Он шагнул в сторону от россыпи мяса.
Счастливчик залился счастливым лаем и нырнул под прилавок, не забыв как можно дальше обогнуть лужу воды и шипящую змею. Он был хорошо воспитанным псом, поэтому первым делом благодарно вылизал морду Старому Охотнику и был сполна вознагражден довольным ворчанием старика.
Продемонстрировав друг другу свое почтение и расположение, оба пса, чрезвычайно довольные друг другом, растянулись на полу и набросились на еду.
Полуоттаявшее мясо на вкус оказалось лучше всего, что Счастливчик пробовал в своей жизни или только мечтал попробовать. Он пожирал его шумно, жадно, грязно и быстро. Только после того, как был утолен приступ волчьего голода, он стал жевать более тщательно и даже нашел в себе силы поддерживать светский разговор со Старым Охотником.
До чего же это оказалось здорово — есть мясо вместе с другом!
— Ну-с, — прошамкал Старый Охотник, впиваясь зубами в полуобглоданную кость. — Где ты был, когда все это случилось?
Счастливчику даже в голову не пришло уточнять, что имеется в виду. Ясное дело, что речь шла о Большом Рыке!
— Я был в Западне, — ответил он, невольно поежившись при одном воспоминании. — Меня поймали несколько без-солнечниц тому назад.
— Не повезло, приятель, — сочувственно покачал головой Старый Охотник.
— И не говори! Хотя, это как посмотреть. Большой Рык освободил меня. Может, Собака-Земля сжалилась надо мной. — Счастливчик ненадолго задумался, потом посерьезнел. — Нужно будет зарыть для нее кусочек мясца, когда выйду наружу.
— Верно говоришь. Только не забудь оставить побольше для себя. Собака-Земля поймет, она мудрая.
— Ты прав! — Счастливчик был в восторге от рассудительности и понимания старого пса. — А ты? Где был ты, когда случился Рык?
Старый Охотник крякнул и зажмурился, видимо, вспомнив что-то приятное.
— Охотился на кроликов в парке. И с большим успехом, смею тебя заверить.
Счастливчик облизнулся. Теперь, когда ужасный голод перестал глодать изнутри его живот, он мог позволить себе с приятной тоской вспомнить вкус свежей крольчатины.
— Что и говорить, гоняться за ними — одно удовольствие, — горячо поддержал он. — Но поймать бывает нелегко.
— Тут нужна воля, — крякнул старик, слизывая последние кусочки мяса с кости. — И чуток хитрости. Притворись дружелюбным, дай кролику понять, что ты ничем ему не угрожаешь. Держись спокойно и равнодушно, а главное, не показывай свой голод, как бы он тебя не терзал! И вот когда пушистый дурачок подойдет на расстояние вытянутой лапы — тогда прыгай!
— Да я так раньше и делал, только эти кролики такие верткие, прямо из лап выскальзывают.
— А ты навались на него всем телом! Кролика одними лапами не поймаешь, он тут же выкрутится!
— Спасибо! — с благодарностью закивал Счастливчик. Всем своим самым лучшим охотничьим приемам он был обязан Старому Охотнику. — Что и говорить, ты лучший охотник из всех, кого я знаю. Наверное, ты с самого детства ловил дичь на воле! Я и сам вижу, что мне нужно научиться настоящей охоте, а не только попрошайничеству да вынюхиванию, где что плохо лежит.
Некоторое время Старый Охотник задумчиво глодал кость, вылизывая мозг.
— Знаешь, я ведь не всю свою жизнь жил вольным, — пробормотал он. Потом сел, с наслаждением поскреб шею задней лапой, а потом слегка раздвинул свою густую шерсть. — Видал?
Счастливчик замер с разинутой пастью. Этот тонкий участок голой незарастающей шкуры никак не мог быть тем, о чем он подумал! Или?..
— Когда-то я был цепной собакой.
Счастливчик ушам своим не верил.
— Ты? Ты жил с Длиннолапыми?
— Давно, когда щенком был, — ворчливо ответил Старый Охотник. — И совсем недолго, слава небесам! Мои Длиннолапые куда-то переехали, а меня с собой решили не брать. Так я начал выживать сам по себе. Но врать не стану — был и я цепной собакой.
— А как же твой… Ну, этот… — пролепетал Счастливчик, не в силах даже произнести вслух это слово.
— Ошейник, что ли? Я сам содрал его с себя. Честно скажу, это было непросто, — глаза Старого Охотника помрачнели. — Но что было делать? Я рос очень быстро, ошейник с каждым днем все сильнее врезался мне в шею. Если бы я его не разгрыз, он бы меня точно удавил. Пришлось жевать его целый день, да еще всю ночь в придачу, но я справился. Зато теперь я точно знаю: умру, а больше никогда не стану собачкой-на-поводочке!
Дрожь пробежала по телу Счастливчика. Ошейники были для него чем-то противоестественным, живые собаки — такие, как он или Старый Охотник — не должны были их носить! Это было неправильно, немыслимо и очень-очень плохо!
Страшно подумать, каково это — почувствовать на своей шее мертвую хватку ошейника, душащего, усмиряющего! И все-таки Счастливчику вдруг показалось, будто он может представить себе это ощущение. Что-то неуловимое промелькнуло в его памяти. Неужели?..
Смутно, с трудом, словно в тумане, Счастливчик вспомнил свою Щенячью стаю. Все щенки в ней носили ошейники, это он хорошо помнил. Значит, он тоже носил? Значит, и он был отмечен ненавистным символом покорности, плена, рабства у Длиннолапых?
Да, но что же с ним случилось? Почему он так плохо помнит свое прошлое? Что сделало его давние дни такими далекими, смутными и неотчетливыми? Счастливчик ничего не помнил. Более того, он не хотел вспоминать и не только из чувства отвращения к какому-то дурацкому ошейнику.
Нет, тут было что-то еще. Он не мог без тоски и муки вспоминать о своей Щенячьей стае, но не понимал, чем вызвана эта боль. И все-таки у него были эти воспоминания: тепло тел со всех сторон, стук маленьких сердец рядом, теснота, уют и шум в переполненной корзинке…
Счастливчик вздрогнул, шерсть у него встала дыбом. Полузабытые образы, как всегда, привели с собой мучительное, пугающее чувство тоски, грусти и отчаяния. Счастливчик не знал, чем оно вызвано, и не хотел знать. Он встал на лапы, потянулся и тявкнул, прогоняя тупую боль в груди. Потом опустил голову и лизнул Старого Охотника в ухо.
— Спасибо, дружище.
— Не за что, малыш. Удачи тебе.
Счастливчик заколебался. Удачи? Но разве сейчас удача не одинаково нужна им обоим?
— Старый Охотник… я тут вот что подумал… Может, это прозвучит ужасно глупо, но что если нам с тобой не объединиться, хотя бы на время? — Он с молчаливой мольбой заглянул в глаза старому псу и лихорадочно заговорил дальше: — Совсем ненадолго! Только до тех пор, пока мы не привыкнем к переменам!
Старый Охотник не проронил ни слова, он только смотрел на Счастливчика с затаенной грустью в глазах. Счастливчик не знал, как расценивать его молчание, поэтому, на всякий случай, решил сказать что-нибудь еще.
— Я знаю, что в глубине души мы с тобой псы-одиночки. Поверь, я все это понимаю, и помню, что в обычное время мы жили и будем жить сами по себе. Но сейчас все так сильно переменилось, жизнь стала опасная и непонятная… Большой Рык все перевернул с лап на голову! Может быть, нам стоит какое-то время пожить вместе, чтобы заботиться друг о друге? Мы станем славной стаей, ты и я, и еще…
Он не договорил и опустил голову. Старый Охотник тяжело поднялся на лапы.
— Прости, Счастливчик, — проворчал он. — Но это не для меня. Мне это не кажется… правильным да и нужным тоже. Я по-другому смотрю на мир. Нельзя позволить Большому Рыку победить. Нельзя позволить ему изменить нас.
— Но… вспомни про светоносную змею! Она тебя чуть не ужалила, помнишь? Если мы будем вместе, то…
Взгляд старого пса стал жестче.
— Я не спорю, ты спас мне жизнь… Наверное. Но это ничего не меняет. Мы должны продолжать выживать в одиночку, как делали это раньше. Понял? Каждый пес за себя, каждый выживает в одиночку. Так было, и так будет, и никакой Большой Рык этого не изменит!
Счастливчик уныло повесил голову, потом лизнул Старого Охотника в голову.
— Я все понял. Спасибо тебе еще раз…
— Это тебе спасибо, дружок. На.
Повернувшись к своим запасам, Старый Охотник взял в зубы огромный кусок мяса и бросил его к ногам Счастливчика. Тот с изумлением открыл пасть.
— Бери давай, чего пасть распахнул? — грубовато прикрикнул на него старый друг. — Я не обеднею.
Счастливчик радостно взвизгнул и схватил мясо зубами. Бросив последний влюбленный взгляд на Старого Охотника, он кивнул, взмахнул хвостом и побежал прочь.
Вскоре он перешел на усталый шаг, а потом и вовсе остановился. Постоял, поудобнее перехватил зубами мясо. Он был сыт, и его клонило в сон, а место, возле которого он остановился, казалось идеальным уголком для сладкого сна.
Это был внутренний домик молла, почти неотличимый от других точно таких же домов, только набитый более крупными вещами, которые так любят Длиннолапые. Здесь были даже длинные и мягкие сиденья и лежанки из той же старой кожи, из которой Длиннолапые делают себе мешочки для сокровищ.
