Некоторое время Мила сидела молча, чувствуя, как ее переполняет незнакомое ей чувство, а затем спросила:
— А почему мир, о котором ты говоришь, называется По-Ту-Сторону?
— Да потому что он находится по ту сторону этого мира, — ответила Акулина. — Ведь мир он, вообще-то, один. Просто есть такие места, куда не каждый может попасть. А чтобы было понятнее, говорят: тот мир, этот мир. В мире По-Ту-Сторону тебе точно понравится, обещаю. А вход туда существует только в одном месте. Завтра рано утром мы и направимся туда.
— Но как же я поеду? — вдруг заволновалась Мила. — Ведь мне совсем скоро в школу!
— Не беспокойся, — ответила Акулина. — В Троллинбурге, как и во всяком большом городе, имеется своя школа. Именно в ней и училась твоя прабабушка.
* * *
Уже совсем стемнело, когда Акулина проводила Милу на второй этаж, в комнату, где ей предстояло провести эту ночь. После того как дверь комнаты закрылась, Мила попыталась найти в темноте выключатель, обследуя стену, но безрезультатно. Разглядев контуры кровати, она в темноте дошла до нее и, сняв обувь, забралась на постель. Комната была такая же странная, как и весь дом. Темные очертания комнатных цветов шевелились, и Миле казалось, что цветы живые. Дверца большого платяного шкафа поскрипывала, отворяясь, и сама собой прикрывалась обратно, словно кто-то подглядывал за гостьей. Лежа без сна и глядя на яркую звезду, заглядывающую в окно и загадочно подмигивающую, Мила размышляла.
Она никак не могла решить: нравится ей то, что она узнала о себе, или нет. Ведь если подумать… Из-за того, что она необычная, не такая, как другие, ее никто никогда не любил. Даже тогда, когда она и знать не знала, чем именно отличается от остальных людей. Родная бабушка чуралась ее, а Степаныч вообще хотел от нее избавиться. Наверное, если бы она была обычной, они бы относились к ней по-другому, она бы нравилась им больше. Хотя… С другой стороны, сейчас она не была уверена, что хотела бы нравиться такому человеку, как Степаныч. А бабушка? Разве это правильно, что бабушка относилась к ней плохо только потому, что Мила не такая, как ей бы хотелось? Ведь и Акулина, и Прозор, и Барбарис отнеслись к ней хорошо. Они были с ней очень дружелюбны, хотя она им совсем чужая.
Но потом Мила вдруг подумала:
«А все-таки это так удивительно! Неужели она сможет совершить какое-нибудь волшебство? Вот было бы здорово сделать так, чтобы домашнее задание само выполнялось, как, например обед Акулины».
И тут она подумала, что быть волшебницей, наверное, скорее хорошо, чем плохо. Она так расфантазировалась, что, и сама не заметила, как уснула.
Рано утром ее разбудила Акулина, постучав в дверь.
— Подъем, — шепотом сказала она.
Мила протерла глаза и встала. Дверца шкафа не скрипела — наверное, ее обитатели еще спали. Она поправила покрывало, на котором спала, и вышла из комнаты.
Внизу их уже ожидали Барбарис и Прозор. Сонно зевая, они сидели за столом: Барбарис наливал из котелка холодный суп, а Прозор Прозорыч попивал кофе из маленькой кофейной чашки. Ночь за окном уже рассеивалась и отступала. Очертания домов и деревьев вырисовывались на фоне светлеющего неба.
— Мы отправляемся, — сказала Акулина.
— Поедем на машине? — поинтересовалась Мила.
— Нет, — отрицательно покачала головой Акулина. — Полетим. Моя ступа двоих выдержит. Тесновато будет, но, как говорится, в тесноте, да не в обиде. Не бойся, — добавила она, заметив удивление на лице Милы. — Это совершенно безопасно.
— Я не боюсь, — ответила Мила, которая и в самом деле почувствовала, что ей не терпится попробовать.
Прозор опустил очки, окинув Милу недоверчивым, внимательным взглядом, и, возвращая их обратно, поднял глаза на Акулину.
— Не врет, — сообщил он.
Барбарис на это громко хмыкнул и ухмыльнулся.
— Еще бы! Ясное дело, не врет! С таким-то цветом! — теперь он посмотрел на Милу. — Я не прощаюсь. Думаю, скоро свидимся.
И он тут же набросился на холодные фрикадельки.
— Погода летная, — сказал Прозор, — ни дождя, ни ветра.
— Я думаю, долетим без проблем, — согласилась Акулина и, обращаясь к Миле, спросила: — Ну что, пойдем?
Мила кивнула и, попрощавшись с Прозором и Барбарисом, стала подниматься вслед за Акулиной наверх. Они поднялись на чердак. Здесь был очень широкий дымоход, а прямо под ним стояла та самая ступа, которую вчера видела Мила. Акулина открыла дверцу и Мила вошла внутрь. Ступа была высокой — Миле выше пояса.
— Держись, — предупредила Акулина, становясь позади нее и закрывая дверцу.
Было и впрямь немного тесновато, но не теснее, чем в городском троллейбусе в час пик.
— Трогай! — раздался громкий голос Акулины, и в тот же миг ступа оторвалась от пола.
Мила видела, как неокрашенные доски пола словно начали падать куда-то вниз. Потом резко потемнело. Ступа пронеслась сквозь дымоход, как через темный туннель, и вынырнула над крышей. Черная кошка на крыше была как живая, но ступа поднималась выше, и Мила убедилась, что это только лишь плоский металлический флюгер. Подул ветер, и «кошка» с тихим скрипом завертелась вокруг своей оси.
Сначала Мила даже дышать забыла, настолько это было странно и вместе с тем захватывающе — лететь над домами в предрассветных сумерках. Ступа летела, немного наклонившись вперед, и было страшновато смотреть вниз, тем более что с каждой минутой они набирали высоту и скоро дома, дороги и деревья стали походить на игрушечный город. Мир показался Миле большим, а голубеющее небо — бесконечным. Свет становился все ярче, и Мила впервые по-настоящему ощутила: она летит в сказочную страну, а позади остается ее прежняя жизнь.
Вскоре местность внизу изменилась. Исчезли крыши домов, городские площади, улицы и переулки. Дорога теперь была только одна: извилистая широкая трасса по правую сторону от них.
Мила с восторгом смотрела вниз на маленькие деревушки, разбросанные вдоль всей трассы, и зеленые островки деревьев, которые разрастались все больше и гуще, чем дальше они летели.
За городом Мила была лишь однажды. Ей тогда было семь лет, и она готовилась пойти в первый класс. Вместе с бабушкой и Степанычем на желтом «Запорожце», который тогда выглядел ничуть не новее, чем теперь, они выехали за грибами.
Откровенно говоря, Мила подозревала, что в лес ее вывезли только затем, чтобы нечаянно потерять. Теперь, после признаний Степаныча, она была в этом уверена. Но случилось так, что заблудились, наоборот, бабушка и Степаныч. Благодаря какому-то необъяснимому чутью Мила с легкостью вышла из леса и забралась в «Запорожец», который оставили на перевале. И стала терпеливо ждать.
Когда к вечеру бабушка и Степаныч, наконец, выбрались из леса, то выглядели они так, словно их жевал медведь. Но поскольку они все же вернулись живые, то медведю они, вероятно, пришлись не по вкусу, и он их выплюнул.
Увидев Милу, бабушка, не говоря ни слова, но кипя от ярости, села в машину, да так хлопнула дверцей, что та взяла и отвалилась. А Степаныч сначала буравил Милу взглядом сумасшедшего и выпускал дым из ушей, но, когда отвалилась дверца, заплакал, как ребенок, кривя физиономию то ли от горя, то ли от злости.
В общем, затея с походом за грибами имела довольно сомнительные последствия. Но благодаря ей Мила теперь знала, что ступа Акулины летит в направлении Ангарского перевала, который пролегал меж двух гор — Демерджи и Чатыр-Даг.
Вероятно, решила Мила, где-то там и находится вход в мир По-Ту-Сторону.
Глава 4
Транспространственное посольство
Ступа стала опускаться в густые заросли деревьев. Она приземлилась прямо в дупло трухлявого дерева. Правда, от дерева мало что осталось: наверное, когда-то в него ударила молния. Но теперь вершина этого дерева представляла собой что-то вроде короны с просторным гнездом. Акулина открыла дверцу, и они по очереди вышли из ступы. Потом сквозь расщелину в дереве выбрались наружу и спрыгнули вниз. Мила подняла глаза и убедилась, что ступа надежно скрыта в древесной кроне от посторонних глаз.
— Теперь нам нужно идти пешком, — сказала Акулина, и Мила пошла вслед за ней сквозь заросли деревьев.
Они прошли совсем немного, когда под ногами у них показалась возникшая неизвестно откуда тропа. Потом шли долго: полчаса или больше. Шли молча, и Миле казалось, что так надо.
Лесная тропа закончилась так же внезапно, как и появилась, и Мила с Акулиной вышли на большую, освещенную утренним солнцем поляну. Первое, что бросилось в глаза Миле, был высокий холм, заросший травой. А из земли торчали корни и коряги, обвивая холм со всех сторон и очень смахивая на лежащих на земле без движения змей.
Сама поляна больше напоминала оживленную центральную улицу большого города, нежели чащу леса. Всюду были люди. Много людей. Одни были одеты совершенно обычно, другие выглядели очень странно; были здесь и взрослые, и дети, в основном сверстники Милы, но были и постарше. Некоторые из них держали в руках метлы, а рядом с другими стояли большие и маленькие ступы. Ступы были разные. Одни — простые, деревянные, окрашенные обычной краской или не окрашенные вовсе. Но были и такие, от которых Миле было трудно отвести глаза: отливающие на солнце разноцветными лаками, украшенные серебристыми металлическими деталями с красивыми надписями — они очень напоминали новенькие иномарки.
