Теперь он храбро ждал объяснений, хотя знал, что у Гайдученко рука тяжелая. Митя не считался с пустяками, когда его разбирало всерьез. Мать перед поркой предупреждала его: «Дмитро, опять тебя разбирает? Выдеру!..» Обычно Митя не внимал этому честному предупреждению, и его драли.
Митю Садова разобрало всерьез. Он ждал, взволнованно ерзая, как будто сидел на парте. Он ждал, как на выступлении известного фокусника — второй половины, когда маэстро повторяет свои номера, великодушно открывая всем их изнанку, и секреты перестают быть секретами, и назавтра можно начать репетировать перед зеркалом, а потом показать друзьям и услышать от них: «Силен, Садов, силен!..»
И вот «маэстро» появился на сцене. Екатерина Гайдученко выскользнула из-за стеклянной двери, как из-за кулис, и независимым шагом двинулась в сторону булочной. Митя сообразил: Лену Пирогову пошла навестить — Ленка вернулась из больницы. Поспешно спрятал кроличью лапку, которая заменяла ему белую мышь (он очень любил фокусы с белыми мышами).
— Гайдученко, погоди!
Катя оглянулась с недоброй улыбкой.
— Ты опять здесь?
— Ну… — сказал Митя, подражая Квадратику.
Мужественный тон не подействовал на Катю. Почти не поворачивая головы, она проговорила:
— Ты бы шел своей дорогой, Садов.
— Не пойду, — сказал Митя. — Ты чудеса фокусничаешь, а я своей дорогой должный ходить, да?
Катя повернулась кругом. Лицо у нее было такое, что Митя поежился, не ожидая хорошего.
— Должен ходить, должен!.. — приговаривала Катя, надвигаясь на мальчишку, как танк.
Митя живо отбежал на десять шагов, к углу дома.
— Шпионишь?! — грозно спросила Катя. — Выслеживаешь?! Все равно поймаю!
Садов потряс щеками. Нет, мол, не шпионю и не выслеживаю.
— Значит, просто так — прогуливаешься? — Она бросилась на Митю.
Он увернулся, забежал за будку с телефоном-автоматом. Катя — за ним. Он опять увернулся, вскочил в будку и стал держать дверь. Катя молча яростно дергала гремящую дверь.
Когда она просунула ботинок в щель, Митя сдался и завопил:
— Я не шпионил! Я фокус хотел узнать, иллюзион! Погоди-и!
Тут Катя вроде бы очнулась. Злые рыжие глаза стали опять серыми. Она рассмеялась. Громким, оскорбительным смехом. Садов утирал лоб и щеки, соображая, над чем она смеется? Он был уверен, что Катя на камнях репетировала иллюзионный номер, как он репетировал свои фокусы с монетами, картами и белыми мышами… Он не знал, что Катя вспомнила свои страхи: «Садов все видел, Садов все знает и растреплет по всей Дровне… Фокусник! Везде ему чудятся фокусы».
— Нет! — отрезала Катя. — Фирма секретов не выдает.
Она выдернула ботинок из-под двери и пошла было прочь, но нет! Катя не знала, что такое душа артиста. Настоящий артист должен быть готов на все ради искусства — вот как!
И артист Садов загородил дорогу Кате и воскликнул:
— Ты поступаешь, как человек из капиталистического мира, Гайдученко! Это не по-советски…
— Не правда!
— Правда! Зажимаешь. Разве не правда?!
Обвинение было очень серьезное. Приходилось объясняться, иначе получалось действительно не по-советски. Но как ему объяснишь?
— Пойми ты, чудак человек, это не мой секрет, — выкручивалась Катя. — Я дала слово никому не объяснять про этот… фокус. Иллюзион этот самый… А что ты называешь иллюзионом?
Митя, заискивая, объяснил, что фокусы можно показывать «чистые» — без приспособлений, ловкостью рук. А можно и при помощи приспособлений.
— Видела, как кролика вынимают из цилиндра с двойным дном?.. Не видела? Эх, ты!.. Вот цилиндр с двойным дном и есть приспособление для фокусов. Артист, который работает с таким цилиндром и прочими штуками, называется иллюзионистом, а фокусы с приспособлениями называют иллюзионом. Но секреты таких приспособлений берегут только капиталисты, так что если Катя не объяснит про свой фокус, то будет это не по-советски.
— Отстань! — мрачно перебила Катя. — Иллюзионщик…
Митя улыбался добродушно и растерянно. Ему казалось: вот он решится и приступит к Гайдученко с вопросом, и все получится замечательно. Она покажет «приспособление для исчезания», а он помчится домой и сделает себе такое же и даже еще лучше. Много лучше! У него есть друзья в ремесленном училище — помогут. Митя уже представлял себе покрывало, которого не видно на фоне речной воды. Серебристое, вроде палатки-серебрянки. Серебристое, отливающее, как спинка плотвички… Эх! Где только взять такой материал?
— Ну привет, Садов!
Расстроенный Митя не стал прощаться, а заложил руки в карманы и пошел рядом с Катей. А вдруг она применяла черный бархат или систему зеркал — испытанные приспособления иллюзионистов? Нет… Черный бархат годится только на фоне черного же бархата. Зеркало посреди реки не поставишь. Нет, нет! Конечно, серебрянка… Но какая? Вот вопрос.
— Ладно, — сказал Митя, — отстану. Сам попробую. Привет!
— Перемещаться? Вот чудак смешной! — вырвалось у Кати.
Вырвалось навязчивое слово. А слово-то не воробей. Действительно, раз вырвалось — не поймаешь!
Садов схватил ее за рукав.
— Куда перемещаться?!
— Ну пошли, расскажу, — сдалась Катя.
Так секрет наконец перестал быть секретом. Катя рассказала Мите о перемещениях. К Лене Пироговой она, конечно, не попала — добрый час они с Митей бродили по городку. Потрясенный Митя даже не задумался, почему доверили ему такую захватывающую тайну. Пожалуй, и сама рассказчица этого не знала. Может быть, надоело ей выкручиваться и изворачиваться — она была по натуре правдивым человеком и врала без удовольствия, по необходимости только. Может быть, замучила ее неизвестность — как быть с предупреждением Дювивье? Что она, Скупой рыцарь?
— Ну вот, — закончила Катя, — два дня прошло даром. Что делать — неизвестно.
Митя раскраснелся и шел, взволнованно посапывая. Затем надвинул фуражку на брови и заявил решительно:
— Брешешь! То есть сочиняешь.
— От дурной! Завтра же сам посмотришь!
— Это мысль, точно! — оживился Митя. — Точно! А Игоря с собой возьмем?
— Ка-ко-го Игоря? Что еще за Игорь? Трепло ты, Митька!
— Ой, он отличный парень! Местный парень, из третьей школы. Я вчера с ним познакомился.
Катя посмотрела на него с сожалением — никакой логики, никакой выдержки, трепло и трепло…
— Слушай, Митька! Слушай внимательно. Если хоть кому, если хоть одно слово без моего разрешения, мы враги на всю жизнь! Кровные враги, можешь это понять?
— Могу, — сказал Митя.
— Ты пока не можешь. Вот протреплешься, тогда поймешь. Нет, в тебе что-нибудь есть мужское?! — Катя шипела, как сердитая кошка. — Кровная вражда! Понял? Не на жизнь, а на смерть!
Митя ответил с некоторым испугом, что обещает не протрепаться никому, но Игорь-Квадратик в самом деле отличный парень, собирается быть морским радистом, и они вчера до полуночи сидели за Игоревым ка-вэ-передатчиком и имели даже связь с Югославией…
— А что это — ка-вэ-передатчик? — спросила заинтересованная Катя.
— Эге, я сам не знал до вчерашнего! Настоящая радиостанция! Там и передатчик, и приемник, и можно со всей Землей беседовать сколько влезет, а за каждую связь присылают открытку. У Игоря этих открыток — во! Целая стопка. И за вчерашнюю Югославию ему пришлют открытку…
— Здорово! — восхитилась Катя.
Ни о чем подобном она и не слыхивала, ни один из ее знакомых мальчишек не занимался таким интересным делом. Хотя среди них и были умники вроде Шведова, и лихие техники-радиолюбители, как, например, Жора Кошкин, сосед по киевской квартире. Жорка строил модели самолетов, управляемые по радио, и они летали довольно исправно, только иногда врезались прямо в землю. Эта особенность Жоркиных творений была неприятной. Самолеты «гробились», как настоящие.
— А почему «ка-вэ» передатчик называется?
— Потому что короткие волны, — важно пояснил Митя.
До следующего угла они прошагали молча, раздумывая, но каждый о своем. Митя косился на чистенькую, аккуратненькую девочку в желтых ботинках и думал, что девчонки — удивительно скрытные люди и в самых волнующих и опасных историях умеют оставаться невозмутимыми. Тут же он усомнился — Тося Матвеева визжала бы в голос на месте Гайдученко, так что невозмутимость приходилось отнести на Катин счет, а не на общий девчоночный. На углу Митя отвлекся и стал воображать, как бы он себя вел в Англии. Наверное, никак бы не вел — языка-то он не знает никакого, кроме украинского, и то плохо.
А Катя думала-думала и вдруг сказала:
— Идем к твоему Игорю…
Митя отозвался сдержанно:
— Ну-у… — и никак больше своего восторга не обнаружил. Он уже сделал выводы из Катиной справедливой критики.
— Но смотри, о перемещениях молчок! — грозно сказала Катя.
