— Прекратите! — я обернулась к нему. — Неужели вы думаете, что я собираюсь предстать перед миссис Густошерсткой и сообщить ей, что мы бросили вас в огне на склоне холма посреди Саламандровой бури? Еще чего! Он испуганно взглянул на меня, как будто не ожидал, что «ягненочек» способен так разговаривать. Он раскрыл рот, потом снова закрыл.
Со скрипом и грохотом к нам подкатилась разбитая телега.
— Получилось! — победоносно вскричала Корнелия. Потом вдруг споткнулась и села на землю, обхватив руками виски. — Ой! Голова болит!
Хай Лин выглядела ненамного лучше нее — бледная, запыхавшаяся. Но у нас не было времени на отдых.
— Тарани! Как дела? — посмотрела я на подругу.
— Поторапливайтесь! — выдавила та сквозь стиснутые зубы, направляя еще один язык пламени прочь от дороги. По ее лицу ручьями тек пот, его капли висели на концах косичек, очки сбились набок.
— Ирма, помоги положить мистера Густошерста на телегу.
— А как быть со сломанным колесом?
Я постаралась прицепить его покрепче. Никакого толку не вышло.
— Придется поддерживать телегу с обеих сторон. Все равно ехать под гору.
Мы подняли мистера Густошерста на ноги. Точнее, только на одну ногу, потому что вторая, сломанная, безжизненно болталась. Опираясь на меня и Ирму, он доковылял до телеги и рухнул на нее.
— Отходим, — сказала я Тарани. — Ирма, можешь ей помочь? Она не может одновременно бороться с огнем и смотреть, куда идет. — Конечно, — сказала Ирма. — Я, может быть, тоже сумею погасить пару костров.
Снова загрохотал гром. Земля у нас под ногами содрогнулась.
— Вовремя мы уходим, — заметила я. — Хай Лин, Корнелия, я понимаю, вы устали, но не могли бы вы помочь держать телегу…
Хай Лин устало кивнула и подошла к телеге. Корнелия все так же сидела на тропе, обхватив голову руками.
— Корнелия!
— Отстань, — простонала она. — Голова раскалывается.
Она выложилась до конца, чтобы подтащить к нам телегу. В ней не осталось ничего — ни сил, ни энергии…
Энергия. Да ведь это же моя стихия!
— Корнелия… Прими от меня подарок.
Она удивленно подняла глаза. Я коснулась ладонями ее лица, почти так же, как когда-то касался меня Дэнни. И передала ей силу.
Потом я коснулась усталого лица Хай Лин. Потом Ирмы. Потом Тарани. Мои плечи ссутулились. В висках запульсировала боль. А Корнелия встала на ноги.
— Зачем ты это сделала? — сказала она. — Теперь мы обе устали.
— Да, — ответила я. — Но только наполовину…
Завывал ветер. Грохотал гром. По холму стекал огонь. Но мы все-таки спустились вниз — все шестеро, целые и необожженные.
Это убежище тоже было всего лишь ямой в склоне холма. Но оно укрывало от града и алых молний. А сырая земля не пропустит пламя внутрь.
У нас не было еды, только одна бутылка теплой воды на всех. Мы поделили ее поровну. И стали ждать.
— Как ваша нога? — спросила я мистера Густошерста.
— Все так же сломана, — проворчал он. — Но ничего, заживет. Благодаря вам. Вы спасли меня. Спасибо, девчата.
Я улыбнулась.
— Не за что. Всегда рады помочь. — И тут я не сумела подавить неожиданный зевок. — Надеюсь, новый случай представится не слишком скоро…
Не помню, уставала ли я когда-нибудь настолько. Грудь болела. Теперь она уже не просто ныла — ее терзала острая, невыносимая боль. Если эта буря не прекратится в ближайшие часы, мне придется… либо идти напролом, либо попросить остальных подержать меня, чтобы я не пошла. Я хотела вернуть Сердце. И не могла больше думать ни о чем другом.
— Что такое Саламандровая буря? — спросила Ирма. Любопытство оказалось в ней сильнее усталости.
— Буря, которую устраивают саламандры, — ответил мистер Густошерст. — Такое случается, когда они дерутся друг с другом.
Я прислушалась к реву огня и рокоту дрожащей земли.
— И часто они дерутся? Он устало улыбнулся.
— Нет. Почти никогда. Дерись они чаще, весь Нимбус превратился бы в пустыню.
Наверное, Дэнни сражается с Соланой. Хотелось бы узнать, кто победит.
Только на рассвете свирепый ветер утих и оглушительный гром перестал рокотать. Кое-кто из наших сумел немного поспать. Я не сомкнула глаз. Боль в груди мешала уснуть.
— Я пойду наверх, — наконец тихо сказала я Тарани, чтобы не разбудить дремлющего мистера Густошерста.
— Мы с тобой, — торопливо отозвалась она.
— Не обязательно. Вы и так очень много сделали. — Без Тарани и Ирмы мы не спустились бы с холма и сгорели бы в огне. А без Корнелии и Хай Лин не сумели бы спасти мистера Густошерста. Можно сказать, одну битву мы уже выиграли. Как я могла сразу же тащить подруг во вторую?
— Разве не ты твердишь нам, что лучше держаться вместе? — с усталой улыбкой напомнила Хай Лин.
— Да. Я так говорила.
— Ну так что же?
— Ладно. Пошли.
Мы выскользнули из укрытия, оставив спящего мистера Густошерста. Местность снаружи преобразилась до неузнаваемости. На холме, некогда зеленом, не осталось ничего живого. Лишь черные, обугленные ямы, будто шрамы от ударов молний…
— Тягостное зрелище, — вздохнула Ирма.
— Гм, да. Пошли наверх. Саламандра-победительница, кем бы она ни была, после битвы устала и будет отдыхать, решила я. Но достаточно ли она устала? Неужели сильнее, чем мы? «Да посмотри на нас! — сказала я себе. — Мы еле ноги переставляем. Куда нам сражаться? Да еще с саламандрой?» Но все-таки, шаг за шагом, мы упрямо шли вперед. Может быть, силы для драки тоже придут сами собой, когда понадобится.
Мы одолели последний подъем. Над нами возвышалась башня саламандры, черная, квадратная, суровая, И тут я остановилась.
На ступеньках, ведущих в башню, лежала, свернувшись клубком, огромная белая волчица. Лежала и пристально смотрела на нас немигающими желтыми глазами.
— Это она, — прошептала я. — Солана. Наверно… наверно, она победила.
Что стало с Дэнни? И с Сердцем? Оно там. В башне. Я его чувствовала.
Я сделала еще один шаг и расправила плечи.
— Пропусти нас, — сказала я волчице-Солане. — Если пропустишь, мы не причиним тебе вреда.
Мои руки, казалось, вот-вот отвалятся. Грудь пылала огнем. По всему телу болела дюжина синяков, ссадин и ожогов, сил не осталось совсем. Я бы не смогла причинить ей никакого вреда, даже если бы захотела, но надеялась, что она этого не поймет. Я медленно подняла руки. Остальные, выстроившись полукругом у меня за спиной, сделали то же самое.
Волчица поднялась. Зарычала. Ее мех был отнюдь не белоснежным. Скорее пепельным. Зверь зевнул мне в лицо. Потом скользнул прочь, освободив дорогу к башне.
Я не верила своим глазам.
— Получилось!
— Очевидно, да, — подтвердила Корнелия. — Если это не ловушка.
— Выяснить это можно только одним способом, — сказала я, не желая медлить больше ни минуты. Будь у меня силы, я бы взбежала на крыльцо. Сердце было так близко. Я чувствовала, что могу протянуть руку и взять его.
На вершине лестницы оказалась комната, почти такая же, как у Соланы. Круглый очаг, полка с трофеями, дверь и балкон. Среди трофеев на полке стоял потрепанный музыкальный центр, такой одинокий и неуместный здесь. Но где же Сердце? Я лихорадочно огляделась.
С балкона в комнату вошел Дэнни. Я оцепенела. Дэнни? Но я думала, победила Солана…
— Я решила, что ты проиграл, — выпалила я.
— Нет, — без улыбки ответил он. — Я победил. — Его губы скривились в какой-то кислой удовлетворенной усмешке. — Теперь она не скоро сумеет изменить облик. Будет хромать домой, всю дорогу таща на себе эту старую волчью шкуру.
В нем что-то изменилось. Не физически, нет, — он остался в том же облике, какой я знала: сильные широкие плечи, каштановые волосы, глаза. Но что-то в нем… было не так.
И тут я поняла, что именно. Исчезла радость жизни.
— Я теперь очень силен, — сообщил он мне. — Сильнее, чем прежде. Ты не сумеешь сразиться со мной и победить.
— А ты попробуй, — со злостью предложила я. Хотя и знала, что, скорее всего, он прав. У него было Сердце. У меня — нет. Он победил Солану, от которой мы сломя голову убежали из глумсберийской башни.
— Только если ты меня вынудишь, — ответил он. — Я уже… здорово устал от сражений. — Он потер лоб. — Солана была третьей за два дня. Самой сильной, намного сильнее первых двоих, но я теперь могу одолеть их всех.
Я сделала шаг вперед. Он настороженно следил за мной.
— Отдай Сердце, — велела я.
— Почему?
Как это — почему?
— Потому что оно не твое.
— Теперь мое.
— Нет. Ты можешь держать его у себя, но я — Хранительница.
— Не слишком-то хорошо ты его хранила. Это был удар ниже пояса.
— Ты меня обманул. Соврал. Сказал, что я тебе нравлюсь. — Я страшно устала, все тело болело, а сильнее всего — грудь. Иначе я, наверное, не произнесла бы этих слов.
