистичных союзов и бесконечного лукавства.
Это не более правдиво, чем длинный скучный перечень приукрашенных качеств в истории про этого злодея Волан-де Морта, которого вы описали мне. Я не большее зло, чем шторм. Я убиваю лишь тогда, когда нет надежды на раскаяние или плен. Я собирал дань только с тех, кто заслужил эту плату и даже тогда треть моих сборов шла бедным и церкви. Я не ужас, к которому обращаются презренные существа, которых вы беспричинно зовете «злом», чье единственное злодеяние это несправедливо запаленные факелы, которые я наблюдал в свое время.
