— И что?
— И мы можем его одолеть или так смотаться, — глупо повторил Макс, попутно отмечая, что не все так просто, как ему казалось. Вот Старика нет, а Сашка бежать не торопится. Может, его что-то держит, кроме Старика, м-м?
Сашка взял валенки у гроба и начал обстоятельно выколачивать из них пыль:
— Смотри, это надо делать каждое утро, иначе…
— Да ты что, Санек?! Какие валенки?! Я говорю: бежим отсюда!
— Беги. — Сашка кивнул на гроб.
Макс подошел ближе и увидел: в стене рядом с гробом был маленький коридорчик, шага на два. А в конце коридорчика: свет! Вот почему он мог видеть под землей! Тут же все освещено, прямой выход на волю! Не удивлюсь, если в эту нору лисы наведываются….
— Так у тебя все это время был открыт выход? И ты не сбежал?
— Кому я там нужен…
— Шутишь, да?
Санек вышел в коридор, первый выбрался наружу. Макс тоже вышел и оказался в могиле. Той самой, которую вчера вычищал от снега. Санек выбрался наверх, сел на скамеечку у ограды. Макс рядом.
— Да пошли уже, Старик же скоро придет!
— Иди. Только вспомни сначала, как я сюда уходил.
Вспомнил. Сашка в тот день стукнул вожатому. Ребята его побили, можно сказать, они же и прогнали. Но при чем здесь это?
— Ну знаешь, я думаю…
— А вспомни, как ты уходил, — перебил Сашка.
И это вспомнил. Макса тащили в могилу, и никто не помог. Отец и тот…
— Погоди, ты намекаешь, что это все — работа Старика?
— Ага, — просто ответил Сашка.
Интересно получается. Ну, допустим: Серегин нож Старик сам отобрал, нарочно или нет сделав Макса вором. А как Сашка мог, например, настучать вожатому? Под гипнозом, что ли?
— Так ты настучал тогда Владику или нет?
— Я что, совсем?
И Макс поверил, что Сашка не виноват. И, кажется, готов был кое в чем согласиться с ним, но:
— Слушай, но обиды — не повод себя хоронить? Ну не нужны мы в лагере никому, что с того-то?
— А тебя уже похоронили, — ответил Санек. — Ты здесь, значит, тебя больше нет.
— Как это нет? Вот он я, вот он ты. Хочешь, ущипну?
— Дурак ты, Макс. — На всякий случай Санек отодвинулся. — Ты-то меня можешь ущипнуть, и я тебя. А ребята из лагеря или, например, родители, уже нет. Они тебя даже не видят.
И Макс опять поверил. Просто вспомнил, как Сашка исчез: вместе со всей мебелью и памятью. И ребята, и вожатый в один голос твердили: «Нет такого мальчика в нашем отряде». Один Макс помнил, но он сам к тому времени…
— Почему?
— Потому что мы связались со Стариком, я думаю… Он уничтожил нас, просто уничтожил. Нет нас, понимаешь? Можешь идти домой, в лагерь, на все четыре стороны. Тебя там никто не ждет, потому что тебя нет.
— Погоди! В лагере — допустим. Меня вон вчера уже в списках не было. Но дома!..
Сашка покачал головой:
— Если ты здесь, то тебя уже нет.
— Да не может быть! Я еще ночью был дома и все…
Сашка покачал головой, но Макс не сдавался.
— Не верю я!
— Поезжай, посмотри, — пожал плечами Сашка. — Только лучше не надо, сам не рад будешь.
— Как не буду! Сейчас же поеду и посмотрю!
Сашка уже спрыгнул в могилу и, буркнув: «Нагуляешься — приходи», — исчез под землей.
Что-то знакомое… Ах, да: Старик тоже так говорил: «Нагуляется — придет». Быстро же Сашка нагулялся!
Все утро Макс добирался до дома: путешествовать, когда тебя нет, оказалось не так уж просто. От кладбища до города всего километров тридцать. В другое время Макс поймал бы попутку и был бы дома через полчаса. Но как прикажете ее ловить, когда тебя нет? Водители на дороге просто не видели Макса. Велосипедисты зимой обычно не встречаются, был один мотоцикл, Макс попытался запрыгнуть на ходу, но только расквасил себе нос. Нос, кстати, болел. И кровь шла, все как у людей, Макс даже засомневался: как это его нет, когда вот он, живой с разбитым носом… А водители все пролетали мимо.
Макс шел пешком долго, не забывая сторониться машин и на всякий случай голосовать. Вроде все объяснили, а не верилось. Ну как это «нет тебя»? Вот же он: руки-ноги, нос расквашенный, опять же. А водители не видят. А может, просто вредничают все разом?
На пробу Макс понаделал снежков и стал швырялся в проезжающие машины. Снежки врезались в крылья и стекла гулкими плюхами и тут же исчезали. Как будто таяли, только очень, очень быстро. А самое главное: водители. Вот сидишь ты за рулем, дремлешь себе, и тут прямо в лоб летит… Любой водитель сперва среагирует, а уж потом будет разглядывать, что там такое прилетело и кого за это благодарить. А эти — ноль внимания! Хоть бы притормозил кто или вильнул — нет. Не видели. Точно не видели. Кажется, даже не слышали ударов, иначе хоть бы кто вздрогнул.
Сперва Макса это забавляло (на такой долгой пешей прогулке надо же чем-то себя развлечь!), а потом он начал злиться. Сошел с тропинки, нашел корягу пострашнее, да и выкинул на шоссе. Посмотрим, кто рискнет проехать мимо!
Тут же, как по заказу, мимо пронеслась черная «Мазда». Проехалась по коряге и унеслась в голубые дали, оставив после себя чистую дорогу да следы шин. А коряги не было. Неужели на поддоне утащили?! Та-ак!
Стало уже интересно. Пришлось, конечно, немного побродить, поискать вторую корягу, но развлечение того стоило. Макс вытащил на дорогу хорошее бревно, в две ноги толщиной, и чудо не заставило себя ждать.
Все произошло, как с «Маздой». Очередная машина пролетела, не притормаживая. Вот уже бревно у самого колеса, еще секунда и… И нет бревна, как не было. Макс не верил своим глазам, но пробовать еще не хотелось. Вот уж действительно мартышкин труд!
Он шел вдоль дороги, швыряясь в машины то снежками, то палочками, а то и чем потяжелее, что там попадется под ноги. Водители не замечали ничего, и машинам ничего не было. Макс, похоже, начал кое-что понимать, и от этого хотелось набить кому-нибудь морду.
Если идти, то когда-нибудь все-таки дойдешь. Каких-то двадцать пять километров, каких-то пять часов, каких-то не считал сколько шагов, вот уже и дом. Дом. Код домофона еще не забыл, три ступеньки, первый этаж. Где ключи? В кармане ключи.
— Я пришел! — крикнул по привычке, а в ответ — тишина. Неужели Сашка не ошибся! После того, что было на дороге, Макс уже верил. А все равно не верилось. Вот как это «нет его», когда вот он здесь, домой пришел, радуйтесь, родители. Вон и ботинок его на полу валяется, как же нет? Просто телик на полную громкость включен, вот и не слышно Макса из комнаты. Он толкнул дверь и вошел.
— Привет.
Мать сидела в кресле с вязанием, краем глаза поглядывая в телик. Не обернулась. Так, спокойно! Ну и что, задумался человек, телик орет, опять же. Макс подошел ближе и сел на корточки прямо перед ней, заслонив собой экран.
— Ку-ку. Я дома! А вы думали, где я шляюсь, так вот он я!
Никакой реакции. Вчера же еще был здесь, эй! Вчерашний ремонтный раскордаж, коробки по всем углам и мешки со строительным мусором. А в комнате Макса еще, небось, тот спальник лежит! Прошел посмотрел — лежит. С примятой подушкой и прочитанной книжкой. Лежит, надо же…
Зашел на кухню: отец сидит, ложкой чай мешает, на Макса — никакой реакции.
— И ты, Брут?!
Отец шумно отхлебнул из чашки, даже глаз от газеты не поднял. И как теперь с ними жить? Конечно, в этом есть свои плюсы: можно, к примеру, гулять, сколько влезет, в школу не ходить, никто тебе ничего не скажет. Никто. Ничего! Вообще!
Макс почему-то опять вспомнил Сашку. Его-то никто не предупреждал. Небось полдня по лагерю бегал ко всем приставал, пока не понял, что бесполезно. Или по дому, из лагеря-то он ушел еще утром… Вот каково человеку было: ходить по дому, где тебя больше нет, трясти за плечи людей, у которых тебя больше нет, и удивляться, отчего тебя не замечают.
Все-таки привыкнуть к этому нельзя! Макс махал у отца ладонями перед лицом, тряс его за плечи, пинал табуретки так, что они разлетались по всей кухне. Казалось, отец просто с ним не разговаривает, за вчерашнее сердится или еще что. Одно дело, водитель на дороге тебя игнорирует, а тут…
— Земля! Земля! Я здесь! Ты думал, чьи ботинки в коридоре лежат, так это мои!
На слове «ботинки» отец как будто что-то вспомнил и вышел в коридор. Макс пошел за ним: неужели докричался?
В прихожей отец полминуты разглядывал пустой пакет, висящий на дверной ручке, наконец сделал вывод:
— Опять кто-то хлеба не купил.
Мать только пожала плечами: что тут было возразить, а отец… Отец напялил ботинки Макса, взял пакет с дверной ручки и пошел себе за хлебом.
— Дверь не запираю!
Макс так и сидел на тумбочке в прихожей, смотрел на дверь и думал, что ботинки-то у них с отцом одинаковые. Он просто так обрадовался, увидев «свой», что забыл. Ботинки Макса на нем самом, все правильно.
Идти в комнату не хотелось: он сидел, пока отец не пришел. Потом с ним попил чаю, тихо, как пустое место. Еще заметил, что табуретки его тоже нет.
